– Почему? Скажи мне, прошу?

«Ушли годы… ты не видишь…»

Он еще пытался говорить, но образ его рассыпался, плыл. Мерцание, сдерживавшее элира, нарастало волнами, цепкое и злобное. Танфии казалось, что стоит ей дотянуться до элира, и тот спасен, тот сможет невозбранно вернуться в мир. Она протянула руку…

И что-то схватило ее. Рвануло вперед. Рука ушла в воду по локоть, Танфия не могла удержаться на краю…

С воплем она рванулась назад и вырвалась из объятий сна.

Над ней стоял Руфрид.

– Танфия? – выдохнул он. – Что с тобой? Ты так орала, что мы чуть ума не лишились.

Лес был тих. Танфия лежала на голой земле в нескольких шагах от своей постели, у самого бережка. Святилище вновь стало таким, каким было – засыпанным листвой и покрытым лишаями. Волшебный отблеск сменился волчьим хвостом зари.

Девушка седа, сморщившись, когда в глазницах задрожала резкая боль. Рука ее стискивала что-то остро-угловатое. Нож! Она открыла ладонь —и увидела старый, потускнелый ножичек в истертых до дыр ножнах. Нити вышивки сгнили, проколотые дырочки забила грязь. Камень на рукояти стал мутной галькой. Танфию переполняли разочарование и горе.

– О боги… – простонала она. – Ну и кошмар!

– Что это у тебя?

– Это? – Танфия стиснула нож в руке. – Э… старый нож, я его подобрала… наверное, на алтаре.

– Покажи-ка, – попросил Руфрид.

Он потянулся за ножом, но девушка отдернула руку.

– Его надо почистить.

Линден тоже сел, потирая лицо.

– И я видел кошмар, – сообщил он.

– О чем? – испугалась Танфия.

Из всего сна ей более всего запомнилось отчаяние элира, его безнадежные попытки достучаться до нее.

– Не знаю. Меня хватали какие-то жуткие белые тени… даже вспомнить противно.

– Антаровы ядра! – ругнулся Руфрид. – Ну у вас и фантазия! Пошли, позавтракаем и будем собираться.

В первый раз Танфия ощутила нечто вроде благодарности за его несгибаемую практичность. Ей требовался глоток низменного бытия, чтобы прийти в себя после потрясения, как глоток холодного кислого сока требовался, чтобы промыть пересохшее горло. Покуда Линден перебирал припасы, Танфия отошла за дерево облегчиться – и осмотреть нож. Старая, уродливая штуковина, клинок затупился и зазубрился. Ей захотелось вышвырнуть нож. Но вместо того она бережно завернула его в тряпицу и уложила во внутренний карман куртки.

Потому что правый рукав ее рубахи мокро лип к коже.

К вечеру они вышли на большую и многолюдную деревню под названием Фортринова Печатка, стоявшую на перекрестье трех дорог. Местные жители дружелюбно приветствовали путников, и видно было, что видеть чужаков им не впервой. В центре деревни стояла здоровенная корчма, называвшаяся «Золотой сокол». Встав посреди улицы, троица оглядела стены из песочного цвета кирпичей, широкие окна и растрепанную соломенную крышу.

– Переночевать бы здесь, – заметила Танфия.

– Что, жизнь на природе тебе уже надоела? – усмехнулся Руфрид.

– Нет, – холодно ответила девушка. – Просто глупо спать под кустом, когда есть постоялый двор и деньги, чтобы за него заплатить. Но главное – мы сможем перемолвиться словом с местными, разузнать о делишках Бейна. Линден?

Тот осунулся от беспокойства и усталости, но глаза лихорадочно блестели из-под нечесаной челки.

– Н-не знаю. Я бы двинулся дальше.

Руфрид положил руку ему на плечо. «Единственное, что его может извинить, – подумала Танфия, – это любовь к брату».

– Я тоже, но она в чем-то права. Ты совсем скис, Лин. – Линден мрачно глянул на него. – Мы тоже. После доброго ужина и крепкого сна завтра мы пойдем быстрее.

Веселая девчонка отвела Огонька в конюшню, а Танфия и ее спутники – прошли в корчму. В зале было чисто и уютно, с потолочных свисали яркие круглые лампы. Судя по обилию посетителей, корчму в деревне любили. В воздухе висел запах хмеля, жареной баранины, картошки и овощей. У Танфии потекли слюнки. Товарищам она бы в этом не призналась, но сейчас она была готова проспать неделю без продыху.

