Тождество «Типа I» эпохи неолита с восточноевропеоидами эпохи древних славян и наряду с этим также и со «Вторым финским типом» Бунака особенно интересно с исторической точки зрения. Из факта появления восточноевропеоидов в ином культурном кругу не следует делать вывод о непосредственной связи этого присутствия со славянами и финно-уграми. Но все же, коль скоро раса изначально должна обладать единой этнической основой и замкнутой территорией обитания, в качестве изначальных ее представителей могут быть восприняты, пожалуй, лишь древнейшие предки финской народности (Urfinnentum) или современники эпохи ленточной керамики. Слияние же обеих впоследствии разделившихся линий следует искать в еще более древнем времени и в том едином некогда пранароде (Urvolk), следы которого еще предстоит обнаружить. Однако тем самым мы, преодолевая границы неолита, переносимся уже в эпоху мезо- и палеолита.

В складывающейся подобным образом ситуации для обоснования этого предположения особенно важно, чтобы южная линия восточноевропеоидов была представлена не только современниками эпохи силезской ленточной керамики. Если бы это было именно так, то, пожалуй, можно было бы думать о смещении культур и возможном изменении областей обитания восточноевропеоидов эпохи неолита с гребенчато-ямочной керамикой, которая охватила территории до Силезии. И тут мы видим, как тот же самый тип встречается также и в австрийском неолите (Лендьельская (Lengyel) культура), а именно в буквально недавно опубликованной работе, посвященной описанию обнаруженного близ Лангелойса черепа, т. н. Лангенлойс 2 (сохранился только лицевой скелет) [63) Циммерманн Г. Череп эпохи неолита из Лангенлойса и его связи с расой эпохи свайных поселений (Zimmermann, G.: Jungsteinzeitliche Schädel aus Langenlois und deren Beziehungen zur Pfahlbaurasse, Arch. J. Klaus, X, 227–256, 1935)]. Здесь все признаки «Типа I» повторяются в частично еще более примитивной форме (ср. рис. 28): низкое лицо с крепкими, фронтально направленными скуловыми костями, широкий нос при «раздутии» нижней части и пологости основания (которое, кроме того, у черепа из Лангенлойса особенно сильно вогнуто), низкие глазницы, широкие углы нижней челюсти и прогнатизм.

Метрическое же сравнение с черепом № 1903/30/3 из Бильвизе также показывает действительно хорошее соответствие признаков (табл. 12). Бильвизе вновь, как и в процессе сравнения с «Типом I», также обнаруживает менее значительную выпуклость лба, в то время как Лангенлойс 2 отличается особенно низкими глазницами и весьма сильно выраженной платиринией.

Странным, правда, является следующее соотношение, предположение о котором выдвинули сначала Шифф [64) Шифф Ф. Очерки по краниологии Чехии (Schiff, F.: Beiträge zur Kraniologie der Czechen. Arch. Anthrop. N: F. XI, 253 bis 292, 1912)], а впоследствии — Шлагинхауфен [65) Шлагинхауфен О. Антропологические находки при исследовании свайных поселений Швейцарии (Schlaginhaufen, О.: Die anthropologischen Funde aus den Pfahlbauten der Schweiz. Mitt. Antiquar. Ges. Zürich XXIX, 220–241, 1924)] и Чекановский [66) Чекановский Я. К проблеме систематики короткоголовых обитателей свайных поселений эпохи неолита в Швейцарии (Czekanowski, J.: Zum Problem der Systematik der kurzköpfigen, schweizerischen neolithischen Pfahlbaubewohnter. Arch. Anthrop. N. F. XX, 65–76, 1925)]: о взаимосвязи «Типа I» эпохи ленточной керамики с находками времен неолитической культуры свайных поселений Швейцарии. Исследовавший краниометрические параметры черепа Лангенлойс автор подтверждает эти связи — ведь именно это и является важнейшим результатом его труда, — указывая в своей публикации, что: «…найденный близ Лангенлойса череп „L2“ следует причислить к тому же кругу формообразований (Formenkreis), что представлен и так называемой „женщиной из Эгольсвиля“ (Frau von Egolswil)». Восточноевропеоид в швейцарском неолите — это и в самом деле было бы поразительно! Но все же еще следует проверить, в какой мере это сходство основывается просто на примитивных признаках, и в какой — на специфических расовых эталонных образцах. Физиогномически, во всяком случае, «женщина из Эгольсвиля» от славянских восточноевропеоидов отличается незначительно (ср. с хорошими иллюстрациями у Шлагинхауфен).

