– О ваше величество! Как я рада, что мы встретились! Ведь в последний раз я видела вас больше недели назад…

– Извините, у меня сегодня множество дел… совещание совета, посланники…

Фрэнсис приходилось слышать подобные слова много раз прежде, когда король говорил их другим женщинам. Тогда, помнится, она журила его за ложь, и они весело смеялись. В те дни она надо всем весело смеялась.

– Мне бы хотелось, чтобы вы пришли на ужин. Вы сможете прийти сегодня? Я пригласила многих… – быстро добавила она.

– Весьма благодарен, Фрэнсис, но сегодня я буду занят: не могу нарушить обещания. – Ему больно было видеть ее разочарование, ему стало неудобно, и он добавил: – Но завтра вечером я свободен и смогу прийти к вам, если хотите.

– О, прекрасно, сир! – Лицо Фрэнсис мгновенно осветилось. – Я закажу все, что вы особенно любите, и попрошу Молл Дэвис устроить представление! – Она повернулась к Букингему: – Вас я тоже приглашаю, ваша милость, – с леди Шрусбери, конечно.

– Благодарю вас, мадам. Если смогу – непременно приду.

Фрэнсис сделала реверанс, мужчины поклонились и пошли дальше по коридору. Несколько минут Карл молчал.

– Бедная Фрэнсис, – произнес он наконец. – У меня всякий раз сердце разрывается при взгляде на нее.

– Она сильно подурнела, – согласился герцог. – Но, по крайней мере, она хоть перестала жеманничать . За последние два месяца я ни разу не слышал ее глупого хихиканья. – Потом небрежным тоном добавил: – О, Лодердейл рассказал мне об эскападах ее величества прошлым вечером.

– Полагаю, все уже слышали об этом. Никак не думал, что у нее хватит смелости.

Вчера вечером Катарина, одевшись простой горожанкой, вышла из дворца и в сопровождении миссис Бойнтон отправилась поглядеть на церемонию обручения в Сити. Разумеется, без всякого приглашения. Надев маски и в фальшивых париках, женщины смело вошли и смешались с другими гостями. Но в толпе женщины оказались разделенными и не могли найти друг друга, поэтому королева была вынуждена нанять портшез. Такого рода шалости позволяли себе многие дамы и джентльмены, но Катарина никогда прежде не осмеливалась на такие авантюры. И во дворце все были шокированы, когда узнали, что их маленькая и тихая, как мышь, королева решилась выйти таким образом в большой и путающий мир за стены своей крепости.

– Говорят, она вся дрожала, когда вернулась, – продолжал Карл. – Но через несколько минут уже весело смеялась, рассказывая о своей проказе. Носильщик портшеза, который доставил ее в Сити, был ужасный грубиян, говорила она, а извозчик наемной кареты оказался пьяным в стельку, и она боялась, что карета опрокинется вместе с ней! – Казалось, история очень забавляла Карла. – Все в городе ворчат, что я веду страну прямиком в ад! А из Катарины вышел бы неплохой шпион, не правда ли? Надо бы почаще посылать ее в город.

Но Букингем взглянул на Карла осуждающее

– Это было весьма неблагопристойное поведение. Хуже того, весьма опасное. (Подобное довольно часто случалось в Сити, когда – возводились новые здания.) Совсем рядом протекала беспокойная Темза, и с реки слышались крики лодочников и торговок устрицами. Букингем снимал три комнаты на четвертом этаже под фиктивным именем – ему нравилось изобретать себе вымышленные имена. На этот раз он выбрал имя Эр Иллингуорт.

Герцог, в турецком халате, тюрбане и в туфлях с загнутыми носами, крепко спал, вытянувшись на длинном диване у камина, где горела горка каменного угля. В комнате было душно и полутемно, день клонился к вечеру, а герцог спал с полудня.

В дверь постучали один раз, потом еще, ибо храп герцога слышался из-за двери. Когда постучали в четвертый раз, он встрепенулся, сел с красным и распухшим от сна лицом, тряхнул головой и встал с дивана. Но открыл дверь только после того, как выяснил, кто пришел.

В дверях стоял толстый коротконогий пастор, одетый в сутану и сандалии, на голове с тонзурой – капюшон, в руках – молитвенник.

– Добрый вечер вам, отец Скруп.

