Комната, куда их отвела миссис Лавгуд, королева Полудня, была меньше той, с книгами и камином, это был, по сути, альков, без окон, с единственной дверью, ведущей в короткий коридор.

Кровать Королевы была узкой и простой, даже простецкой — без балдахина, низкая лежанка, с наброшенной вместо покрывала толстой овечьей шкурой. Так живут монахини, не королевы. Чувствовалось во всей обстановке какое-то упрямство, упорство растерянного разума, не желающего обманывать себя комфортом. Полки были загромождены книгами, какими-то бутылочками с лекарствами, колбочками, ретортами, грудами свитков. Если бы Драко осмелился делать сравнения, он сравнил бы эту странную — тайную и таинственную — спальню не только с кельей, а с тюремной камерой.

Три жестких стула были расставлены вокруг письменного стола, освещенного свечным пламенем от большого, гроздью, канделябра. Драко хотелось протянуть руку и взять исписанные мелким почерком листы, дотронуться до странных безделушек — вроде отлитой из чистого золота заводной птички или серебряного уродца, держащего в одной руке перо, в другой — котелок-чернильницу. Был еще скелет доисторической рыбы с крыльями, как у стрекозы. Песочные часы, но вместо песка было что-то подозрительно похожее на человеческие волосы…

— Я знаю историю Шэннон, Гарри, — сказала Королева, — о ней поведал шериф Гилмор, когда я расспрашивала о вас, беглецы. Когда оказалось, что вы спасли бедных детей из долины Луча… С нею и ее поместьем все будет хорошо. Велено оставить их в покое. Они даже приглашены сюда, в Кольцо, на праздник…

Драко нахмурился, и Королева заметила.

— Ты не согласен с нашим решением?

— Не стану спорить, — буркнул Драко, — у вас тут все делается… по вашим законам.

— Мы постановили, что законы, какими бы они не были, лучше беззакония, — миссис Лавгуд сцепила обе руки на столе, сверкнули кольца и перстни, — постановили давно, и не желаем отступать от своего решения.

Гарри низко наклонил голову.

— Вам это решение ничего не стоит, Королева, — не без яда сказал он. — Весь спор был не из-за Драко, как понимаете. Это просто дележ дорогого имущества.

Она посмотрела долго и в упор, вздохнула.

— Да, Гарри. Ты умный человек. Умный и честный. Трудно припомнить, что я знала о тебе до того, как… очутилась здесь, но я помню, что слышала о твоих родителях.

Гарри рывком поднял голову.

— Ты думаешь, это невозможно? Будучи здесь так долго все позабыть? Я помню их фотографии в… в….

— «Пророке»? — подсказал Гарри.

— Да, именно. Красивые молодые люди, мальчик на руках у женщины… Помню, меня опечалила история их гибели. Помню и то, как боялся за всех нас мой Ксено…

— Вы… вы были в Ордене Феникса?

— Нет, — отрезала она, пожалуй, с излишней резкостью. — Я никогда не понимала, как это возможно, занять лишь одну сторону, там, где добро и зло переплетены так близко, так… странно. Как ученый и исследователь, я стремилась к тому, чтобы всегда видеть все стороны, понимать всё… И всех. Но я не смогла этому научиться, даже здесь. Здесь, где мне представилась возможность быть выше всех, и видеть дальше всех, и знать… гораздо больше, чем знает самый могущественный человек Земли.

Она говорила печально, без хвастовства, словно знания были — или стали — грузом и тяжкой повинностью. Гарри только сухо кивнул.

— Как вы здесь очутились? — спросил Драко. — Вы ведь не пришли из-за Завесы, как мы?

Миссис Лавгуд потупилась.

— Я не могу объяснить, чтобы ты понял, Драко. Этот шаг… эта ступенька. Ты когда-нибудь спускался по лестнице в совершенной тьме?

Драко заморгал от неожиданного вопроса. Гарри сощурился.

— П… простите?

— Пытаюсь сказать, — тихо произнесла она, — но это не так легко, как кажется.

— Скажите, как можете.

— Если твоя нога пропустит ступеньку в темноте, ничего удивительного, правда?

Пауза. Оба гостя сидели в напряженном, изумленном молчании. Миссис Лавгуд задумчиво рассмеялась.

— Ну а если… А если найдет?

