«Ох, нет!» — подумала она. Но прикрываться было уже поздно.

— В чем дело? — спросил Дэвид, Его голос звучал все так же воинственно, но вид аппетитного тела Аманды заставил забыть обо всем, кроме нарастающего напора за ширинкой.

— Утром было так жарко, что, когда я пришла, то приняла холодную ванну, а потом заснула, — сказала она и подумала, сможет ли набросить халат до того, как он доберется до кровати. — Я закрыла дверь, чтобы никто ко мне случайно не зашел. Если бы ты минуточку подождал, нам бы не пришлось чинить дверь и вставлять новый замок.

Ее тихий упрек не проник в его сознание. Дэвид сбросил с плеч пиджак.

Аманда с усилием глотнула. Она не знала, способна ли его вынести. Только не сейчас. Не после нежностей другого мужчины.

Она испустила тихий стон. Что с нею происходит? Нет никакого другого мужчины. Это только плод ее воображения. К несчастью, реальность надвигалась на нее с тем выражением на лице, которое она слишком хорошо знала.

— Дэвид, дверь, — сказала она, напоминая, что та полуоткрыта. Любой, кто поднимется по ступенькам, увидит их.

Аманда прикрыла глаза, представив себе слуг, глазеющих на совокупление, их ехидное перешептывание и смешки украдкой в холле, и ей захотелось умереть. Но если она не будет видеть, как они на нее смотрят, то сможет убедить себя в том, что этого не было.

И тут она почувствовала, как руки Дэвида усаживают ее. А потом было ощущение его рубашки на ее груди и звук расстегиваемой молнии. Ей захотелось застонать. Он даже не потрудился раздеться.

— Аманда, дорогая. Обними меня. Это будет так чудесно.

«Только тебе, Дэвид. Только тебе».

Ничто не нарушало тишину, кроме урчания, с которым он вторгся в ее тело, и ее тихого вздоха, больше похожего на стон.

Аманда закрыла глаза и мысленно унеслась в другое пространство, где не было никакого Дэвида Поттера. И когда его руки чересчур сильно сдавливали ей грудь, а зубы слишком глубоко впивались в нежную кожу ее шеи, она этого почти не замечала. Она вспоминала другого мужчину с такими сильными руками, что не позволили ей упасть, и таким мягким сердцем, что оно не допускало слова боль.

— Ты, конечно же, больше не пойдешь в приют.

Этот тихий приказ прозвучал как раз в тот момент, когда Аманда собралась проглотить кусочек вареного лосося. Ей тут же свело горло от гнева и обиды.

И вдруг произошло нечто неожиданное. Мышцы горла расслабились, и пища проскользнула легко, как подтаявшее масло. Вилка, уже начавшая дрожать в ее руке, больше не дрожала. И выражение лица, с которым Аманда повернулась в сторону мужа, удивило его не меньше, чем слугу, стоявшего у двери.

— Не понимаю почему, — холодно произнесла она. Подцепив кусочек рыбы и положив его в рот, она стала с невозмутимым видом жевать. И тут же слегка нахмурилась: — Тебе не кажется, что повар переусердствовал с приправами? На мой вкус, здесь слишком много эстрагона.

Дэвид оторопел. Аманда только что сделала нечто неслыханное. Она посмела ему перечить, а потом просто-напросто проигнорировала его.

— Послушай-ка, — прорычал он, скомкав салфетку в руке. — Ты не…

— Мне кажется, твоя мама основала этот приют, не так ли, Дэвид? — Аманда даже не стала дожидаться подтверждения своих слов. Они оба знали, что это и так всем хорошо известно. — Боже мой, почему тебя беспокоит то, что я пытаюсь продолжить важное дело твоей матери? Ты, конечно же, не считаешь, что твоя мать сделала ошибку?

Его затрясло от злости:

— То, что делала моя мать, не имеет к нам никакого отношения!

Аманда выгнула бровь:

— Хорошо, что она уже не может слышать этого, Дэвид. Такие слова причинили бы ей страдания. Твоя мама любила меня, помнишь?

У Дэвида вытянулось лицо. Глаза сузились. Он украдкой окинул взглядом комнату, будто желая убедиться, что его никто не подслушал.

