Димитрия представляла, что ее сестра сейчас рядом. Ее маленький ангел-хранитель. Ее вечная личная Весна — любимое время года Димитрии.

И пока девушка пыталась взять себя в руки, Дарко отправился вместе со всеми узнать, в чем дело.

В соседнем вагоне было не просто людно — там практически яблоку было негде упасть (от яблока, надо сказать, сейчас бы не отказался никто). Только посередине образовалось свободное пространство, что-то вроде ринга, на котором друг напротив друга стояли мужчина и женщина. Оба изогнулись, приготовившись к очередному прыжку.

Теперь Дарко понял, почему женщина кричала: противник укусил ее за ухо так, что из него теперь хлестал фонтан крови. Может, откусил ухо насовсем, трудно было сказать. Кровь была повсюду: на полу, брызги — на потолке.

Женщина — наверное, даже девушка, но Дарко не мог точно определить, — была почти голая, в одной набедренной повязке. Бледная фарфоровая кожа казалась синей, короткая стрижка светлых волос и по-настоящему уродливое лицо. Беженка отчаянно скалилась на соперника, который был намного крупнее нее и которого она еще не сумела ранить. Перепрыгивая с места на место, словно в диком танце, мужчина и женщина не решались нанести друг другу удар и только сверлили друг друга полными ненависти взглядами.

— И что они не поделили? — Дарко сам не заметил, как произнес это вслух.

Ему повезло: в толпе оказался кто-то, кто понимал по-сербски.

— Она спала, — прошипела какая-то беззубая беженка рядом с ним, укачивая на руках груду вонючего тряпья, — а он дотронулся до нее. Дотронулся, — повторила она загадочным шепотом, как будто это слово имело какой-то мистический смысл. — Прикоснулся.

Дарко вновь поднял голову на дерущихся. Их лица высвечивала единственная горящая в вагоне одинокая ультрафиолетовая лампочка. Это раньше ультрафиолет оставлял ожоги — теперь суперпрочной коже суперлюдей ничего не грозило, она у них была прочнее, чем у слона.

Он давно не находился среди людей как в привычном так и в новом понимании. Команда корабля, на котором он служил, не очень-то импонировала мужчине, все еще спустя столько лет несущему траур по своей невесте. Ему казалось, что они никогда не смогут понять его.

Но поведение беженцев не поддавалось никакой логике. Этот матриархат, принцип "убей, но выживи сам", — вряд ли Дарко понимал все это. На Земле была уже другая жизнь, которая, может быть, даже Димитрии была гораздо ближе, чем ему.

Дарко не узнал в борющейся девушке Хранимиру, да и как он мог узнать ее, когда знал только по рассказам своей напарницы? Для него это была простая беженка, а не монашка, которая спасла Димитрию, рискуя собственной шкурой. Ради чего она это делала, знала только сама Хранимира.

"Господь защитит нас".

И, как ни странно, она верила в это всем сердцем, всей своей черной душой. Может, понятие Бога как такового уже давно исказилось в ее сознании, но ее вера всегда была нерушима. Ее вера была вечна, и она умрет вместе с Хранимирой. Вера и была любовью всей ее жизни, хотя Огнек столько лет пытался внушить ей обратное.

У них была своя история. Без счастливого конца. Их история закончилась, так и не начавшись. Со временем любовь сменилась гневом, и, хотя Огнек в этом никогда не признается даже сам себе, всего, чего теперь он желал, это смерти Хранимиры. Он думал, что имеет право на ее жизнь, потому что когда-то давно спас ее из церкви, которую сам лично поджег. Он вынес ее на руках — нагую, обожженную. Но даже потеряв сознание, девушка не выпустила из рук маленькую молитвенную книжку в кожаном переплете.

Огнек пытался ввести Хранимиру в свой мир, но так и не понял, что это было невозможно. Он был огнем — она была льдом. Он бы топил ее, пока она его не заморозила.

— Одумайся, Ранка, — шептал он. Его глаза, полные безумия, с вожделением пожирали предмет своего обожания. Несмотря на то, что у сражающегося мужчины была всего одна рука, уступать он явно не собирался.

— А как же твое обещанье? — Беженка продолжала кружиться по невидимой траектории, увлекая за собой Огнека. — Ты же обещал оставить нас в покое, не прикасаться к нам-сс…

Она была сумасшедшей. Она сошла с ума давно, возможно, сразу после рождения. Это судьба свела ее с ума, а не Бог, как можно было подумать. Но он тоже не отставал, хотя его с ума свела она — единственная женщина во вселенной, которую он никогда не получит.

Зрители схватки как завороженные наблюдали за смертельным танцем, и каждый знал, что в живых останется только кто-то один. В этом-то и заключалась вся прелесть представления, и, несмотря на то, что беженцы были слишком голодны, чтобы ждать, ради такого зрелища они были готовы на что угодно.

— Мы простили тебя, когда ты не дал нам умереть, — продолжала Хранимира, — но ты испытываешь Господню волю, а у Господа тоже есть терпенье. Таким, как ты, Господь не позволяет выживать… — Улучшив момент, девушка потянулась к тому месту, где еще совсем недавно было ее ухо, но только вся испачкалась в крови. Если эта стычка в скором времени не закончится, то монашка будет вынуждена отступить, ибо она уже и так потеряла предостаточно крови. Еще немного — и она потеряет сознание.

— Почему ты не хочешь быть счастливой, Ранка? Разве твои человеческие потребности не включают счастье в список жизненных необходимостей?

Они разговаривали настолько тихо, что даже свидетели их маленького шоу не могли расслышать ни единого слова, — они могли только видеть, как шевелятся их губы, но не более того.

— Счастье ждет в раю тех, кто его достоин. Жизнь — всего лишь тропа на пути к небесам.

— Так почему твоя тропа заросла колючими кустарниками, Ранка? — Его губы тронула еле заметная усмешка — наверное, нервное.

— Иди по своей тропе, — огрызнулась монашка, — а мы пойдем своей дорогой.

Отвлечь Огнека оказалось не так-то трудно — Хранимира подбиралась к своей жертве все ближе и ближе, целясь как раз в тот бок, со стороны которого отсутствовала рука.

— Когда-то давно мы лишили тебя руки. Господь ясно дал тебе понять, чтобы ты больше не обжегся, — прошипела она и ринулась на мужчину, повиснув на нем, как клещ на хромой собаке.

Моментально в дело пошли острые резцы, выдвинувшиеся, словно лезвие перочинного ножика, и Хранимира зубами впилась в горло возлюбленного, заставляя его хрипеть в изнеможении. Огнек тщетно пытался оторвать от себя беженку — она только сильнее впивалась в его нежную мягкую кожу. Он всегда отличался от нее, всегда был уязвимым, и, кажется, на этот раз он успел об этом позабыть.

И все же Хранимира была слишком слаба, чтобы так быстро одолеть своего противника. Огнек на мгновение встретился с девушкой взглядом, а затем схватил ее за шею здоровой рукой и, прежде чем отшвырнуть ее в сторону, прошептал:

— Увидимся в раю, малышка.

Тело монашки резко отлетело и врезалось в стену. Истекающая кровью девушка была на грани того, чтобы перестать бороться и закрыть глаза, чтобы наконец покориться своей судьбе, которая преследовала ее вот уже несколько лет. И почему прежде она бежала от нее? Только сейчас Хранимира поняла, как глупо она себя вела все это время. Какой же она была трусихой, раз каждый раз бежала прочь, когда Господь пытался призвать ее к себе!