Драко первым нашелся, что ответить.

— Значит, вы… вы… простите меня, это звучит очень грубо, но… Вы — умерли? И правда умерли? Так вот что такое «полуживой»? Это и есть ваша ступенька? Сомния?

— Я о ней знала, конечно. Не могу сказать, что этот вопрос был в центре тогдашнего моего научного интереса. Тем не менее, я знала, что есть пути, которые приведут умирающего не туда, куда он стремится, а… Хорошо, ступенька. Но, если угодно, лабиринт. В то время это были весьма смелые, если не сказать… безумные, идеи. О том, что душа волшебника непрерывно в пути, бредет по комнатам, коридорам, лесенкам, спускается и поднимается, и никогда не найдет пристанища, если только…

— Мерлин и Моргана, — сказал Гарри, — вы просто нашли способ не умереть до конца. Остаться тут, в мире… ну, живых. Остаться и продолжать жить.

— Очень грубо, почти профанация, — Королева рассмеялась, — но ты прав. И я не находила этот способ, во всяком случае… я пока не решусь приписать открытие себе. Хотя, представляю, как рад был бы Ксено, если бы вышла сенсационная статья… Какое открытие. Какой бесконечно интересный феномен — смерть. Как много в ней ступеней, и как долг путь к истинному исчезновению. Да тут вопросов на десять философских школ.

Но я натуралист по природе. Предпочитаю феноменологию, факты. Факты же таковы, что я очнулась здесь, в этой комнате. На этой постели, — она показала рукой, — лежал старик. Он был очень слаб. Почти не дышал. Я пыталась ему помочь, потому что… Я не знаю. Я была в растерянности, почти помешалась. Что я тогда выдумала, одному Мерлину ведомо. Что попала в параллельную реальность, что перенеслась во времени или в пространстве. Идеи, гипотезы так и бурлили у меня в голове. Он умирал долго, и все, что я от него услышала, были лишь просьбы не оставить его, его детей, его подданных.

— Он сам вас просил наследовать? — уточнил Драко.

— Он умолял меня. После, много дней спустя, я сообразила, что он всего лишь взял меня за руку в той тьме, куда я попала. Знаете, как много душ просят об этом?

— Знаю, — резко сказал Поттер, — знаю. Слышал. Голоса Завесы.

— Он искал волшебника, мага… человека со способностями. Но все, что тогда смог найти — это одна дамочка с ворохом безумных идей в голове. Которой не повезло сварить взрывоопасное зелье.

Миссис Лавгуд опять рассмеялась — очень грустно и коротко, почти всхлип.

— Люди Полудня не понимают, откуда приходит наследник. Он приходит из тьмы, и уйдет туда, не раскрывая секрета. Но так, говорят, заведено. Короли не оставляют детей по крови, не женятся, не ищут наследников среди живых.

— Просто-таки демократия тут у вас, — с горечью сказал Драко, — короли ловят потерянные души, а те, в свою очередь… Что вы будете делать, когда придет ваше время? Тоже станете искать беднягу, которому некуда идти, в темноте, без тела, без души?

— Если не верится в мой рассказ, дотронься, — она протянула ему раскрытую ладонь, — это тело такое же, как у тебя. Только Сомния хранит его дольше, чем тела живых.

— Но выходит, из вашего рассказа, миссис Лавгуд… выходит, что у вас не было выбора? — влез Гарри.

— Не было. И теперь нет.

— И вы обречены… простите еще раз, но вы обречены торчать тут, пока… я не знаю, что будет, когда… если вы захотите уйти?

— Я могу уйти в любой момент, — холодно заметила она.

— Вы знаете путь обратно?

— Для любого из полуживых и полумертвых, да и живущих здесь… и умирающих — есть путь. Обратно или дальше, это уж им решать.

Гарри вскочил.

— Вы хотите сказать, что все это время… вы были живы, а ваша семья оплакивала вас, и вы…

— Гарри Поттер, — прикрикнула она властно, — ты не знаешь, в чем состоит даже твой собственный путь, но решаешь за меня, куда мне следовало…

— Луна, — с горечью проговорил Гарри. — Вы ее не видели. И, подозреваю, вы даже не знаете… Какая она. Она хорошая. Она… скучала по вам. Это… очень жестоко. Вы поступили жестоко.