Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Юная хозяйка дома.

Димитрия застыла на пороге комнаты, оглядывая все это разграбленное великолепие. Она живо представила себе, как девушка — немного выше и старше нее — медленно подходит к окну, кутаясь в атласный расписной халат и сжимая в руках чашку ароматного кофе. Кофе в те времена было достать еще сложнее, чем сигареты. Вот она откидывает назад струящиеся темные локоны и, гордо выпрямившись, изучает, как за окном опадает листва…

Дарко наверняка тайно в нее влюбился, подумала Димитрия. В такую богатую и красивую девушку невозможно было не влюбиться. И из всех претендентов на звание владыки королевства она выбрала его…

— Димитрия, — Дарко перебил ее фантазии.

Но она не оглянулась. Перед ее глазами проплывали сцены возможной жизни в этой комнате. Родись она здесь, ее бы никто не называл этим мальчишечьим именем Димка. Она бы наряжалась в шелковые платья, отвешивала книксены в сторону соседей и училась бы в частной школе. А еще флиртовала бы с сыном горничной, живущей с ней в одном доме.

— Димитрия, — повторил Дарко, — нам пора.

Девушка не слышала его. Дарко был где-то далеко-далеко: в другом времени, может, даже в другом измерении. Его голос доносился до нее сквозь густую дымку. Я сейчас, думала Димитрия, я скоро.

Кто-то грубо тряханул ее за плечо, и магия моментально рассеялась. Все тут же вернулось на свои места: разрушенная вандалами комната, она сама — маленькая Димитрия с пшеничной косой до пояса, — и кто-то еще, кто-то близкий, знакомый, с теплой кожей и мягким дыханьем.

В этой реальности Дарко не был сыном кухарки — он был подчиненным Посланцев. Марионеткой в их руках. И как бы он ни пытался бороться за свою планету, Посланцам это было все равно что укус комара.

Димитрия позволила Дарко вывести ее обратно на улицу. Она так и не поняла, зачем им нужно было приходить в этот дом, но вряд ли Дарко хотел вспомнить прошлое и пустить слезу. Это было не в его духе.

Перед тем, как свернуть обратно на центральные улицы, по которым тянулась целая процессия стремящихся на вокзал беженцев, Дарко протянул Димитрии фляжку с питьевой водой, предупреждая, что в ближайшие двое суток, которые им предстоит провести в поезде, им вряд ли удастся воспользоваться фляжками. Для беженцев чья-то вода автоматически становится общей, чья-то еда — общей, чье-то более-менее упитанное тело — общим.

— У беженцев матриархат, — объяснял Дарко, — так что первым делом твоими карманами заинтересуются именно женщины. Они более сильные и наглые. Мужчин стоит не так опасаться, хотя с ними тоже есть кое-какие проблемы. Если их что-то в тебе заинтересует — пуговица или носок — лучше отдавай без промедлений.

Димитрия молча слушала, но ее мысли в это время все еще находились в доме, в котором они только что были. Она все еще витала где-то в облаках, вся ее реальная жизнь осталась где-то позади, в другом мире.

Девушка сама не заметила, как оказалась посреди толпы. Дарко не было видно.

Ее мгновенно охватил животный, инстинктивный страх. Она осталась одна посреди голодных беженцев. Прижавшись к стене дома, Димитрия закрыла глаза и попыталась хотя бы успокоиться, но холодный пот тек по ее лбу и щекам, скатывался на шею, снова и снова напоминая ей об одном и том же.

"Он тебя бросил, — нашептывал ей коварный голосок, — испугался и бросил".

Произошло то, чего она так боялась. Она снова осталась одна.

Не хотел Дарко доставить ее ни на какой слет. Она ему вообще была не нужна, раз он так легко бросил ее одну на съеденье беженцам.

Вот к ее щеке прикоснулась чья-то шершавая ладонь, и Димитрии со страху стало казаться, что она слышит знакомый голос. Открыв глаза, девушка поняла, что она не ошиблась — знаком ей оказался не только голос, но и его обладатель. Перед ней стояла та самая женщина, которая заинтересовалась ей у границы. К ногам беженки цеплялся мальчик-дьяволенок.

Внутри Димитрии все похолодело. Было такое ощущение, будто к ней вернулись разом все ее ночные кошмары. Это галлюцинации, наверное, это они…

Беженка что-то прошипела на чешском и что было силы вцепилась в плечо Димитрии. Девушке ничего не оставалось, как повиноваться. Идти оказалось совсем недолго — буквально за следующим поворотом оказался вход в подвал, в который женщина Димитрию и повела. Беженка оказалась настолько сильной, что Димитрия поняла — даже если ей удастся выжить, на теле останутся гематомы в тех местах, где она к ней прикасалась.

Едва за ними закрылась дверь, как за ней скрылся гомон, доносившийся с улицы, и последний шанс на спасенье. Стены, наверное, были проложены звукоизолирующими материалами, так что вероятность, что, если Димитрия будет кричать, ее кто-нибудь услышит, была равна нулю.

В подвале было полно народу: человек десять беженцев и двое детей, не считая мальчика-дьяволенка. Коренастая женщина с впалыми глазницами тут же поднялась с матраца, на котором сидела, когда увидела, кого привела ее соратница. Сначала она одобрительно зацокала языком, а потом со скоростью молнии подскочила к Димитрии и принялась ее ощупывать: ее руки касались девичьего тельца везде, где только могли дотянуться.

Затем коренастая что-то коротко бросила остальным, и Димитрию тут же облепила целая стая голодных женщин-беженок. Среди них не было ни одного взрослого мужчины, но проще от этого не становилось.

Запястья девушки плотно, до боли, скрутили веревками, а саму ее привязали к единственной железной кровати, которая стояла в подвале. Сразу после этого женщины покинули подвал, и в нем не осталось никого, кроме разбитой Димитрии.

Снова одна.

Часть вторая

Ангелы и бесы

Глава восьмая

Она смотрела на эту странную девушку исподлобья. В ее голове пробудились смутные искры воспоминаний. Как будто она уже видела ее где-то прежде.

Хранимира прикрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти размытые картинки прошлого. Но все, что ей удалось уловить, — это чей-то грубый смех, выныривающий из пустоты.

— Ты слишком слабая. Таких даже добровольцами не возьмут. — Кто-то толкнул ее в плечи. Удар.

Она хотела что-то сказать, но язык ее не слушался. Кто-то выхватил у нее из рук сверток с хлебом. Кто-то хотел оставить ее умирать голодной смертью. Ее — сироту.

Нападавший мгновенно растворился во мраке, оставив на ее щеке глубокий порез. В короткой схватке Хранимира оказалась слишком уязвимой. С тех пор на ее щеке навсегда поселился безобразный нежно-розовый шрам со следами от неумелых швов, которые она сама себе наложила.

С тех прошло… сколько? Три года?

Она не видела нападавшего, но тем не менее запомнила его. Эти горящие в темноте серые глаза и тонкие руки с шершавой кожей.

Хранимира резко распахнула веки.

31
{"b":"285799","o":1}