Заказав у гостеприимной хозяйки еды и питья, путешественники устроились за длинным столом в надежде, что кто-то из деревенских к ним подсядет. По мере того, как Танфия расслаблялась, ей все ярче вспоминался утренний сон – мелькало перед глазами лицо элира, чуждое и пугающее. Отделаться от навязчивого видения она не могла, и порадовалась, когда – после того, как путники вмиг проглотили ужин – к ним попросились присоединиться двое немолодых крестьян с кружками пива в руках.

Подобно большинству жителей Фортриновой Печатки, оба были крепко скроены, курчавы, русоволосы и краснощеки. Один, назвавшийся Атедом, болтал без умолку, а в перерывах качал головой и цокал языком, будто не зная, куда катится этот мир. Его товарищ, седеющий Двиорн, почти все время молчал, философски кивая.

После многочисленных любезностей касательно видов на урожай, на погоду, и достоинств «Золотого сокола» Атед поинтересовался:

– А вы откуда будете?

– ‘С-под Хаверейна, – промычал Руфрид с набитым ртом.

– Далеко. По делам никак? Да если не хотите – вы не отвечайте, мы, здешние, знаете, во всем Сеферете первые проныры.

– Мы в Скальд направляемся, – объяснила Танфия, повторив вранье Руфрида. – Торгуем, э, каменными кумирчиками, дедовой работы.

– А посмотреть бы неплохо, – намекнул Атед. – Сколько запросите?

Танфия осеклась. Показывать им было, само собой, нечего.

– Боюсь, все уже сговорено, – без запинки солгал Руфрид. – Особый заказ. Нам их даже разворачивать не положено, пока до места не добрались.

Танфия облегченно вздохнула про себя. Только сейчас ей начало приходить в голову, чем может обернуться для них разоблачение. Сам царь их, конечно, поймет, но сболтни лишнее слово приставучему пьянице в корчме, а тот возьми, да окажись чиновником вроде Бейна…

– В Скальд, значит? – Атед стряхнул пальцем с бороды клочок пивной пены. – Вы, это, поосторожнее там.

– А что? – спросила Танфия.

Их собеседник покачал головой.

– Солдаты так и кишат. Рекрутов, понимаете, набирают. Говорят, царь какую-то стройку затеял в Парионе, но я не знаю…

Засыпавший за столом Линден резко поднял голову.

– Это вы о чем?

Атед пожал плечами.

– А может, то вранье. Может, война началась, а мы и не знаем. Слыхал, в Скальде-то дурно попахивать стало. Новых командиров прислали из самой Парионы, и не тех, что обычно. Подлые души, как что – так не пикни. Не наши, знаете, тутошние. Им же нас защищать положено, оборонять. Брат мой в скальдской дружине служил, говорит – таких парней да девок поискать было! А эти что – тьфу!

– Может, царь решил, что наши разболтались, – рассудительно заметил Двиорн. – Трудно, знаешь, разбирая споры промеж крестьян, к войне готовиться.

– А что, из-под Хаверейна тоже рекрутов набирали? – поинтересовался Атед.

С трудом сглотнув, Танфия кивнула.

– Царь справедлив. – Она постаралась, чтобы голос ее звучал невыразительно. – Ото всех помалу. Моя сестра вытянула короткую соломку. А у вас?

– А у меня старшего сына забрали, и племянницу, и еще десятерых наших. – Атед мрачно уставился в глубину пивной кружки.

– Мне… очень жаль. – Танфия была потрясена.

– Странные слова, при том, что это «великая честь». – По тону Атеда совершенно ясно было, что он о такой чести думает. – Нам праздновать полагается. По пять рудов на семью отвалили. Возмещение, говорят. – Он сплюнул сквозь зубы. – Да на эти деньги лошадь не купишь. Хороши монеты, да работать не умеют.

– А вы знаете, что причиталось вам пятнадцать? – тихонько поинтересовался Руфрид.

– Что? – Атед вскинул голову.

– Мне тут бумага одна попалась – не для моих глаз. Для чего бы Гарнелис не набирал рекрутов, он справедливо награждает их семьи. Да только деньги по пути пропадают. Голову даю – прикарманил их какой-нибудь чинуша. Знаете, их подмазывают, чтобы одних забирали, других – оставляли… Кто-то на исполнении государевой воли себе набивает кошель.