– Желал бы я принять вас иначе, но увы мне! – этот убогий приют ныне принужден я звать домом.

Комната была погружена в сумерки, и девушка могла бы сказать о ней только одно – она большая, и темные провалы по стенам, видимо, ведут в соседние. Девушка шагнула вперед и едва не полетела кувырком, запнувшись о что-то невидимое.

– Простите. – Хозяин подхватил ее под локоток, одновременно приподнимая лампаду. Оказалось, что под ноги ей подвернулась кушетка. – Я запалю пару свечей. Вы в порядке, э?..

– Танфия, – пробормотала девушка.

Теперь она могла вглядеться в его лицо. «Да он красив», поняла она с изумлением. Почти прекрасен. О возрасте его судить было трудно, но Танфия дала бы ему лет сорок – почти как отцу. В смоляных кудрях блестела пара серебряных нитей, и вокруг ласковых темных глаз разбегались морщинки. Усталый, небритый, он тем не менее выглядел на удивление притягательным.

– А эти двое, – добавил Элдарет, – Руфрид и Линден. Они, как и мы, в беде.

– Что же вы натворили? – Хозяин поднял темные брови.

– Что это было? – переспросил Элдарет. – А, вспомнил; пытались застрелить чиновника, забравшего в рекруты сестру Танфии.

– А! Молодцы.

– Спасибо, – процедил Руфрид.

– Тогда вы в доброй компании, – заметил хозяин. – Все мы здесь приговоренные. – Он заговорщицки подмигнул Танфии. – Элдарет, ты меня не представишь?

– Боги благие, ты соскучился по аплодисментам?

– Ладно уж, я сам. – Он улыбнулся, глядя девушке прямо в глаза, и лик его озарился благостным сиянием, потрясшим Танфию физически, как удар под ложечку. – Я Сафаендер.

Танфии показалось, что у нее из-под ног выдернули пол.

– Тот самый Сафаендер?

Он сухо хохотнул.

– Ну, или какой-то Сафаендер.

– Поэт… драматург?..

– Именно так.

– Я думала, вы… намного старше.

Это его ошеломило немного.

– Спасибо… наверное. Приятно знать, что вы обо мне вообще думали.

Танфия смущалась все больше с каждой секундой, и не знала, как выпутаться.

– Элдарет сказал, что знаком с вами, но я не думала…

Он по-кошачьи загадочно улыбнулся.

– Вы не были уверены, скольких Сафаендеров он знает?

– Я не знала, что думать! Он же мне ничего не сказал! Заявил, будто вам за сто лет!

– Да ну?

Танфия обиженно повернулась к Элдарету.

– Ты мне ничего не сказал!

Элдарет только пожал плечами и стыдливо ухмыльнулся.

Танфии казалось, что ее сердце вот-вот разорвется.

– Я любила ваши пьесы с тех пор, как была девочкой. Я по ним читать училась. Когда я услышала, что случилось с театром…

На этих словах взгляд Сафаендера оледенел. Руфрид до боли стиснул локоть Танфии и подтолкнул девушку вперед. Она прикусила язык, прежде чем ляпнуть что-нибудь совсем непростительное, и, то холодея, то покрываясь потом, она, как кукла, хлопнулась на любезно указанную Элдаретом кушетку.

Вошедшая темноволосая женщина зажигала светильники. Комната оказалась десяти локтей в ширину. Пахло пылью; серый камень стен и пола украшали лишь разбросанные ветхие коврики. Мебель была старинной и растресканной. То, что Танфия сначала приняла за длинный ларь у стены, оказалось рядом прикрытых холстиной бочек.

– Это старая кладовая, – объяснил Элдарет. – Если кто станет обыскивать дом, он ее попросту не найдет.

– Мы обустроились, как сумели, но… – Сафаендер беспомощно пожал плечами.

Танфия живо представила его живущим в беломраморных палатах, где журчат в бассейнах фонтаны. Конечно, здесь ему не место! Ей так хотелось задать знаменитому поэту тысячу вопросов, почти все неуместные – если бы только она осмелилась открыть рот.

– Налил бы им хоть вина, Саф, пока ужин готовится, – бросила темноволосая.

Незнакомка была очень привлекательна – роскошные округлости, тонкая талия, полные красные губы, и выражение непробиваемой самоуверенности на лице. Танфия ощутила укол ревности. Из сумрачных ниш выступили еще одна женщина и двое мужчин; и все они носили общий отпечаток напускного обаяния и великодушного снисхождения к миру.

