Димитрия обернулась к окну, чтобы посмотреть, как там Дарко, и может быть даже показать ему язык. Но солдата как след простыл. Димитрия тут же отпрянула от окна и впечаталась в стену, тяжело дыша. Еще секунду назад Дарко был там, внизу, а теперь Димитрия видела только широкую спину в черном комбинезоне.

Куда же он делся?

Димитрию пробрала дрожь. Она не могла потерять Дарко во второй раз за несколько дней. Вся ее бравада моментально испарилась — остался только простой человеческий страх. Теперь единственно известный ей выход был отрезан — оставался другой способ выбраться из здания: как ни странно — через дверь.

— Блин, солдат, — буркнула она себе под нос и медленно прижалась ухом к двери.

Димитрия помнила, как Посланцы разговаривали: коротко, быстро, короткими хлопками, через специальное отверстие на маске, которая по строению чем-то напоминала противогаз, но только более модернизированный. Слов она разобрать не могла: слова были незнакомыми, трудноразличимыми. Да и вряд ли бы Посланцы общались между собой на боснийском или сербском — у них на Марсе вербальные контакты наверняка были уже на совершенно другом уровне.

Вскоре ультрафиолетовый свет рассеялся (фонари выключили), и послышался стук удаляющихся шагов.

— Ну, давай же, давай, — бормотала Димитрия, пытаясь поймать момент, когда она сможет пробраться в следующую комнату.

Дверь даже не скрипнула к огромной радости девушки. И все же про себя она уже тысячу раз успела пожалеть о том, во что ввязалась. План действий уже не казался ей таким идеальным, плюс еще Дарко, пропавший неизвестно куда… Хотя он вполне мог просто проучить ее или действительно направился в сторону вокзала, как Димитрия и предлагала ему вначале.

Но что-то подсказывало ей, что именно этого Дарко в любом случае бы не сделал.

Здание, в котором находилась девушка, скорее всего принадлежало государству, но это уже не были ни больница, ни сумасшедший дом. Скорее, оно было похоже на… какую-то лабораторию. Что-то вроде метеорологической станции. У дальней стены без окон пылился единственный неопределенного назначения прибор.

Пробираясь вдоль темной стены, Димитрия старалась не дышать. Уже засекли ли ее присутствие Посланцы или нет, это был всего лишь вопрос времени. Сообщение с плазмы о том, что в здании находится посторонний, могло прийти им на пейджер в любую минуту.

Холодные капли пота стекали по шее Димитрии, и ей все время казалось, что в темноте кто-то есть.

Комнату за комнатой — длинный коридор из одинаковых комнат — Димитрия обошла почти весь этаж, но нигде уже не ощущала присутствия ни единой живой души. Ее тянуло вглубь, слишком далеко, чтобы можно было остановиться. Она летела как мотылек на свет — на приглушенный чужими голосами ультрафиолетовый свет.

Она остановилась лишь перед дверью, на которой выцветшими буквами на сербском было написано светящейся краской из фтора — "НЕ ВХОДИТЬ. ИДЕТ РАБОТА ВОДОСБЕРЕГАЮЩИХ ФИЛЬТРОВ".

И Димитрия внезапно поняла, где находится.

Семь лет назад по общему мировому соглашению все водопроводные станции переводились под личный контроль ООН. Из-за острой нехватки воды и занятости чиновник станции решили перенести на специально оборудованные и замаскированные здания, находящиеся неподалеку от правительственных учреждений.

Так вот почему Димитрии казалось, что она слышит шум текущей воды. Все дело было в том, что она действительно текла. Привилегией на воду, газ и электричество после вторжения стали обладать исключительно Посланцы. Они могли включать и выключать по своему усмотрению любые из этих благ.

Нужно было быть полнейшей дурой, чтобы не понять, к чему могло привести возобновление работы водопровода. И Димитрия с ужасом представила себе, что станет с и без того разрушенным городом. Вода вырвется из заржавелых труб и разнесет все вокруг. Окажется затопленным метро, превратится в болото из сухого бетона асфальт, размытый фундамент зданий не выдержит, и город просто развалится на глазах.

Чтобы все это осуществилось, хватило бы и двух дней. За два дня от города не останется и следа.

Димитрия судорожно сглотнула и повернула от злополучной двери влево, продолжая двигаться по темному коридору в неизвестном направлении.

Так вот что они собирались сделать. Затопить Белград, чтобы ни один беженец потом не смог воспользоваться железнодорожной переправой. Как все замечательно продумано.

И тут Димитрия услышала шаги где-то в сотне метров от нее. Впрыснувший в кровь адреналин сработал моментально и по прямому назначению — Димитрия скрылась за первой попавшейся дверью, торопливо прикрыв ее за собой и молясь, чтобы Посланцы не заметили ее присутствия. Ей нужно было выбираться отсюда как можно скорее и предупредить Дарко.

По иронии судьбы, шаги прекратились как раз перед дверью, за которой пряталась Димитрия. Хуже быть уже не могло.

Затем раздалась знакомая сербская речь:

— Солдат Зорко, зона Н-3. — Послышалось шипение высокочастотной рации. — Оборудование приняла зона Н-4.

Как только гудении рации прекратилось, Димитрия приоткрыла дверь, чтобы убедиться в том, что это действительно был Зорко.

"Интересно, он хоть знает о том, что здесь происходит?" — пронеслось у девушки в голове, но она больше не могла думать ни о чем другом.

Чтобы Зорко от неожиданности случайно не вскрикнул, она подобралась к нему со спины (благо, сапоги у нее были без железа и поэтому бесшумные) и резко накрыла рот ладонью.

Ошеломленный солдат от испуга выронил рацию, и Димитрия еле слышно выругалась.

Они впервые встретились на лестнице. Столкнулись.

Еще более глупо Дарко себя никогда прежде не чувствовал. Еще совсем юный семнадцатилетний мальчишка, он смотрел на самую прекрасную девушку в мире. Язык у него не поворачивался даже для того, чтобы извиниться.

— Я тебя знаю? — Она сощурила глаза, совершенно его не стесняясь. Девушка была волшебной, будто из космоса, не из этого мира.

— Д-дарко, — заикнулся он. — Мы с мамой переехали вчера. Она теперь работает… у вас в доме.

Дарко был готов провалиться сквозь землю. Он чувствовал, как заалели кончики ушей и вспотели ладони. Бесцельно разминая пальцы, юноша все смотрел на девушку, изучающую его с верхней ступеньки.

— Понятно. — Казалось, девушка ни капельки не смутилась того, что перед ней был сын их новой прислуги. — Я Эва. Очень приятно. Надеюсь, мы поладим.

Так она и сказала тогда. "Надеюсь, мы поладим". Это было вполне в духе той странной Эвы, которой он всегда знал. Она всегда была по-детски наивной, смотрела на вещи непредвзято, говорила все так, как было на самом деле.

У нее было много поклонников, ухажеров, как говаривала тогда ее мама, и Эва никогда не скрывала этого. Ей даже льстило, что одновременно столько юношей поощряют ее своим вниманием.