Следующим типом, который может быть идентифицирован с древнеславянскими восточноевропеоидами, является «преславянский» (präslawische) тип, в последнее время упоминаемый в большинстве случаев как «сублаппоноидный» (sublaponoid) тип школы Лембергера, который тем не менее прежде был описан в 1911 г. Чекановским по результатам исследований среди живущих. [67) Чекановский Я. Очерки по антропологии Польши (Czekanowski, J.: Beiträge zur Anthropologie von Polen. Arch. Anthrop. N. F. Х., 187–195, 1911).] Фундаментальное подкрепление системы типов Чекановского с краниологической позиции было обеспечено прежде всего Стояновским [68) Стояновский, К.: Краниологические типы Польши (Stojanowski, К.: Kraniologische Typen Polens, Kosmos (Lemberg) XLIX, 660–766, 1924)], работа которого также включает образцовые экземпляры (табл. 13). Правда, в большинстве случаев преславянские черепа из Скалы (Тарнопольская губ.), использованные в качестве «эталонных», отклоняются сильнее и, в частности, в абсолютных величинах от показателей, характерных для древнеславянских восточноевропеоидов, чем отобранный из других групп «Тип β» (например, серия из Збыкова, описание которой предоставляет Лот), однако сходство в пропорциях отчетливо выступает и у них.

Далее тип характеризуется «плоскими, килеобразно объединяющимися parietalia и предрасположенностью к образованию torus sagittalis, вследствие чего череп приобретает в norma occipitalis пентагоноидальную, подобную домику, форму. В norma frontalis выделяется сильное образование надбровных дуг, которое сочетается с грубым образованием черепа и предрасположенностью к образованию sulcus praenasalis и альвеолярного прогнатизма». Это описание также большей частью совершенно сходится с морфологическими признаками древнеславянских восточноевропеоидов.

Относительно исторического положения преславянского типа Чекановский уже в 1925 году говорит, что в Восточной Европе он производит впечатление «…связанного теснейшим образом с финским нижним слоем», «имеющие же место вследствие южного сродства в отношениях культур (ленточная керамика, культура свайных поселений) связи следует, вероятно, воспринимать как вторичные» [69) Чекановский Я. Антропологические очерки по проблеме славяно-финских связей (Czekanowski, J.: Anthropologische Beiträge zum Problem der slawisch-finnischen Beziehungen. Finska Forminnesföreningens Tidskr. XXXV, 4, 14 S 1925).]

Продолжение этой уже упомянутой выше южной линии на восток вызывает в подобной ситуации особенный интерес, поскольку Чекановский определяет относящиеся к эпохам неолита и бронзового века черепа из местности под Киевом как преимущественно преславянские и, следовательно, восточноевропеоидные. Действительно, из материалов, опубликованных Богдановым [70) Богданов, Α.: Древние киевляне по их черепам и могилам; Антр. выставка III, 305–319, 1879], мы видим, что параметры четырех из указанных им черепов на удивление хорошо вписываются в область разброса характерных для древнеславянских восточноевропеоидов признаков — резкое выделение на общем фоне орбитального индекса следует, по всей видимости, приписать иной технике измерений, — в то время как параметры трех остальных черепов так же отчетливо из этой области выпадают (см. диаграммы на рис. 30а и ЗОЬ). № 3 (Вышгород 1) даже показывает коэффициент отклонения, меньший, чем подобный коэффициент у финнов Полома и в весьма большой степени похожих финских черепов, вплотную к ним приближающихся. При этом еще также следует упомянуть, что подобные этим древнеславянским восточноевропеоидным черепам находки обнаруживаются во всех местах проведения антропологических исследований и соответствуют обоим хронологическим этапам.