Разумеется, обе полки были пусты. Найти что-нибудь, что не стащили и не разграбили беженцы, было практически невозможно. Первым делом они забирали все, что годилось в пищу, — это уже потом брали все без разбора, и не важно, что, — столярный клей или детские ползунки. Человеческая жадность человека и загубила.
И тут взгляд Димитрии зацепился за что-то маленькое и поблескивающее. Присмотревшись повнимательнее, девушка поняла, что это были маникюрные ножнички, — наверное, завалились за шкаф и остались незамеченными. Окрыленная новой идеей, она моментально забыла про усталость, встала и направилась в сторону шкафа. Расстояние между ним и стеной было ровно таким, чтобы просунуть в него руку, и Димитрия без труда вытащила заветные ножницы, но неожиданно ее пальцы наткнулись на что-то еще…
Димитрия извлекла оба предмета на свет, отложила ножнички в сторону и принялась рассматривать то, что по какой-то причине, осталось незамеченным вандалами.
Это оказалась тяжелая черная папка, покрытая толстым слоем пыли. Складывалось впечатление, будто ее не доставали из тайника с самого начала вторжения. Тыльной стороной ладони Димитрия смахнула пыль, отчего в воздухе поднялось маленькое густое облачко.
Выцветшим маркером от руки — тем же кривым почерком, которым было написано "сильнодействующие антибиотики, опасно для жизни" на шкафу, — на обложке папки было выведено "строго секретно". Для Димитрии это было все равно что "открой меня и посмотри, что внутри". То, что было запрещено, было ее слабостью.
Раскрыв папку на первой попавшейся странице, Димитрия наткнулась на измятые листы, исписанные все тем же кривым почерком вручную, что было странно для века технологий, когда практически все хранили в электронном формате. Буквы были настолько мелкими, что едва можно было разобрать написанное. К тому же, Димитрия была не сильна в сербском и понимала только отдельные фразы.
"Пациент Љ 83 не проявляет никаких признаков агрессии; переведен в общую камеру. Зрачки постоянно находятся в расширенном состоянии… объект отказывается принимать обычную пищу…"
Все это больше походило на заметки врача о состоянии больного или, как в данном случае, душевнобольного — ведь слова "переведен в общую камеру" явно относятся к сумасшедшему дому напротив. Но тогда почему эти данные были написаны врачом в папке, которую он отметил как секретную? Может, Димитрия чего-то не понимала?
Девушка продолжила чтение.
"Присланные препараты действуют точно…" Дальше слов было не разобрать: почерк пишущего становился совершенно неразборчивым, и только в конце страницы заглавными буквами было выведено: "БЕССМЕРТИЕ".
На следующих страницах находились похожие заметки, идентичные, как птенцы в инкубаторе. Везде описывалось состояние разных больных, но особенно много места было посвящено неким загадочным "препаратам". Ни их названия, ни предназначения нигде не упоминалось, и в голове у Димитрии промелькнула мысль, что все дело было именно в их — в этих загадочных лекарствах.
На всякий случай Димитрия решила взять эту папку с собой. Она не могла точно объяснить, по какой причине она это делала, но она точно знала, что папка должна быть с ней. Прихватив с собой маникюрные ножнички, девушка вернулась к двери, на этот раз полная уверенности.
Опыта взламывания замков у нее было немного, но когда-то давно один знакомый Димитрии — мелкий воришка — объяснил ей общий принцип. Прикусив от напряжения губу, девушка раздвинула створки ножниц и вставила один конец в замочную скважину. Димитрия быстро нащупала внутреннюю задвижку и одним резким движением крутанула ножницы против часовой стрелки. Послышался щелчок.
— Даже проще, чем я думала. — Димитрия усмехнулась сама себе, абсолютно довольная результатом. Стоило оставить благодарственную записку тому, кто потерял здесь ножницы, хотя он уже вряд ли ее прочитает.
Проигнорировав урчание пустого желудка, девушка осторожно, будто кто мог ее заметить, вышла в коридор. Изнутри это здание мало чем отличалось от того, где недавно побывала Димитрия, — только света здесь было гораздо больше за счет частых зарешетчатых окон.
Димитрии было непривычно видеть больничные стены пустыми. Даже когда Посланцы начали действовать в открытую, больницы все еще работали, толпами принимая раненных и обезвоженных. На какое-то мгновение Димитрии показалось, что она видит чей-то прозрачный силуэт, хромающий ей навстречу с другого конца коридора. Это был мужчина лет сорока — возможно, он был моложе, но густо заросшее лицо не позволяло определить точный возраст. Вполне вероятно, что он был ровесником Дарко.
Он шел медленно, тяжело, каждый шаг давался ему с трудом. Его левая рука была ампутирована.
Только тогда Димитрия поняла, что мужчина был вовсе не призраком и даже не миражом, каковые видят в пустынях усталые путники. Этот мужчина был настоящим, и он двигался прямо на нее.
Он сверлил ее лишенного всякого выражения взглядом подернутых белой пеленой глаз, и Димитрия не могла не ответить на этот взгляд. В нем не было злобы — в нем вообще ничего не было, как если бы мужчины был и вовсе слепой.
Димитрия не шевелилась, и когда между ними оставалось не более нескольких метров, мужчина наконец остановился. И только когда он заговорил, девушка окончательно убедилась в том, что незнакомец существовал на самом деле.
— Тише, — усталым шепотом произнес он и поднес указательный палец здоровой руки к иссохшим губам.
Димитрия застыла как вкопанная, ожидая дальнейшего развития событий.
Мужчина подозрительно оглянулся по сторонам, точно желал удостовериться, не подслушивали ли их.
Параноик, хмыкнула про себя Димитрия.
Он не выглядел так, будто собирался съесть ее, но, может быть, это был обманный маневр, может, беженцы стали более изобретательны, пытаясь добыть себе пропитание.
— Ты вся мокрая, — заметил он спустя минуту молчания.
Действительно, с того момента, как сумасшедшая монашка обдала ее потоком ледяной воды и шланга, одежда еще не просохла и неприятно липла к телу.
В воздухе витали невысказанные вопросы. С ее стороны — кто он такой и что здесь делает. С его — точно такие же.
Но они оба молчали, ожидая, пока начнет говорить другой.
Наконец, мужчина снова заговорил:
— Ты видела Ранку? — спросил он тихо, почти умоляюще. Только сейчас девушка заметила, что у мужчины был еле заметный акцент, так что он был далеко не местный. Как, впрочем, и все, кому приходилось здесь останавливаться.
Димитрия не понимала, о чем он говорил, поэтому просто покачала головой из стороны в сторону. До сих пор она еще не произнесла ни слова, наверное, от шока.
— Кто такая Ранка? — с трудом выдавила из себя Димитрия, удивившись, как хрипло звучал ее голос в больничных коридорах.