По-видимому, он не привык много ходить, так как пот градом лил с его красного лица, которое он поминутно вытирал огромным красным платком, размером похожим на простыню.

Я и Холмс удивленно взглянули на пришедшего.

— Вы меня тово… Прошу прощения, что потревожил, — заговорил, между тем, пришедший. — Сказывали мне, что вы, значит, из самых что ни на есть огромных сыщиков будете… по части, значит, жулья разного…

Не будучи в силах удерживаться далее, Холмс и я громко расхохотались.

— Должно, ошибся? — растерянно пробормотал толстяк. — А мне в полиции по секрету сказали…

Холмс весело подмигнул мне, — «вон, мол, это откуда».

— Что же вам там сказали? — спросил он, обращаясь к толстяку.

— То, что в город наш приехал самый, про которого все книжки пишут, будто от него ни один жулик не уйдет! — ответил растерянно пришедший. — Не то Шеврок Хомс, не то иначе как-то прозывается…

— Может быть, Шерлок Холмс? — засмеялся сыщик.

— Во, во, он самый! — обрадовался купец.

— Ну, так это я самый и есть, — произнес Холмс.

— Слава тебе, Господи! — обрадовался толстяк. — Я, было, уж испугался, что не в тот номер залез!

— Вы, вероятно, ко мне по делу? — спросил Холмс. — Только имейте в виду, что я завтра собираюсь уезжать…

— Ох, уж подождите, Бога ради! — заволновался купец. — Дело-то мое нешуточное. Вся полиция с ног сбилась, да так-таки ни одного следа до сих пор не нашла!..

По мере того, как говорил толстяк, Холмс становился все внимательнее и серьезнее.

— Будьте любезны, расскажите ваше дело. Только помните: я не люблю многословия! — поторопил он.

— Коротко, батюшка, коротко! — успокоил его толстяк.

Он уселся на предложенное Холмсом кресло и заговорил.

— Первой гильдии купец я… Андрей Лазаревич Хоменков. Торговля моя помещается на главной улице и состоит из трех магазинов рядом. В одном торгуют винами, фруктами и гастрономическим товаром, в другом — готовым платьем, мехами и мануфактурой, а в третьем — золотыми, бриллиантовыми и серебряными вещами. Значит, в городе я самый богатый человек есть и мои магазины в первую голову идут. Сказать надоть, что все мои три магазина помещаются рядом, в нижнем этаже моего собственного дома, и не соединены между собою, а каждый имеет свои входы и выходы. Только склад в подвальном этаже общий. Верхний этаж занимаю наполовину я, а наполовину — мой старший женатый сын.

Купец сделал маленькую передышку и снова заговорил взволнованным голосом.

— Так вот-с, с месяц тому назад запер, это, я магазины и прихожу домой. Вдруг подают письмо. Не соизволите ли прочесть его?

С этими словами Хоменков вынул из бокового кармана распечатанный конверт и подал его Холмсу.

Тщательно осмотрев его, Холмс произнес:

— Штемпель Самары. Послано тридцать четыре дня тому назад. Почерк твердый, энергичный, но сильно измененный. Посмотрим, что он пишет.

Холмс вынул из конверта тщательно сложенный лист почтовой бумаги и, развернув его, прочел:

«В вашей витрине я видел две прекрасные броши: в одной внутри солитеры, кругом сапфиры, а в другой — рубины. Будьте любезны положить их в трехдневный срок около дерева в правом заднем углу вашего сада. Если обманете, то потеряете больше».

— Подписи нет, — задумчиво произнес Холмс, снова складывая письмо.

И, обернувшись к Хоменкову, он спросил:

— Вы, вероятно, не исполнили требования?

— То-то, что нет! — с видимым сожалением ответил купец. — Я с этим письмом пошел напрямки к полицеймейстеру. Поговорили, порядили, да и порешили положить приманку. Снял я с витрины броши, а пустую коробочку положил в означенном месте. Ну, сыщики, конечно, в засаду сели. Глаз, можно сказать, с коробочки не спускали и все-таки не уследили!..

— Она пропала?

— Ну, вот, словно дым исчезла! — со злобой воскликнул купец. — Была и вдруг не стало.

— И никаких следов?

— Никаких!

— Странно! — произнес задумчиво Холмс. — Что же было потом?

