Но все равно это был простой игорный бизнес, даже с учетом побочной линии — наркотиков — приевшийся Винсу. Он заскучал. Его захватила новая мечта — наркобизнес, не зависящий ни от каких поставщиков, замыкающийся на нем одном, ему одному подчиненный. Не стартовая площадка, полученная по наследству, а совершенно новое дело, его собственное детище.

Винс представлял себе, во сколько обойдутся эксперименты, которые необходимы для его грандиозной идеи. Сначала он закрыл верхний этаж «Атенеума» под какую-то загадочную лабораторию. Игроки, порой неделями не знавшие сна, поднимались наверх, чтобы получить небольшую поддержку для своих угасающих сил, в этом не было ничего необычного. Но ко времени, когда Чио депортировал на Багамы Банни, Винс отвел уже целый корпус для клиники — с комнатами консультаций, лабораториями и даже одной операционной, единственным случаем использования которой по назначению был вправленный вывих ноги неудачливого любителя серфинга.

Когда Винс вернулся домой, в Штаты, он уже готов был с цифрами в руках доказать любому, прежде всего Чио Итало, что для выкачивания денег из среднего класса идея детоксикации может быть не менее плодотворной, чем игорный бизнес. И притом — не выкручивая руки, не ломая челюстей, под видом общественно полезной деятельности. Требовалось только одно: расширение базы, и Винс готов был заложить первый камень бизнеса, такого же основательного, как угольный или стальной, от которых зависят судьбы целых наций.

Он немилосердно тормошил База. Европейские служащие Винса рыскали по странам Общего рынка в поисках формул популярных болеутоляющих и антидепрессивных лекарств, вроде ДФ118, английской версии квалудеса или пальфиума, одного из мощнейших синтетических анальгетиков. Базу пришлось изучить способы приготовления дилаудида, перкодана и мепергана. Винс был уверен, что существует возможность повысить эффективность существующих лекарств добавками героиновых производных и веществ, подавляющих нервное возбуждение, — бензодиазепиновой группы. А что до антидепрессантов, то он просто повесил в лаборатории База список, в который входили торазин, элавил, синекван, тофранил, вивактил и честный памелор.

ДФ118 Винс с неохотой исключил из списка, потому что кодеин — производная опиума, а он ставил перед собой задачу полностью избавиться от растительного сырья и перейти на химическое, сравнительно легкодоступное.

Винс не мог поделиться своей мечтой с Базом. Как бы это звучало? «Вы, врачи, уже создали по всей стране клиентуру для толкачей. Теперь мы, „Риччи-медикэл-сентерс, Инк“, приберем ее к рукам. У нас будет национальный консорциум: наши лаборатории, фабрики, клиника — ваши рецепты. И завтра — весь мир наш!» Лучше, чтобы Баз особенно не вникал, чем пахнет от его исследований. Не сейчас. Винс был достаточно умен, чтобы оценить, какого талантливого ученого подарила ему фортуна. Но Баз нужен ему не только как исследователь, но и как серьезный медицинский авторитет с незапятнанной репутацией. Притом медицинский авторитет, угодивший к нему в рабство.

В казино, принадлежавшем дружественному мафиозному клану, Долорозо, Винс довел до конца обработку База Эйлера. Эта неприятная процедура не доставила ему удовольствия — Винс не был садистом. Но от него только и требовалось — договориться о неограниченном кредите для доктора Эйлера. Вот и все. Остальное Баз сделал сам. Изобретатель Секции Эйлера окончательно помешался на «блэкджеке». Если б в основе этого лежали деньги, первый же крупный проигрыш излечил бы его в два счета.

Но деньги были для него только побочным продуктом. Доктор Эйлер из вечера в вечер ковал свое новое эго, усаживаясь против самой хорошенькой девушки-дилера и начиная элегантный ритуальный танец, сложную пантомиму, в которой каждый жест имел значение — «пас», «беру», «блэкджек»... Ему казалось, что все смотрят на него — финансисты, шейхи, женщины, настолько прекрасные, что таких не бывает в обычной жизни, — и любуются его скупыми движениями, холодным безразличием к проигрышу. Он чувствовал себя Христом Страстотепцем, бичуемым, истекающим кровью, избитым, но бессмертным. Все, что он делал, казалось ему исполненным глубокого смысла, значительности, даже осторожное пощипывание мочки уха. Знак?.. Что хочет этим сказать загадочный хирург?..

