Он был брюнет высокого роста с энергичными чертами лица и сильно развитой мускулатурой.

Смерть дяди, видимо, очень опечалила его, и он отдавал приказания крайне рассеянно и нервно.

Задержавшись в передней, Холмс шепнул мне на ухо:

— Помните, Ватсон, что мы не должны здесь называть наших настоящих фамилий, назовемся, ну, хотя бы комиссионерами по покупке имения. Дядюшка умер, племянники получают наследство, и это показалось нам приличным случаем, чтобы спросить, не продадут ли они это имение, когда оно перейдет в их руки.

Я молча кивнул головой в знак согласия.

Наш приход заметили.

Прежде всего к нам подошел Борис Николаевич Карцев, спросив о том, кто мы и по какой причине приехали.

Услыхав, что мы комиссионеры, он невольно пожал плечами и произнес:

— Довольно рановато. Вы приезжаете на похороны, словно вороны, почуявши издали падаль.

Этот ответ был довольно груб, но вполне понятен.

Мало-мальски порядочный человек не мог бы ответить иначе.

Однако в суматохе с телом покойника нас вскоре забыли.

Этого было вполне достаточно Холмсу, чтобы начать свои наблюдения.

Оставив меня одного и попросив держаться не особенно на виду, он удалился и возвратился лишь час спустя.

Тихо дотронувшись до моего локтя, он сказал:

— Пойдемте, дорогой Ватсон. Я сделал все, что мне было нужно. Но для приличия зададим Борису Николаевичу еще раз наш назойливый вопрос.

Ждать появления Бориса Николаевича, все время переходившего из одной комнаты в другую, нам пришлось недолго.

Но когда мы обратились к нему с тем же вопросом, он окинул нас раздраженным взглядом и резко ответил:

— Было бы очень недурно, если бы вы не мешали нам и уезжали домой. Впрочем, на всякий случай оставьте ваш адрес.

При этом он вдруг пристально посмотрел на Холмса.

Несколько секунд он положительно впивался в того глазами и когда наконец отвел их, губы его слегка растянулись в улыбке.

— Может быть, я и ошибаюсь, — проговорил он, — но мне кажется, что вы не те лица, за которых себя выдаете. Что-то напоминает мне в вас других людей, виденных мною совершенно случайно во время одного из моих путешествий за границей.

Несколько секунд Холмс молчал, в свою очередь пристально глядя на Бориса Николаевича.

— Мне было бы интересно знать, о какой именно стране вы говорите, — произнес он наконец.

— Об Англии, — ответил Карцев.

— В таком случае нам незачем скрываться, — ответил Холмс. — Вы угадали, и это делает большую честь вашей памяти. Я Шерлок Холмс. — И, указывая на меня, он добавил: — А это мой друг, доктор Ватсон.

Нескрываемая радость вдруг осветила все лицо Бориса Николаевича.

— Значит, я угадал. Я узнал вас, так как видел вас обоих в Лондоне при разборе одного громкого процесса, когда вы были в суде. Но мне было неловко сказать это вам сразу, так как, во-первых, я мог ошибиться, а, во-вторых, меня сбило с толку ваше прекрасное знание русского языка.

Сделав шаг вперед, он горячо пожал нам обоим руки.

— Но раз это случилось, раз вы приехали сюда, по-видимому, по своей собственной инициативе, значит, сама судьба посылает вас к нам на помощь, и я не могу выразить вам той радости, которую чувствую теперь, так как знаю прекрасно, что негодяй, совершивший это ужасное преступление, отныне не уйдет из ваших рук. С этой минуты вы являетесь самыми дорогими и желанными гостями в этом доме, и я прошу позволения представить вас нашему следователю и чинам полиции, находящимся в настоящее время в этом доме.

Холмс поклонился в знак согласия.

Перекидываясь взаимными любезностями, мы прошли в столовую, где за столом находилось целое общество.

— Господа, позвольте рекомендовать вам мистера Шерлока Холмса и доктора Ватсона! — громко произнес Борис Николаевич.

Наши имена произвели сенсацию.

