– В самом деле? – вежливо отозвалась Эмбер. Она не была голодна и жалела, что не осталась у себя в комнате. Она с трудом проглатывала пишу. – Отчего же вы вернулись в столь неподходящее время, когда свирепствует чума?

– Я не так молод, мадам, – ответил он, его речь звучала четко и размеренно, как у человека, не допускающего ни малейшей небрежности. – Болезнь и смерть более не тревожат меня. Я приехал на церемонию бракосочетания сына, он женится через две недели.

– О, вот как! – Больше она ничего не могла придумать в ответ.

Она решила, что он вовсе не так заинтересован в ней, как говорил Элмсбери, и, поскольку она пришла в надежде увидеть влюбленный взгляд мужчины, ей стало теперь просто скучно. Она не вникала в дальнейшую беседу и по окончании обеда поспешила в свою комнату.

Апартаменты, в которых они жили с Брюсом больше месяца, казались ей теперь опустевшими. Эмбер бесцельно бродила в тоске из комнаты в комнату, и каждая мелочь напоминала ей о Брюсе. Вот книга, которую он так недавно читал, она лежала на большом кресле. Она взяла книгу в руки, прочитала название: «История Генриха VII» Фрэнсиса Бэкона. Вот пара сапог, испачканных в грязи, две белые полотняные рубашки, тоже испачканные, пахнувшие потом; шляпа, в которой он ездил на охоту.

Вдруг Эмбер упала на колени, смяла шляпу в руках и горько разрыдалась. Она никогда не чувствовала себя столь одинокой, безнадежно одинокой.

Два-три часа спустя, когда Элмсбери постучался к ней, он застал ее лежащей на кровати ничком, она сжимала руками голову, но больше не рыдала, она просто оцепенела.

– Эмбер… – тихо сказал он, думая, что та спит. Она повернула голову:

– О, входите, Элмсбери.

Он сел рядом. Эмбер перевернулась на спину и взглянула на него. Прическа Эмбер растрепалась, глаза были красные и распухшие, голова болела, на лице – тоска и апатия. Он наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Бедняжка.

От звука его голоса глаза Эмбер непроизвольно наполнились слезами, и вот они уже потекли из уголков глаз по вискам. Она закусила губу, твердо решив больше не плакать. Несколько минут оба молчали, Элмсбери гладил ее по голове.

– Элмсбери, – произнесла она наконец, – Брюс уехал без меня потому, что он собирается жениться?

– Жениться? Господь с тобой, нет, конечно, я бы знал! Клянусь, не собирается!

Она вздохнула и отвернулась к окну.

– Но когда-нибудь он женится. Он сказал, что хочет сделать маленького Брюса своим наследником. – Она снова повернулась к Элмсбери, глаза сузились, во взгляде сверкнул гнев. – Он не женится на мне, но делает наследником моего сына. Как тебе это нравится! – Ее губы сердито искривились, от возмущения она ударила ногой по одеялу.

– Но ты должна разрешить ему. В конце концов, мальчику так будет лучше.

– Нет, я не допущу этого! Чего ради? Если ему нужен Брюс, пусть женится на мне!

Элмсбери задумчиво посмотрел на нее, потом сменил тему разговора:

– Скажи мне, что ты думаешь о Рэдклиффе? Эмбер скорчила насмешливую мину:

– Противный старикашка. Отвратительный тип. К тому же он вовсе не влюбился в меня. За все время даже и не посмотрел.

– Ты забываешь, дорогая моя, – улыбнулся Элмсбери, – что он принадлежит к другому поколению. Королевский двор при Карле Первом был очень чопорным и благочестивым. Пялить глаза на женщину было тогда не в моде, как бы она ни нравилась джентльмену.

– Рэдклифф богат?

– Он очень беден. Война разорила его семью.

– Тогда понятно, почему он решил, что я такая красивая!

– Вовсе нет. Он заявил, что ты самая красивая из всех, кого он видел за последние два десятка лет, ты напомнила ему, сказал он, одну леди, которую он знавал очень давно.

– Интересно, и кто же это такая? Элмсбери пожал плечами:

– Он не сказал. Вероятно, бывшая возлюбленная. Мужчины редко с удовольствием вспоминают о женах.

