Закружило Не удивляйся, если закружило, — здесь даже время держит путь по кругу. Слышны слова. И кровь густеет в жилах. Обрывки снов — да ни один не в руку. Осколки дней. И лиц размытый контур. Взамен ответов — только многоточья. И над тобой склоняющийся доктор. И неотложка, вызванная ночью. И обещанья: «Больше в рот ни капли!», презрительное: «Я-то в ваши годы…» Любовный неудавшийся спектакль. Билет на самолет «Москва-Минводы» и мысль, что все мы — просто пассажиры, но кое-кто запасся парашютом, а наш Пилот… Но, если кроме шуток: не удивляйся, если закружило. «Перебирая события, даты…» Все, что видел я — 24 зимы Перебирая события, даты, все подытожить — сплошная непруха. Стоит же снова припомнить цитату: «все суета и томление духа», — воздух свободы не так тошнотворен кажется больше. Проросшее семя всех моих замыслов неплодотворных переживет это смрадное время — время лишений под видом подарков, где засыпаешь с надеждой проснуться, где торгаши всех разливов и марок денежной меркою мерят искусство… Станет же время хоть чуточку лучше или, на крайний уж случай, «как прежде»… Выбыли быстро из списка живущих те, кто вселил в меня эти надежды. «За окном еще горит фонарь…» За окном еще горит фонарь, но не виден свет за пять шагов. Каждый день худеет календарь. Замолкает осени фагот. Город мне ни капли не знаком. Где, Вергилий, твой хваленый ад? Никого здесь нет, и ни на ком не задержишь свой усталый взгляд. Письмо Как путник, уставший от долгих странствий, взгляд ищет место остановиться. Лишь вспоминая знакомых лица, как факт принимаешь, что ты в России. Ночь заполняет домов пространства с бесцеремонностью наглого гостя. Вновь для распятия ищут гвозди те, кто в тебе разглядел мессию. Жизнь пролетает однообразно. Не отличая зерен от плевел, время нас всех превращает в пепел. Этот закон даже я не нарушу. Все повторится еще не раз, но если ты при смерти, то с испугу тело свое доверяешь хирургу чаще, чем пастору душу. В этом ответ на любые вопросы, даже на те, что никто не задал. Знаешь, чем чаще я в жизни падал, тем отчетливей видел, что лежа — лучше. Я представляю собой отбросы общества, ты же являешься частью общества. Впрочем (наверное, к счастью), это письмо — единичный случай, ибо со смертью кружиться в вальсах много приятней, чем ждать кончины и суетливо искать причины происходящего. Это точно. Этого не объяснить на пальцах. За сим ставлю точку — тире — прощаюсь. Помни: однажды и ты, отчаясь, это заметишь. Спокойной ночи. Размышления в ночной комнате I Когда картинка за окном имеет вид что твой квадрат Малевича, как в вате, приглушен голос города, и спит распластанный на собственной кровати обычный имярек, устав с пути, опять дырявит ночь фонарь-компостер. Стараясь никого не разбудить, уходят мысли полуночным гостем, поскольку мысль, впитав обрывки вер, спешит расстаться с миром эфемерным, пытаясь выйти в запертую дверь, но без упорства, свойственного смертным. II На циферблат ложится ночи час, объемность комнат насыщая тенью. Уже календарю не верит глаз, как некоему странному виденью. Который год все терпящий рояль циничен в новой мебели убранстве. Когда подобно призраку, ноябрь теряет очертания в пространстве, надменен и бесхитростно суров, иглой грядущей ночи изувечен, от окон, переулков и дворов уходит заблудившийся в них вечер, как публика, спектакль освистав… Но в город, спящий только лишь отчасти, в трехсотый раз упавшая звезда не принесет желаемого счастья. III Здесь даже мысли те же, что вчера. И время, удаляясь безвозвратно, жужжа, как сумасшедшая пчела, сегодня перетягивает в завтра. Опасно жить на этом рубеже. Вновь ощущая некую беспечность, ты видишь сон, а между тем, уже тебя за плечи обнимает вечность. Благословен, кто умер без нытья. Благословен воистину, кто дожил, чтоб видеть, как за гранью бытия проснется вечно дремлющий художник и образ нанесет на полотно, чертам подобный ангельскому лику… Как в плотно затворенное окно, ты мне кричишь, но я не слышу крику. |
