И, наконец, самым молодым германским слоем в славянстве следует назвать норманнский (normannische). Он, как известно, образовался, следуя сюда двумя основными путями: восточным — от Ладожского и Ильменского озер, а также с верховьев Днепра и западным — от южных берегов Балтийского моря, Одера и Вислы. Норманны на этих землях создали государство, и, уже благодаря этому, их прибытие сюда принадлежит истории, о чем могут свидетельствовать не только археологические находки, но даже истории отдельных семейств [102) Гейдебрандт, Лаза Ф. Значение и сущность сословных и фамильных гербов в истории Силезии с древнейших времен (v. Heydebrandt und der Lasa, F.: Die Bedeutung des Hausmarken- und Wappenwesens für die schlesische Vorgeschichte und Geschichte; Altschlesien VI; 339 bis 376, 1936)]. В качестве основных сфер их влияния следует рассматривать: на западе — помимо всего побережья Балтийского моря, Позен (Познань) и Силезию, на востоке — «Варяжский путь» («Waräger Straße» — по всей видимости, автор имеет в виду «Путь из Варяг в Греки». — Примеч. ред.), и в особенности территории между Новгородом и Киевом [103)

Петерсен Е. Карта найденных реликвий викингов в Северной и Восточной Германии (Petersen, Ε.: Eine Karte der Wikingerfunde Nord- und Ostdeutschlands. Mannus XXV. 147–155, 1935)].

С норманнами также происходит процесс поглощения их славянами, что, если проследить с точки зрения истории, уже случилось с более древними германскими слоями. Уже в третьем поколении варяжские князья носят славянские имена. В результате они, вне всякого сомнения, влили в жилы славян и, в частности, аристократии свежую нордическую кровь, которой, разумеется, вскоре суждено было просочиться в общую массу упоминаемых народов. Во всяком случае, Нидерле [104) Нидерле Л. 1925, цит. стр.41 — ср. I, стр. 207] оценивает расовое влияние эпохи варягов как незначительное: «Вопреки ключевой роли, которую пруссаки (Preußen) сыграли при основании и в процессе развития великой славянской державы на востоке, на физический тип славян они оказали лишь слабое, практически ничтожное, влияние. Они были слишком малочисленны, и вскоре совсем исчезли в славянском море».

Таким образом, для всех древних славян можно констатировать не только одно лишь политическое и культурное, но и определенное расовое влияние, оказанное на них германцами: в конце той эпохи, когда славянство еще было едино как таковое, это случилось вследствие контакта с остготами, позже, у западных славян, с одной стороны, благодаря принятию в себя остатков германского населения в Восточной Германии, Польше и Богемии, а с другой — появлению норманнов. У восточных же славян это точно так же происходит благодаря норманнам. Но это влияние вряд ли может чем-либо способствовать в интерпретациях расовой классификации древних славян. Мы не имеем ни одного примера подобного влияния на славян в восточнонемецких и западнопольских областях, некогда населенных германцами. Точно так же повсеместно мала высокая доля участия нордического компонента и в варяжской зоне. Основное разделение (см. рис. 24) проходит скорее поперек линии север — юг. Таким образом, основную массу нордических компонентов в древнем славянстве следует, пожалуй, приписать все же индогерманскому, праславянскому основному слою.

Остается еще один вопрос: в какой мере развитие древнего славянства спроецировано на сегодняшние славянские народы? Так или иначе все они обладают не столь высокой долей присутствия нордического компонента, который у разных народов на фоне составляющих самых различных рас — восточноевропеоидной и альпийской, динарской и средиземноморской, — во многих случаях отходит на задний план. Для этого размытия черт нордической расы, или «денордизации» (Entnordung), возможны два объяснения. Во-первых, это может быть обусловлено угасанием и исчезновением нордических родовых сообществ вследствие естественного отбора в процессе размножения, когда численный перевес и «победа по количеству рождавшихся» в конечном счете оказались на стороне европеоидов. С другой же стороны, это могло явиться следствием социального перераспределения, которое ослабило барьеры между верхним и нижним слоями, позволив прежде всего тем самым полностью выступить на историческую авансцену той части населения, которая прежде, с позволения сказать, «затенялась» вследствие культурного и расового преобладания верхнего слоя. Здесь уместно поставить вопрос следующим образом: возможно ли наблюдать ход этого процесса уже в эпоху древних славян и позволительно ли из характера изменений делать выводы, имеющие, к примеру, социологическую подоплеку?

Однако ответ на этот вопрос существенно затруднен вследствие того, что временный пласт, который мы охватываем, исследуя найденные черепа древних славян, не глубок. Он целиком ограничен преимущественно серединой XI — окончанием XII столетий, то есть примерно 1¹/₂ столетиями, интервалом между собственно периодом переселений и вступлением в практически одновременно для большинства славянских племен наступившую эпоху христианизации. Поэтому выстроить племенные группы во временной последовательности и высчитать отсюда ход их развития невозможно, что усугубляется и способными исказить картину значительными пространственными различиями.

Количество признаков, отклоняющихся у относительно молодых групп по сравнению с более древними в направлении восточноевропеоидной или нордической рас. Во всех группах, отделенных от нас меньшим временным интервалом, смещение средних величин признаков наблюдается в направлении восточноевропеоидной расы!

В пределах же то одной, то другой определенной группы, напротив, существует возможность, разделяя более древний материал от сравнительно молодого, осуществлять его сравнительный анализ. Так, изучая обнаруженные в Богемии практически в одном и том же месте черепа, удалось установить временную последовательность между ними — речь идет о находках в районе селений Жалов (Žalov) и Левый Градек (Levý Hradec), правда, при этом первые из них были найдены во второстепенном напластовании, но в непосредственном соседстве с предметами славянского обихода. Найденные в Словакии в районе Девина черепа старше тех, что были обнаружены в Дольном Ятове. Третья же, несколько меньшая, серия относится к еще более древнему времени — к IX столетию (Матейка, 1925). Она, по всей видимости, ведет происхождение из эпохи, в которой было еще общепринято преимущественно огненное погребение. В Мекленбурге места захоронения близ селения Альт-Бартельсдорф более древние, нежели те, что обнаружены под Гамелем; сложенные из камней курганы дреговичей моложе земляных. Наконец, для полян и северян, вследствие имеющегося в наличии соответствующего материала, к курганному периоду позволительно присоединить период могильных захоронений. Для южных славян устанавливать стадии временной последовательности на протяжении собственно древнеславянской эпохи необходимости нет. Однако для сравнения здесь приводятся сведения о нескольких относящихся к позднему средневековью находках из захоронений богумилов (Bogumilengräbern) в Боснии.

[105) Богумилы (Bogumilen) — секта, которая была особенно распространена среди болгар, но также местами встречается и на территории сегодняшней Югославии. Их могилы в Боснии обозначены огромными надгробными камнями. Конечно же, установить, являются ли приверженцы этой секты полноправными представителями населения той эпохи или некой отфильтрованной группы (Siebungsgruppe), не представляется возможным. Во всяком случае, расхождение краниометрических параметров богумилов (10 м — из музея Сараево) полностью соответствует эволюционной направленности к сегодняшнему населению, так что никакой необходимости предпринимать какую-либо существенную фильтрацию не существует.]