— Как пропала из глаз наших коробочка, — заговорил купец, — так я совсем голову потерял. Около магазина поставили двух городовых, а одного из преданных служащих я стал запирать на ночь в магазине. Туда и кровать ему по-ставили. Ночных сторожей еще двух прибавил, одним словом, охранял магазин лучше, чем банк… Прошло, таким образом, около месяца, и мы стали было успокаиваться. Только прихожу, это, я пять дней тому назад в магазин. Отворяю, — все честь честью. Входим… Гляжу — приказчик все еще спит. Стал его будить — не просыпается. Меня так и хвати догадка! Бросился я к ящикам, гляжу — все заперты. Открыл, да так и ахнул! Ни единого хорошего камня не оставлено! Я — туда-сюда, в полицию! Приказчика доктора в себя привели, да толку от него никакого не добились. Он, видишь ли, сам не знает, как уснул, ничего не видел и не слышал! Доктора говорят, будто газу ему какого-то понюхать дали. Перешарили мы все погреба, все углы и хоть бы тебе что! Словно в воду канули грабители. Никаких следов! В погребе — все в порядке. Правда, нашли несколько пустых бутылок да раскупоренных банок… Вероятно, служащие мои по временам украдкой лакомились. Но следов никаких!..

— Это очень любопытно! — перебил Холмс. — Хорошо ли вы помните, что заперли все замки?

— Еще бы! Незадолго перед тем я купил новые замки с секретами, которых никто, кроме меня, не знал. Каждый сам и запирал.

— Окна тоже оказались целыми?

— Ни одной царапины! — развел руками купец. — Всего пропало товару на тридцать две тысячи!..

И, тяжело вздохнув, он добавил:

— Эх, знал бы, так уж лучше отдал бы обе броши! Все же пять тысяч, а не тридцать две!

— Значит, преступление было совершено пять дней тому назад?

— Да.

— И нет никаких следов?

— Хоть убей — никаких.

Холмс решительно поднялся с места.

— Ваша история настолько сильно заинтересовала меня, что я почти уже решил взяться за нее. Потрудитесь немедленно провести меня в ваш магазин. Если преступление действительно настолько таинственно, как вы рассказываете, то я готов остаться еще на некоторое время в Костроме.

— Ах, батюшка! Да я сию минуту! Пойдемте, пойдемте! — захлопотал купец, вскакивая с места.

Не откладывая решения в долгий ящик, мы набросили на себя пальто, взяли шляпы и в сопровождении толстяка вышли на улицу.

Следуя за Андреем Лазаревичем Хоменковым, мы прошли мимо памятника Михаила Феодоровича Романова, повернули на главную улицу и, пройдя ее до половины, остановились у длинного, двухэтажного дома, в нижнем этаже которого помещались три названных магазина.

— Сюда-с! — пригласил Хоменков.

Мы вошли в ювелирный магазин.

— Все ли здесь осталось в таком виде, в каком было утром в день ограбления? — спросил Холмс, обращаясь к хозяину.

— В том самом виде, — подтвердил тот.

— В таком случае, разрешите мне осмотреть ваш магазин.

— Сделайте милость!..

Получив разрешение, Холмс принялся за работу.

Он самым тщательным образом исследовал все окна и двери, осмотрел ставни и новые замки и затем принялся за пол.

Став на четвереньки, он осматривал каждую доску, каждую щель, заглядывал под прилавки, нюхал, смотрел на что-то сквозь карманное увеличительное стекло, одним словом, вел себя, как самая заправская ищейка.

Из ювелирного магазина он перешел в мануфактурный, потом в винно-гастрономический, всюду повторяя свои исследования.

Но, по мере того, как проходило время, я заметил, что лицо Холмса делалось все озабоченнее и серьезнее.

Наконец, он возвратился к нам, и я вопросительно взглянул на него.

— Пока ровно ничего! — проговорил он, словно отвечая на мою мысль.

И, обращаясь к хозяину, он спросил:

— Сообщается ли один из этих магазинов с подвальными складами?

— Да, — ответил купец. — В задней прихожей ювелирного магазина есть люк и деревянная лестница ведет из него в погреб.

— Закрывается ли он на ночь?

— Всегда. Замок и болт накладывались сверху.