Следователи и судебный пристав подскочили к нам с таким видом, словно мы были их высшим начальством.

На Шерлока Холмса посыпался град любезностей.

— Теперь мы ожили! — раздавалось со всех сторон.

Присоединившись к общей компании, мы вскоре завели разговор об убийстве Сергея Сергеевича Карцева.

Как и следовало ожидать, предположений было много, но все они были настолько безосновательны, что я и Холмс не обращали на них абсолютно никакого внимания.

Из разговоров выяснилось, что по этому делу арестовано несколько человек, в числе которых были камердинер, повар и горничная покойного.

— Уверены ли вы в том, что камердинер совместно с поваром взломали именно запертую изнутри дверь? — спросил Холмс, обращаясь к следователю.

— О, да, — ответил он убежденно. — В этом не может быть никакого сомнения, и вы вполне согласитесь сами при первом же взгляде на нее. Только запертую дверь можно искалечить таким образом.

— С какой же стати вы арестовали их, в таком случае? — спросил Холмс удивленно.

— Больше для формы, — ответил следователь. — Я уверен, что через несколько дней их придется выпустить.

Расспросив следователя и судебного пристава еще кое о каких подробностях, Холмс выразил желание, не теряя времени, осмотреть комнату покойного.

Само собой разумеется, что предложение было принято, хотя я не мог не заметить насмешливых улыбок, мелькнувших на лицах следователя и судебного пристава.

Встав из-за стола, мы целой компанией направились в спальню покойного.

Как нам и говорили, дверь этой комнаты была взломана, и ключ от нее торчал в замочной скважине со стороны спальни.

Самым тщательным образом исследовав ее, Холмс тихо произнес:

— Да, в этом не может быть никакого сомнения. Спальня была заперта изнутри, и дверь взломана в запертом виде; на это указывают согнутые части замка и ключ, завязший вследствие этих изломов в скважине настолько, что его невозможно вынуть без того, чтобы не разобрать весь замок.

Затем, оставив без внимания дверь, Холмс подошел к кровати, на которой был задушен Сергей Сергеевич Карцев, и, вынув из кармана увеличительное стекло, принялся тщательно осматривать через него постель.

Изучив в достаточной степени моего друга, я не мог не заметить, что при осмотре постели лицо его приняло очень озабоченное выражение.

Через несколько минут он нагнулся к полу и снова стал рассматривать то, чего не видели другие.

По всей вероятности, он нашел что-то. Это было видно по едва заметным кивкам головы.

С напряженным вниманием и любопытством следили мы все за его движениями.

От постели Холмс подошел к окну.

Тут он возился необыкновенно долго.

Казалось, он изучал на подоконнике каждое пятнышко, сделанное мухами.

Постепенно лицо его делалось все озабоченнее и серьезнее. И когда Холмс, наконец, отошел от окна, я заметил, что он напряженно о чем-то думает.

Град вопросов посыпался на него.

— Не сейчас, не сейчас, — рассеянно ответил Холмс, поворачиваясь к лицам, спрашивавшим его.

— Но неужели же вы будете так мучить нас? — спросил Борис Николаевич. — Ведь здесь все свои люди, стоящие ближе всех к этому вопросу.

— Есть вещи, о которых говорить иногда бывает слишком преждевременно, — ответил Холмс.

— Но, по крайней мере, заметили ли вы что-нибудь подозрительное, наводящее хотя бы на какой-нибудь след? — не вытерпев, спросил следователь.

— Да, кое-что, — загадочно ответил Холмс. — Но, господа, повторяю, по некоторым соображениям я пока должен уклониться от дачи каких бы то ни было объяснений.

Получив этот ответ, присутствующие молча пожали плечами, и на губах следователя и судебного пристава снова промелькнули недоверчивые улыбки.

Молча и очень, видимо, недовольные Холмсом, все возвратились в столовую. Весь вечер прошел в разговорах, которым ни я, ни Холмс не придавали значения.

После 11 часов Холмс попросил отвести для себя отдельную комнату, и мы удалились спать.

Когда я проснулся на следующий день, я не увидел Холмса в комнате, хотя было еще очень рано.