В минуты просветления, пробуждения от этого мазохистского бреда его душа истекала кровью. Он не говорил по телефону со своей беременной женой на протяжении нескольких недель. Знакомые врачи в Манхэттене, посылавшие ему пациенток, больше к нему не обращались. Банк опротестовал все его чеки. Его кредитные карточки были аннулированы. Он просрочил платежи по страховкам и теперь не был застрахован ни на какой случай — смерти, пожара, ограбления... Банк, державший закладные на его офис, разыскивал его уже долгое время. Общая задолженность по двум займам составляла около двух миллионов долларов. Больше ста тысяч он задолжал Винсу, еще сорок ухнуло в прорву благодаря семье Долорозо. Бичуемый со всех сторон, все верно.

Тайная боль. Тайный восторг от истязаний, не выпадающих на долю обычного смертного. «Пас». «Беру». «Блэкджек!..»

В середине апреля на Багамах — пик процветания все в богатой, густой зелени, пальмы, папоротники — мир обновляется, ослепительно оранжевые и фиолетовые каскады бугенвиллей опускаются на землю. С помощью Тони Рего, молодого химика, кузена Винса, Баз наконец выделил композицию, по эффективности десятикратно превосходящую составляющие. Его звонок Винсу был таким оптимистичным, что тот примчался через два дня, хоть и был по горло занят в Средиземноморье.

Стоя у доски, как лектор, Баз указал на выведенное мелом слово:

— Вот — МАО, то есть моноамин-оксидин. Молодой организм вырабатывает это соединение в больших количествах, иногда даже в избытке, что приводит к нарушениям кровообращения мозга. В таких случаях наблюдается склонность к депрессии, к самоубийствам...

— Переходим к хорошим новостям, — скомандовал Винс, перебивая его. Винс уже облачился в свой медицинский костюм — не хватало только стетоскопа, выглядывавшего из набитого кармана, или сумки для гольфа в углу.

— Ладно. Хорошие новости — это то, что мы выделили замедлители МАО, такие, как изокарбоксазид или тринилципромин сульфат. Они блокируют МАО, и человек чувствует себя счастливым.

— Очень счастливым?

— По крайней мере, страшно довольным жизнью. — Стоящий позади База его ассистент, Тони, сдавленно хихикнул. — Таким образом, мы получаем новую группу наркотиков, эрголоидные мезилаты. Они могут быть использованы также при лечении депрессии — стимулируя кровообращение мозга.

— Баз, детка, ближе к делу!

— Мы попробовали соединить оба типа.

— Это блеск! — не выдержал Тони Рего.

— Да-а? — Винс требовательно посмотрел на База. — Давай, не тяни.

— Ну, — Баз засмеялся, — мы попробовали на себе, и в очень маленькой дозировке... Но если у меня будет возможность провести классический слепой тест, то где-то через полгода я смогу дать тебе совершенно новое зелье, посылающее прямо в небеса.

— Отлично. Отлично. — Темные очки Винса мелькали то тут, то там, черные кудри искрились. — Нужно название. МАО, МАО, — промяукал он по-кошачьи. — Что-нибудь короткое, хлесткое... МегаМАО! Тони, знаешь, о чем я подумал?

Баз смотрел на кузенов, обменивающихся сицилийскими телепатическими посланиями.

— Ты имеешь в виду помойку дяди Марти на углу Сто семнадцатой и Бродвея?

— Колумбийский университет завалит нас кроликами для опытов — студенты!

Тони был худощавым и долговязым молодым человеком, без малейших признаков подбородка, но с сильно выпуклым лбом. Когда он улыбался, как сейчас, то обнаруживал поразительное сходство с пираньей: этого можно добиться, только постоянно посасывая палец в детстве.

— Студенты? — восторженно повторил он. — Всегда недовольные и без денег, да еще и молодые, так что не откинут копыта посередине опыта!

— Но никаких шести месяцев, Баз, детка, — продолжал Винс. — Это прорва времени! Даю тебе месяц.