— Меня она любила больше, — сказал он, проклиная себя за детскую писклявость в голосе. — И она воспитала меня так, чтобы я был мужчиной в семье. Помнишь? Отец умер, когда мне было десять лет. Всегда решения в этом доме принимал я, и у меня нет намерения что-то менять.

Аманда лишь скользнула по нему взглядом. Что-то изменилось в ней. Ей теперь не было нужды подлизываться или съеживаться в надежде ослабить удары его кулаков. По правде говоря, у нее даже не было уверенности, что она станет это делать. Может быть, нынешняя схватка окажется их последней. По крайней мере ее страданиям придет конец.

— Ты извинишь меня? — сказала она и отодвинула стул, не дожидаясь его позволения. — Я, кажется, сыта.

Она поднялась, бросила салфетку возле тарелки и послала ему спокойную улыбку. Потом, отряхнув подол своего розового шифонового платья, направилась к выходу.

Дэвид с открытым ртом и остекленевшими от ярости глазами смотрел на свою жену, которая розовым облаком выплыла из столовой.

— Сэр, не желаете ли десерт?

— Черт, нет! — выпалил он и вскочил со стула, не замечая, что тот опрокинулся к стене и поцарапал краску. — Убери со стола и убирайся с глаз долой! Ты меня слышал?

— Да, сэр, — кивнул слуга. — Мигом, сэр.

Дэвид направился вслед за Амандой с одной лишь мыслью — восстановить свою власть.

Находясь в их общей комнате, Аманда слышала, как он поднимается по лестнице. Но желание спрятаться не возникло. Она глубоко вздохнула, готовясь к схватке, повернулась лицом в сторону двери как раз в тот момент, когда та с шумом распахнулась.

— Ты никогда впредь не будешь выходить из-за стола таким вот образом. Ты меня слышишь?

От гнева лицо Дэвида покрылось красными пятнами. Он дрожал от злости на женщину, стоящую перед ним с вызывающим выражением лица. Он поднял руку и размахнулся.

Резкий удар пришелся по скуле, и Аманда пошатнулась. Она отлетела назад, на кровать, и, упав на локти, перекатилась подальше от мужа, прежде чем он успел нанести второй удар. Схватив с ночного столика фонарик и зажав в руке, она выставила его перед собой как оружие.

— Дэвид!

Он уже собирался подкрепить удар следующим, когда ее выкрик застал его врасплох. Фонарь в ее руке и поза, в которой она застыла, поразил его. Удивление заглушило гнев. Весь привычный уклад его жизни разваливался на глазах, делая самого его слабым и беспомощным.

— Положи это, — приказал Дэвид. Поразмыслив, он попытался овладеть инициативой и сделать вид, что дарует ей пощаду. — Думаю, ты достаточно наказана… по крайней мере на сегодня довольно.

Ее безукоризненная прическа растрепалась, легкая синева уже проступила на щеке, но Дэвид видел только ее распущенные каштановые локоны, падающие на лоб, и думал, что они придают ей сексуальность. Ее непокорность была поразительной, интригующей… и странной, но она лишь распалила в нем желание. Он направился к ней.

Аманда знала это выражение его лица. Волна тошноты накатила на нее, когда она отвела руку с фонарем назад, замахнувшись, как дубиной. Она больше не станет его терпеть.

— Ты в последний раз дотронулся до меня, — прошептала она. — Если ты еще раз захочешь попробовать, то уж тогда лучше доводи дело до конца. Потому что, если я останусь живой, я убью тебя.

Дэвид замер. У него даже отвисла челюсть. Вряд ли бы он поразился больше, если бы она пнула его ногой в живот. Мэйбл держалась неподалеку от двери в хозяйскую спальню, прижав пальцы к губам и бросая яростные предостерегающие взгляды на Маркуса, который вместе с ней поднялся по лестнице, когда начались крики, и молча стоял рядом. В этот момент ситуацией владела Аманда, и не в ее интересах было, чтобы они сейчас появились.

— Ты не понимаешь, что говоришь, — произнес Дэвид. И, снова обретя самоуверенность, добавил: — И ты так всерьез не думаешь. Ты не можешь угрожать…

— Предупреждаю тебя, Дэвид, — сказала Аманда, перебивая его и не желая выслушивать очередную угрозу. — Ты больше не дотронешься до меня. Ни в ненависти. Ни в гневе. Ни в любви.