Все это нисколько не уменьшает важности того пути внутренних реформ, по которому двигался Китай. Китайцам предстояло осознать (и в некоторой степени это все еще происходит), помимо прочего, что рынок мало что может сделать для трансформации экономики без одновременного сдвига в классовых отношениях, частной собственности и всех прочих институциональных системах, которые обычно являются основой для процветания капиталистической экономики. Эволюционное движение по этому пути было импульсивным и нередко сопровождалось трениями и кризисами, в которых важную роль играло влияние и даже угрозы извне. Еще долго не прекратятся дебаты о том, связано ли это с осознанным, хотя и адаптивным планированием («нащупывать камни, переходя реку», как говорил Дэн) или основывалось на выработанной за спиной политиков жесткой логике, лежащей в основе рыночных реформ Дэн Сяопина[148].

Можно с большой точностью утверждать, что Китай, отказавшись от «шоковой терапии» немедленной приватизации, которую навязали России и Центральной Европе МВФ, Всемирный банк и «Вашингтонский консенсус» в 1990-е годы, смог избежать экономической катастрофы. Двигаясь собственным особым путем к «социализму с китайским лицом», или, как считают некоторые, «приватизации с китайским лицом», Китаю удалось создать управляемую государством рыночную экономику, которая обеспечивала невероятный рост (в среднем на 10% в год) и повышение уровня жизни значительной части населения на протяжении более 20 лет[149]. Реформы также привели к ухудшению окружающей среды, социальному неравенству и к чему-то напоминающему восстановление власти капиталистического класса.

Непросто разобраться в деталях этой трансформации, не имея хотя бы приблизительного описания событий. Политические соображения оценить сложно, так как они скрыты за борьбой внутри Коммунистической партии, стремящейся сохранить единоличную власть. Основные решения, ратифицированные на партийных съездах, обеспечивали условия для реализации реформ. Маловероятно, чтобы партия так легко поддержала активное восстановление влияния в своей среде капиталистического класса. Практически наверняка экономические реформы были поддержаны, чтобы обеспечить возможность накопления богатства и технологического развития, чтобы лучше управлять внутренним расколом, лучше защищаться от внешней агрессии, распространять собственное влияние за пределы страны, в область непосредственных геополитических интересов в быстро развивающейся Восточной и Юго-Восточной Азии. Экономическое развитие воспринималось как средство для достижения этих целей, а не самостоятельная цель. Более того, реальный путь развития кажется вполне соответствующим задаче предотвращения образования какого бы то ни было значительного капиталистического класса внутри Китая. Опора на прямые зарубежные инвестиции (стратегия экономического развития, принципиально отличающаяся от стратегии Японии или Южной Кореи) позволяла сохранять ситуацию, когда власть капиталистического класса, владеющего частью экономики, оставалась за границей (табл. 5.1), что несколько облегчало, во всяком случае для Китая, возможность государственного контроля[150]. Барьеры для иностранных портфельных инвестиций эффективно ограничивали влияние международного финансового капитала на Китай. Нежелание допустить существование любых форм финансового посредничества кроме государственных банков — например, фондовый рынок, рынок капитала — лишает капитал его основного оружия борьбы против государственной власти. Давно предпринимаемые попытки оставить структуры государственной собственности без изменений, предоставив при этом менеджерам некоторую свободу действий, тоже являются преградой на пути формирования капиталистического класса.

 Но партии пришлось столкнуться и с некоторыми противоречиями. Китайская бизнес-диаспора являлась носителем внешних связей, и Гонконг, вновь вошедший в состав Китая в 1997 году, уже был организован в соответствии с принципами капитализма. Китай должен был найти компромисс между плановыми и рыночными устоями, а также неолиберальными правилами международной торговли ВТО, в которую Китай вступил в 2001 году. Политические требования либерализации начали проявляться. В 1986 году начались протесты рабочих. Студенческое движение, симпатизирующее рабочим и выражающее собственные требования большей свободы, достигло апогея в 1989 году. Невероятный политический накал, возникший параллельно с экономической неолиберализацией, вылился в убийство студентов на площади Тяньаньмэнь. Жесткие действия Дэн Сяопина, проводимые вопреки мнению сторонников партийной реформы, явно демонстрировали, что неолиберализация экономики не будет сопровождаться изменениями в области прав человека, гражданских или демократических свобод. Сторонники Дэн Сяопина хотя и одержали верх, но вынуждены были инициировать новую волну неолиберальных реформ, чтобы выжить. Ванг пишет:

«Денежная политика стала основным инструментом контроля. Были проведены серьезные изменения в области валютных операций в сторону унифицированного обменного курса. Экспорт и внешняя торговля стали управляться с помощью механизма конкуренции, так, чтобы сами предприятия несли ответственность за прибыли или убытки. Использование двойной системы ценообразования было серьезно сокращено. Зона развития Шанхай – Пудонг стала абсолютно открытой, началось формирование зон развития в других регионах»[151].

