В рамках концепции неолиберализма существуют серьезные политические проблемы, которые стоит рассмотреть. Противоречие возникает между соблазнительным и отталкивающим собственническим индивидуализмом, с одной стороны, и стремлением к осознанной коллективной жизни — с другой. Индивиды на первый взгляд свободны в своем выборе, но не имеют права делать выбор, способствующий созданию «сильных» коллективных институтов (например, профсоюзов) — хотя все же могут формировать «слабые» добровольные ассоциации (благотворительные общества). Они не должны образовывать союзов и политических партий, имеющих целью заставлять государство вмешиваться в рыночные процессы или вообще уничтожать рынок. Для защиты общества от наиболее страшных сил — фашизма, коммунизма, социализма, авторитарного популизма и даже права большинства — неолибералы предлагают устанавливать жесткие ограничения на демократическое управление и вместо этого основываться на недемократических и ненадежных институтах (как Федеральный резерв или МВФ) для принятия ключевых решений. Возникает парадокс — серьезное вмешательство государства, правление элиты и «экспертов» в мире, где государство не должно ни во что вмешиваться. Вспоминается утопия Френсиса Бэкона New Atlantis (впервые опубликованная в 1626 году), где все важнейшие решения в государстве принимаются Советом Мудрых Старейшин. Столкнувшись с общественными движениями, стремящимися к коллективному влиянию, неолиберальное государство само вынуждено вмешиваться в происходящее, иногда и с помощью репрессий, отрицая этим те самые свободы, которые призвано поддерживать. В этой ситуации у государственной системы остается одно «секретное» оружие: международная конкуренция и глобализация — эти средства могут быть использованы для установления определенной дисциплины общественных движений, выступающих в рамках отдельно взятого государства против неолиберальных подходов. Если это не помогает, государство должно снова начать пропаганду, убеждение или применять силу для подавления оппозиции. Именно об этом и предупреждал Поланьи: либеральный (а потом и неолиберальный) утопический проект может быть реализован только на основе авторитаризма. Свобода масс будет ограничена в пользу свободы меньшинства.

Общий характер государства в эру неолиберализма трудно описать по двум причинам. Во-первых, все более заметными становятся системные отклонения государственной практики от неолиберальной теории, и не все эти отклонения можно объяснить уже описанными выше внутренними противоречиями. Во-вторых, эволюция неолиберализма привела к тому, что в разное время в разных странах появились разновидности неолиберальной практики — отличающиеся не только от общей концепции, но и серьезно различающиеся между собой. Любая попытка сформировать единую картину типичного неолиберального государства на основе постоянно изменяющихся иституциональных образований кажется бессмысленной. Тем не менее хотя бы в общих чертах опишем концепцию неолиберального государства.

Существует два основных случая, когда стремление к восстановлению классового влияния искажает и даже полностью изменяет (по сравнению с теорией) результаты реализации неолиберальной концепции. Один из таких случаев связан с потребностью создания «благоприятного инвестиционного или делового климата» для капиталистических предприятий. Некоторые условия достижения этой цели, например политическая стабильность, всеобщее уважение к закону и равенство всех перед законом, можно считать «классово нейтральными», но есть и такие условия, которые указывают на откровенное неравенство классов. Такая предвзятость возникает, в частности, из-за отношения к трудовым ресурсам и окружающей среде просто как к еще одному виду ресурсов. В случае конфликта интересов неолиберальное государство скорее станет поддерживать благоприятный деловой климат, чем коллективные права (и качество жизни) граждан или обеспечивать условия для самовосстановления окружающей среды. Вторая причина возникновения отклонений неолиберальной практики от теории, а иногда и социальных конфликтов связана с тем, что неолиберальное государство обычно поддерживает целостность финансовой системы и платежеспособность финансовых институтов, а не благополучие населения или состояние окружающей среды.

Такие системные перекосы не всегда легко обнаружить за многообразием и нередкой непоследовательностью государственных решений. Важную роль в этом плане играют прагматические и конъюнктурные соображения. Президент Буш встает на защиту свободного рынка и свободы торговли, но вводит тарифы в области торговли сталью, чтобы обеспечить поддержку избирателей (как оказалось, весьма удачно) в Огайо. Квоты на импорт вводятся произвольно, чтобы смягчить недовольство отечественных производителей. Европейцы проводят протекционистскую политику в отношении сельского хозяйства, настаивая при этом на свободе торговли во всех остальных областях в связи с социальными, политическими и даже эстетическими причинами. Государство вмешивается в экономику с целью поддержания интересов отдельных отраслей (например, контракты на поставку вооружения). Отдельные страны раздают друг другу займы для подержания политического влияния в неспокойных регионах (например, Ближний Восток). В силу всех этих обстоятельств было бы странно, если бы даже наиболее «фундаменталистские» неолиберальные государства строго придерживались неолиберальной философии.

В других случаях мы можем приписывать расхождения теории и практики факторам трения или проблемам переходного периода, связанным с той формой, в которой государство существовало до поворота к неолиберализму. Например, в большинстве государств Восточной Европы после падения коммунизма сложились совершенно особые условия. Скорость, с которой была проведена приватизация в ходе «шоковой терапии», имевшей место в большинстве этих стран в 1990-е годы.., вызвала в обществе огромный стресс, последствия которого ощущаются и по сей день. Страны «социальной демократии» (Скандинавские страны или Великобритания сразу после Второй мировой войны) вывели ключевые секторы экономики — здравоохранение, образование, жилищные программы — из-под прямого влияния рынка, объясняя это тем, что базовые блага не должны распределяться посредством рынка и доступ к ним не должен быть ограничен платежеспособностью гражданина. Маргарет Тэтчер удалось сломать эту систему, а Швеция продолжает сохранять систему социального обеспечения гораздо дольше, несмотря на давление со стороны класса капиталистов, стремящегося повернуть государство к неолиберализму. Развивающиеся страны (Сингапур и некоторые другие страны Азии) опираются на общественный сектор и государственное планирование, тесно связанное с собственным и корпоративным (нередко иностранным и многонациональным) капиталом, чтобы стимулировать накопление капитала и экономический рост[80]. Развивающиеся страны, как правило, серьезное внимание уделяют социальной и материальной инфраструктуре. Это предполагает уравнительную политику в отношении, например, доступности образования и здравоохранения. Государственные инвестиции в образование рассматриваются в качестве ключевого фактора обеспечения конкурентоспособности государства на мировом рынке. Политика развивающихся государств соответствует принципам неолиберализма, так как стимулирует конкуренцию между компаниями, корпорациями и отдельными территориями, она следует правилам свободной торговли и основывается на свободном доступе к экспортным рынкам. В то же время в процессе создания инфраструктуры для обеспечения благоприятного бизнесклимата эти государства позволяют себе серьезно вмешиваться в экономику. Неолиберализация открывает развивающимся странам возможности улучшить свою международную конкурентную позицию путем развития новых форм государственного вмешательства (например, поддержки научных исследований и разработок). Одновременно неолиберализация создает условия для формирования классовой структуры. По мере усиления влияния господствующий класс (например, в современной Корее) стремится избавиться от зависимости от государственной власти и переориентировать само государство в соответствии с неолиберальными принципами.