Неолиберализация породила внутри себя значительную оппозиционную культуру. Оппозиция, однако, нередко принимает многие из основополагающих постулатов неолиберализма, фокусируясь на внутренних противоречиях и сопоставляя, например, вопросы индивидуальных прав и свобод с авторитаризмом и нередкой непоследовательностью политической, экономической и классовой власти. Ссылаясь на рассуждения неолибералов об улучшении благосостояния всех, оппозиционеры обвиняют их в несоответствии своим же заявлениям. Рассмотрим, например, первый существенный абзац такого основополагающего неолиберального документа» как соглашение ВТО. Его цель такова:

«Повышение уровня жизни, обеспечение полной занятости, серьезного и стабильного роста реальных доходов и эффективного спроса, расширение производства и торговли товарами и услугами одновременно с обеспечением оптимизации использования мировых ресурсов в соответствии с целями устойчивого развития, стремление защитить и сохранить окружающую среду и усовершенствовать соответствующие механизмы так, чтобы соответствовать потребностям и нуждам на разных уровнях экономического развития»[241].

Похожие ханжеские заявления содержатся и в заявлениях Всемирного банка («снижение бедности — наша основная задача»). Они никак не сочетаются с реальными действиями, которые только способствуют восстановлению или созданию классовой власти и приводят к обеднению населения и ухудшению состояния окружающей среды.

Растущая оппозиция нарушению прав стала особенно заметна начиная с 1980 года. До того, как пишет Чандлер, такие уважаемые журналы, как Foreign Affairs, не опубликовали ни одной статьи о правах человека[242]. Подобным вопросам стали уделять внимание после 1980-го, особенно после событий на площади Тяньаньмэнь и с конца «холодной войны» в 1989 году. Это полностью соответствует распространению неолиберализма, и оба движения тесно связаны друг с другом. Несомненно, влияние неолиберализма как основы политической и экономической жизни на индивида создает условия для возникновения движений за частные права. Концентрируя внимание именно на этих правах, а не на процессе создания или восстановления серьезных и открытых структур демократического управления, оппозиция культивирует методы, которые не могут выйти за неолиберальные рамки. Неолиберальная забота об индивиде перекрывает любое социал-демократическое беспокойство о равенстве, демократии, социальном единстве. Постоянные призывы оппозиции к судебным разбирательствам соответствуют взглядам неолибералов, которые отдают предпочтение юридическим и исполнительным приемам, а не парламентской власти. Легальный путь слишком дорог и требует серьезного времени. Суды, как правило, встают на сторону интересов правящего класса, подтверждая свою обычную классовую лояльность. Судебные решения выносятся в соответствии с интересами частной собственности и нормами прибыли, а не равенства и социальной справедливости. Чандлер делает вывод, что «разочарование либеральной элиты в обычных людях и политических процессах приводит к тому, что она все больше сосредотачивается на индивидах, облеченных властью, и обращении с проблемами к судье, который должен принять решение»[243].

Так как у большинства людей нет финансовых ресурсов, достаточных для того, чтобы отстоять собственные права, единственный способ реализации такого подхода — формирование правозащитных групп. Развитие правозащитного движения и неправительственных организаций, как и рассуждения о праве вообще, сопровождало неолиберальный поворот и заметно активизировалось в 1980-х. Неправительственные общественные организации нередко заполняют вакуум в социальном устройстве, возникший после того, как государство перестало исполнять свои функции. В некоторых случаях это способствовало дальнейшему сокращению вмешательства государства. Таким образом, общественные организации действуют как «троянский конь в стане мирового неолиберализма»[244]. Кроме того, они вовсе не обязательно являются демократическими, так как нередко действуют в интересах элиты, на них никто не может серьезно рассчитывать (за исключением их спонсоров). Они по определению стоят довольно далеко от тех, кто ищет их защиты или помощи,— независимо от того, насколько эти организации стремятся быть прогрессивными. Общественные организации часто скрывают свои истинные цели, предпочитая прямые переговоры или воздействие на государство и влиятельные классы. Они часто контролируют своих клиентов, а не представляют их интересы. Они стремятся и берут на себя смелость выступать от имени тех, кто якобы не может говорить за себя, и даже определять интересы представляемых ими лиц (как будто люди не могут это сделать сами). Но легитимность их статуса часто вызывает большие сомнения. Когда организации поднимают шум с целью запретить использование детского труда на производстве в масштабах всего человечества, они могут отрицательно влиять на экономику тех стран, где от такого труда зависит выживание семьи. Не имея возможности найти для детей работу, семьи бывают вынуждены допускать занятие своих детей проституцией (здесь уже может выступить другая правозащитная группа). Единообразие в методах ведения переговоров о правах и стремление неправительственных организаций и правозащитных групп повсеместно утвердить единые принципы не соответствуют местным особенностям и реальным практикам политической и экономической жизни в условиях неолиберализации и превращения ценностей общества в объект купли-продажи[245].