После поездки стареющего Дэн Сяопина по южным регионам в 1992 году, чтобы увидеть, какой эффект оказало открытие внутренних рынков на экономическое развитие, он сказал, удовлетворенный увиденным: «Разбогатеть – это великолепно, Какая разница, рыжий кот или черный кот, если он хорошо ловит мышей». Китай становился все более открытым для рыночных процессов и иностранного капитала, хотя и под всевидящим оком партии. Демократия потребления поощрялась в городских районах, чтобы предотвратить социальные волнения. Основанный на рыночных принципах экономический рост ускорился так, что иногда уже казался вышедшим из-под контроля партии.

Когда Дэн в 1978 году начал реформы, почти все самое важное находилось в государственном секторе. Государственные предприятия (ГП) доминировали в основных отраслях экономики. В большинстве случаев они были довольно прибыльными. Государственные предприятия обеспечивали не только стабильную занятость рабочим, но и широкий спектр социальных и пенсионных выплат (известных как «железная миска риса» или гарантированный государством уровень жизни). Кроме того, существовали и местные ГП, которые контролировали правительства провинции, города или региона. Аграрный сектор был организован на основе системы коммун, и большая часть исследователей соглашается, что сельское хозяйство было недостаточно производительным и остро нуждалось в реформировании. Пособия и социальные выплаты осуществлялись в рамках каждого из секторов экономики и были неодинаковыми. Сельские жители были наименее привилегированными и не могли переехать в город из-за разрешительной системы выбора места жительства, которая предоставляла городским жителям многое из того, чего были лишены крестьяне. Эта система позволяла сдерживать массовую миграцию сельского населения в города. Каждый сектор экономики был интегрирован в региональную систему государственного планирования, на основе которой устанавливались конечные цели работы и распределялись необходимые ресурсы. Принадлежащие государству банки существовали в основном как хранилища сбережений и предоставляли инвестиционные средства в дополнение к государственному бюджету.

Государственные предприятия долгое время существовали как устойчивые оплоты государственного контроля над экономикой. Стабильность и льготы, предоставляемые работникам, хотя и сокращаемые периодически, обеспечивали определенное социальное страхование для значительной части населения на протяжении многих лет. Более открытая рыночная экономика создавалась рядом с государственными предприятиями, и сельскохозяйственные коммуны исчезали, чтобы уступить место индивидуализированной «системе личной ответственности». Городские и сельские объединенные хозяйственные предприятия (ГСП) создавались на основе активов, принадлежавших коммунам, и становились центрами предпринимательства, гибких трудовых практик, открытой рыночной конкуренции. Вначале было разрешено существование маленьких частных предприятий только в производстве, торговле и в области услуг, с ограничениями в отношении количества занятых (которые постепенно смягчались). Начавшийся приток иностранного капитала набрал полную силу в 1990-х годах. Вначале иностранные предприниматели вынуждены были ограничиваться участием в совместных предприятиях и лишь в определенных регионах, но со временем иностранный капитал распространился повсеместно, хотя и неравномерно. В 1980-е годы продолжала развиваться государственная банковская система, и постепенно она взяла на себя функции централизованного государства в области предоставления кредитов государственным предприятиям, городским и сельским предприятиям и частному сектору. Развитие этих секторов экономики не проходило совершенно автономно друг от друга. Городские и сельские предприятия привлекали начальный капитал из аграрного сектора и одновременно формировали рынки сбыта для государственных предприятий и поставляли необходимую продукцию для работы государственных предприятий. Со временем иностранный капитал получил доступ и к городским и сельским и к государственным предприятиям, и частный сектор начал играть все более существенную роль как напрямую (в форме владения), так и опосредованно (в форме акционерного участия). Когда ГП становились менее прибыльными, они получали дешевые кредиты от банков. По мере того как рынок приобретал силу и значимость, вся экономика двигалась в сторону неолиберальной структуры[152].