– Кстати говоря о театре, – промолвил Сафаендер. – Мы – это почти все, что от него осталось. Это были мои актеры: Аштарь, Шарма, Салиоль, Эвендер.

Лицедеи приветствовали излучинцев многословно и снисходительно, поглядывая на вновьприбывших, как на притащенную кошкой дохлую мышь. Танфия внутренне ощетинилась – как это они могут поглядывать на нее с вершин своего таланта, когда ей так неловко? Это было хуже, чем унижение, испытанное ею в Луин Сефере. По крайней мере, тот урок она усвоила, и держаться на равных не пыталась. Но как она завидовала их начитанности и уверенности, и легкости, с которой они могли обращаться к ее герою, ее богу, запросто – «Саф».

Аштарью звали пышнотелую особу, зажигавшую свечи; Танфия дала бы ей лет под тридцать. Шарма была старше – за пятьдесят – и держалась очень величественно и неприступно, хотя роскошные светлые волосы придавали ей некую соблазнительность. Интересно, нашелся хоть один мужчина, который ей отказал? Эвендеру было чуть больше тридцати, но он уже начал терять свою курчавую русую шевелюру. Был он, как Танфия узнала позднее, любовником Шармы; а еще – записным шутником, стремившимся обращать на себя все взоры. Салиоль оказался старше всех – ему было за шестьдесят; как и Шарма, он выглядел царственно, еще стройный и сильный. Он был склонен к излишней жестикуляции и громким басом отпускал шутливые реплики.

Танфию, несмотря на все ее раздражение, общество лицедеев пленило. Актеры труппы самого Сафаендера! Руфрид явно счел их в лучшем разе чудаками, но девушка предпочла бы, чтобы ее товарищ потрудился скрыть свои чувства.

– Боги, как я устал! – вздохнул Элдарет, падая на кушетку и сбрасывая башмаки. – Ну, какие новости?

Сафаендер сморгнул, продемонстрировав длинные ресницы.

– Все хуже и хуже, друг мой.

– За ужином расскажешь. Найдется для нас смена одежды? И где умыться?

– Конечно. Эвендер все нашим гостям покажет. Недостатка в месте не будет – тут с дюжину пыльных чуланов, где можно постелить тюфяки, но за соседство я не поручусь.

– А?

– Пауки. Мыши. Эти, знаешь, зеленые ящерки с алыми воротничками. – Сафаендер ухмыльнулся. На миг его взгляд коснулся Танфии, потом скользнул, непроницаемый, дальше, к Руфриду и Линдену.

Ужинали за низким длинным столом, сидя на подушках. Вернулись Мириас и Зоря, так что всего за стол уселось одиннадцать человек. На белой скатерти столпились толстые белые свечи. Еда была простой и сытной: хлеб и мясной отвар, баранина и зелень, козий сыр и сморщенные яблочки.

Танфии, несмотря на голод, кусок не лез в горло. Перед глазами вставала распростертая на траве женщина с рассеченным горлом. Лежит ли она все еще в лесу? Сколько солдат явилось вслед, чтобы похоронить убитых?

Девушка отпила еще вина, и постаралась отогнать мрачные мысли. Впрочем, лучшего способа отвлечься, чем наблюдать за Сафаендером, она и придумать не могла. Ей все еще не верилось, что это происходит взаправду. Поэт сидел напротив нее, но внимания на девушку, к ее облегчению, почти не обращал. Несмотря на купание в глубоком корыте с горячей водой, подававшейся по трубам из дома, и чистую белую рубаху, Танфия ощущала себя грязной и неряшливой. Собравшиеся за столом говорили так много и громко, что открывать рта ей не приходилось; Руфрид и Линден от усталости больше налегали на еду, чем на беседы.

До самого конца ужина Танфия не сводила с Сафаендера глаз. Как бы не были блистательны остальные, как ни стремились они показать себя, сиял он один, спокойный, молчаливый, блистательный, как месяц.

В детстве, когда она впервые ощутила трепетную любовь к его творениям, она приняла как очевидное, что великий поэт уже давно похоронен – с великими поэтами это обычное дело. Пережив в Луин Сефере потрясение, узнав, что Сафаендер еще жив, она представляла его дряхлым старцем. Элдарет, зараза такая, ничем ее не разубедил в этом. Если б ей сказали, что настоящий Сафаендер – один из близнецов-хозяев дома, она поверила бы с большей охотой. Но узнать, что он не старше ее отца – а девушка привыкла считать отца ни молодым, ни старым – но Сафаендер и правда был так молод для признанного гения; и убедиться что он не только деятелен, но прекрасен и добр… нет, с этим откровением ее рассудок решительно не был способен справиться.