Есть и другая причина, по которой эта оппозиционная культура приобрела такое влияние в последние годы. Накопление путем лишения прав собственности предполагает совершенно новые приемы накопления и расширение практики применения наемного труда в промышленности и сельском хозяйстве. В этой области происходили основные процессы накопления капитала в 1950-е и 1960-е годы, и именно здесь зародилась оппозиционная культура (схожая с той, что является основой профсоюзов и политических партий рабочего класса), которая привела к появлению «встроенного либерализма». Лишение прав собственности одновременно фрагментированно и неоднородно — тут приватизация, там — ухудшение состояния окружающей среды, еще где-то — финансовый кризис или рост внешнего долга. Сложно противостоять таким разнообразным процессам, особенно если не иметь опоры на универсальные принципы. Лишение прав собственности означает потерю прав. Отсюда обращение к универсальным категориям — правам человека, достоинству, устойчивым экологическим принципам, защите окружающей среды и тому подобному — как к основе для единой оппозиционной политической платформы.

Обращение к универсальным правам — обоюдоострый меч. Его можно использовать в прогрессивных целях. Традицию, наиболее успешно представленную Amnesty International, Medecins sans Frontieres и другими организациями, нельзя считать простым придатком неолиберального мышления. История гуманизма (и западного, классического либерального, и его разнообразных незападных версий) слишком сложна для такого упрощения. Но во многих случаях при ограниченных целях правозащитников (к примеру, Amnesty до недавнего времени фокусировалась исключительно на гражданских и политических, а не на экономических правах) их несложно включить в неолиберальную модель. Универсализм особенно хорошо сочетается с глобальными вопросами — изменения климата, озоновая дыра, утрата биологического разнообразия из-за разрушения естественной среды обитания. Добиться же результатов в области гражданских прав не так просто, особенно если учесть разнообразие политических и экономических обстоятельств и культурных особенностей. Более того, вопросы гражданских прав нередко используются в интересах «имперских мечей» (если использовать язвительную характеристику Бартоломью и Брейкспира)[246]. Так называемые «либеральные ястребы» в США, например, прикрывались борьбой за гражданские права, чтобы оправдать империалистическую интервенцию в Косове, Восточном Тиморе, Гаити, Афганистане и Ираке. Они оправдывают «военный гуманизм во имя защиты свободы, прав человека и демократии, даже когда империалистическая держава ведет одностороннюю борьбу», как в случае США[247]. Сложно не согласиться с Чандлером в том, что «корни сегодняшнего гуманитаризма, основанного на правах человека, лежат в одобрении вмешательства Запада во внутренние дела развивающегося мира еще, с 1970-х годов». Основной аргумент здесь связан с тем, что «международные, институты, международные и внутренние суды, неправительственные организации и комитеты по этике могут лучше представлять интересы людей, чем законно избранное .правительство. Правительства и выборных представителей воспринимают, с подозрением и не потому, что они несут .ответственность за избирателей, а потому что якобы имеют «особый» интерес ине могут действовать исключительнр на основе этических принципов»[248]. Внутри отдельных стран происходят такие же скрытые процессы. В результате угасают «общественные политические споры, так как легитимной признается роль юридических и невыборных сил и комитетов по этике в процессе принятия решений». Влияние на политику может быть негативным. «Не решая проблемы индивидуальт ной изоляции и пассивности в рамках наших раздробленных обществ, правозащитные движения только закрепляют это разделение». Более того, «из-за деятельности правозащитников общество, перестает воспринимать реальность, а это, как,и любая элитарная теория, поддерживает самоуверенность правящего класса»[249].