– Добрый вечер, сэр. – Пастор слегка задыхался, он слишком быстро поднимался по лестнице. – Я очень спешил, но я присутствовал на молитве ее величества, когда получил записку. – Он заглянул через плечо герцога в полуосвещенную спальню. – Где больной? Я не могу терять времени…

Букингем закрыл дверь за пастором, спокойно запер ее на ключ и опустил его в карман халата.

– Здесь нет больного, отец Скруп.

– Нет больного? – удивленно взглянул на него пастор. – Но мне сказали… посыльный сказал, что здесь умирает человек…

Он сел на стул с высокой спинкой, герцог налил два стакана Канарской мадеры, передал один пастору и сел поближе.

– Мне было нужно, чтобы вы пришли как. можно скорее, поэтому я и послал человека с сообщением, что здесь больной. Ну вы узнали меня теперь?

Отец Скруп, который уже глотнул вина и сидел, держа стакан в своих пухлых руках, внимательно всмотрелся в Букингема, и его лицо расплылось.

– О… ваша милость!

– Он самый!

– Простите меня, сэр! Вы так необычно выглядите в этом наряде, что я не узнал вас, и потом, здесь темновато… – добавил он извиняющимся тоном.

Букингем улыбнулся, взял в руки бутылку и еще раз наполнил стаканы.

– Так вы говорите, что только что были на вечерней молитве ее величества?

– Да, ваша милость. Ее величество приобрела много новых привычек, но она никогда не отказывалась от вечерних молитв, за что Господь Бог благодарен ей, – добавил он, набожно закатив глаза.

– Вы не раз слышали также исповедь ее величества, если я не ошибаюсь?

– Иногда, ваша милость.

– Да в чем ей исповедоваться, – коротко усмехнулся герцог. – В том, что возжелала платья или играла в азартные игры в воскресенье? Или просила Господа, чтобы ребенок его величества появился в ее чреве, а не в чреве какой-то другой женщины?

– О милорд, она – несчастная женщина. Это простительный грех. И боюсь, мы все грешны в этом. – Отец Скруп выпил вино, и герцог снова наполнил его стакан.

– Но просьбы дела не поправят . Факт остается фактом, она бесплодна и навсегда останется таковой.

– А я убежден, она выносит ребенка. Что-то мешает ей соблюсти положенный срок.

– И так будет всегда. Его величество никогда не получит законного наследника от Катарины Браганса. А если трон перейдет Йорку, то страна погибнет.

При этих словах герцога отец Скруп вытаращил голубые глаза, ибо католические симпатии Йорка были широко известны, а Букингема знали как ненавистника англиканской церкви.

– Нет, не из-за религии, – быстро добавил герцог. – Здесь вопрос более серьезный, святой отец.

Его высочество просто неспособен управлять страной. Не пройдет и полугода после его восшествия на престол, как в Англии начнется гражданская война. – Лицо герцога оставалось совершенно серьезным. Наклонившись вперед, он уперся одной рукой в колено, а указательный палец другой устремил на круглое растерянное лицо пастора. – Ваш долг, отец, если вы любите Англию и Стюартов, оказать мне помощь в достижении цели. Я могу сказать вполне откровенно, что его величество на моей стороне, но по понятным причинам он не может выступить открыто.

– Вы ошиблись во мне, ваша милость! Я не могу предпринимать каких-либо действий против ее величества, независимо от того, кто стоит за ними! – Отец Скруп испугался, у него даже затряслись пухлые щечки. Он начал вставать, но Букингем мягко, но решительно усадил его на место.

– Не надо спешить, отец, прошу вас! Сначала выслушайте меня. И запомните: вы должны хранить верность прежде всего своему королю! – Произнося эти слова, Букингем являл собой самоотверженного героя и глубокого патриота, и отец Скруп ошеломленно сел на стул. – Мы отнюдь не намереваемся хоть как-то навредить ее величеству, так что не тревожьтесь на этот счет. Но во имя Англии, ради короля, моего повелителя, я позволил себе разработать план, дающий возможность его величеству иметь другую жену. Он может пойти на это, и тогда Англия через год получит наследника престола, если ее величество согласится вернуться к той жизни, которую она когда-то вела и которая нравилась ей: к затворнической жизни монахини.