Она увидела графа Рэдклиффа за обедом на следующий день, но теперь было еще два новых гостя – кузина Эмили, леди Росторн и ее муж.. Лорд Росторн был крупным мужчиной, почти такого же роста, как Элмсбери, но более коренастый, с красным лицом и громоподобным смехом. От него пахло конюшней. Как только Росторн увидел Эмбер, он увлекся ею и не спускал с нее глаз в течение всего обеда.

Его жена выглядела кисло и встревоженно, и, хотя не раз была свидетельницей подобного поведения мужа, все еще не смирилась с этим. Граф Рэдклифф старательно игнорировал и самого Росторна, и то, что тот пожирал глазами миссис Дэнжерфилд, но был явно раздражен. Почти все время он просидел, опустив глаза в тарелку, с видом человека, который не ждет от будущего ничего хорошего. Эмбер развлекала эта ситуация, она испытывала определенное удовольствие, заигрывая с лордом Росторном. Она надувала губки, строила ему глазки, принимала соблазнительные позы. Но это занятие вскоре надоело ей. Тоска и одиночество вновь охватили ее.

Выходя из-за стола, Эмбер заметила, что Росторн старается приблизиться к ней, словно не замечая угрожающих сигналов жены, но его опередил Рэдклифф. Он быстро подошел, поклонился, как заводная кукла с плохо смазанным механизмом, и сказал:

– Ваш покорный слуга, мадам.

– Ваша слуга, сэр.

– Возможно, вы помните, мадам, вчера лорд Элмсбери упомянул, что я привез с собой несколько любопытных и ценных предметов из-за границы. Некоторые из них находились в моей карете, и, в надежде, что вы окажете мне честь взглянуть на них, я вчера вечером велел распаковать один из ящиков. Не будете ли вы так любезны, мадам?

Эмбер хотела отказаться, но решила, что лучше пойти, чем снова сидеть в одиночестве и плакать в своей комнате.

– Благодарю вас, сэр. Я с удовольствием посмотрю .

– Вещи в библиотеке, мадам.

В большой библиотеке было темновато, стены комнаты с дубовыми панелями лишь слабо освещались. Перед камином на большом столе были разложены различные предметы, рядом горел канделябр. Элмсбери не был большим любителем чтения, и в библиотеке стоял затхлый, нежилой запах.

Эмбер подошла к столу без всякого интереса, но ее безразличие сразу же сменилось восторгом – она увидела редкие, изящные и драгоценные вещи: маленькую мраморную статуэтку, изображение Венеры, с отбитой головой; негритенка, вырезанного из эбенового дерева, в юбочке из покрытых глазурью страусовых перьев, с натуральными драгоценными каменьями на тюрбане и в браслетах на мускулистых руках; тяжелую золотую раму изысканной работы; шкатулки для украшений из панциря черепахи, бриллиантовые пуговицы и красивые флаконы из дутого стекла. Каждая вещь была совершенной в своем роде и отобрана человеком, обладавшим тонким вкусом.

– О как это красиво! Боже мой, вы только посмотрите на это! – Эмбер обернулась к Рэдклиффу, ее глаза сверкали восторгом. – Можно мне взять в руки? Я буду осторожной!

– Конечно, мадам, пожалуйста. – Он улыбнулся и снова поклонился ей.

Забыв о своей неприязни к Рэдклиффу, Эмбер стала задавать вопрос за вопросом. Он рассказал, где достал каждый из предметов, его историю, через чьи руки прошли эти изделия. Больше всего Эмбер понравилась история негритенка:

– Двести лет назад жила-была одна венецианская леди – очень красивая, как все дамы в легендах, – и она владела огромным черным рабом, которого ее муж. считал евнухом. Но муж ошибался, и, когда эта леди родила черного ребенка, она велела его убить и подменить на белого. Повитуха же из ревности или в отместку рассказала мужу о неверности жены, и тот убил раба на глазах жены. Дама приказала, втайне от мужа конечно, изготовить статуэтку из эбена, в память о погибшем возлюбленном.

Потом, когда говорить стало больше не о чем, Эмбер поблагодарила Рэдклиффа и отошла от стола со вздохом:

– Чудесные произведения искусства! Я вам завидую, милорд. – Она всегда испытывала острое желание завладеть тем, что ей нравилось.

– Не позволите ли вы, мадам, сделать вам подарок?

Она быстро повернулась к нему:

– О ваша светлость! Ведь эти вещи, должно быть, так много для вас значат!