Сайке, очевидно, не имела ни времени, ни склонности, а возможно, не имела даже представления о том, что такое хорошее ведение хозяйства, – во всех комнатах было не убрано, повсюду лежал мусор. По полу перекатывались клубки пыли, мебель покрывал толстый слой пыли, свечные огарки Сайке швыряла где попало. На кухне громоздилась грязная посуда – сковородки и плошки, большие ведра, заполненные окровавленными бинтами и полотенцами, на столах стояли тарелки с остатками еды.
Все это начинало быстро портиться из-за жары, а заказать свежую провизию через стражника Сайке не удосужилась. Поэтому масло прогоркло, молоко скисло, яйца оказались испорченными. Брюс налил себе тарелку супа – варево Сайке, столь отличное от кушанья, которое готовила Эмбер, – и съел, а то, что оставалось, на подносе отнес Эмбер.
Когда он кормил ее, медленно, ложка за ложкой, Сайке неожиданно начала бредить и кричать. Эмбер схватила Брюса за руку с ужасом в глазах:
– В чем дело?
– Ничего, ничего, дорогая. Это на улице кричат. Ну вот, ты и поела. Теперь полежи и отдохни.
Она легла, но продолжала наблюдать за Брюсом, когда он отправился к детской, повернул в замке ключ и швырнул его на стол.
– Там кто-то есть, – тихо сказала Эмбер. – Кто-то, больной чумой.
Он вернулся к Эмбер, сел рядом с ней.
– Там сиделка, но она не сможет выйти. Ты здесь в безопасности, тебе надо снова заснуть…
– Но если она умрет, Брюс, как ты вытащишь ее из дома? – Выражение ее глаз выдавало ее мысли о Спонг, как она тащила ее труп по лестнице, о повозке с мертвецами.
– Не тревожься об этом. Даже не думай. Как-нибудь справлюсь. Тебе надо спать, дорогая, спать и выздоравливать.
Еще два-три часа Сайке продолжала бредить: она билась в дверь, кричала, чтобы ее выпустили, требовала денег, которые ей обещали, но Брюс не отвечал ей. Окна детской выходили во двор и переулок. И вот где-то среди ночи он услышал, как Сайке разбивает окно и дико кричит. Потом – вой: Сайке выпрыгнула со второго этажа. Когда мимо проезжала похоронная повозка, Брюс открыл окно и сказал стражнику, где лежит сиделка.
В полдень следующего дня пришла новая сиделка.
Брюс лежал на спине и дремал, устав после того, как накормил Эмбер, сменил ей повязку, вымыл руки и лицо. Потом он медленно открыл глаза и увидел старуху, стоящую перед кроватью. Она глядела на него с любопытством, о чем-то размышляя. Брюса поразило, что она пришла так тихо и незаметно, он сразу же ощутил неприязнь и недоверие к новой сиделке.
Она была старой, неопрятной, в грязном платье, с морщинистым лицом, и от нее дурно пахло. Брюс обратил внимание, что в ушах старухи поблескивают бриллиантовые серьги, похожие на настоящие, а на пальцах – несколько дорогих колец. Либо грабительница, либо кладбищенская воровка, либо и то и другое.
– Добрый день, сэр. Меня прислал сюда приход. Меня зовут миссис Мэггот.
– Я почти поправился, – сказал Брюс, строго глядя на нее и стараясь показать, что он сильнее, чем на самом деле. – Но моей жене еще требуется большой уход. Сегодня я покормил ее только один раз, сейчас пора кормить снова. Прежняя сиделка оставила кухню в ужасном беспорядке, провизии нет, но вы можете послать стражника в лавку.
Пока он говорил, сиделка осматривала мебель в квартире: серебряные парчовые покрывала и обивку, мраморные столики, изысканные вазы на каминной полке.
– Где деньги? – спросила она, не глядя на Брюса.
– Вон на том столе четыре шиллинга. Этого хватит на все, что нам требуется, да и стражнику достанется его обычный гонорар.
Она бросила монету в окно и велела стражнику принести провизии – готовой еды из кулинарной лавки. Совершенно очевидно, она не собиралась делать что-либо сама. Позднее, когда он попросил ее сменить повязки, она отказалась, заявив, что все сиделки, кого она знала, после перевязки опухоли умирали, она же не собирается умирать от чумы. Брюс рассвирепел, но спокойным голосом предупредил:
– Если вы не будете помогать, можете уходить.
Она нагло поглядела на него, усмехнулась, и Брюсу показалось, что она догадывается – он совсем не такой сильный, каким хочет казаться.
– Нет, милорд. Меня прислал приход. Если я не останусь, то не получу платы.
Минуту они в упор смотрели друг на друга, потом он накинул на себя одеяло и встал с кровати. Сиделка не отрываясь следила за Брюсом, когда он встал на колени перед Эмбер. Миссис Мэггот явно оценивала его силы. Наконец он обернулся, и в его глазах вспыхнул гнев.
– Убирайся, убирайся отсюда. Уходи в другую комнату!
Она снова усмехнулась, но вышла и закрыла за собой дверь. Он крикнул, чтобы она оставила дверь открытой, но она не обратила внимания на его слова. Ругаясь вполголоса, Брюс закончил перевязку и пошел немного передохнуть. Из гостиной не доносилось ни звука. Через полчаса он смог встать снова. Он прошел по комнате, тихо открыл дверь и обнаружил, что сиделка роется в ящике стола. Повсюду были разбросаны вещи, а миссис Мэггот методично вела обыск гостиной. Очевидно, она искала потайную дверцу или какой-нибудь тайник, которые обычно встраивались в мебель.
– Миссис Мэггот!
– Сэр? – холодно взглянула она на Брюса.
– Никаких спрятанных ценностей вы не найдете. Все, что вы могли бы украсть, – на виду. У нас нет денег, кроме нескольких монет на провизию.
Она не ответила, потом, через секунду, повернулась и пошла в столовую. Брюса бросило в пот от ярости, ибо он не сомневался, что старуха убьет их обоих и глазом не моргнет, если догадается, что в доме спрятано почти семьсот фунтов. Он знал, что в сиделки идут люди из самых низших слоев общества: профессиональные нищие, непойманные преступники, а во время эпидемии чумы – женщины вроде Сайке, вынужденные заниматься чумными больными по необходимости.
В ту ночь он спал плохо, постоянно ощущая присутствие сиделки в гостиной, где она пребывала теперь, ибо, когда нашла свидетельства смерти Сайке, отказалась входить в детскую.
Брюс слышал, что она вставала раза два или три и ходила по комнате, он лежал и напряженно вслушивался. «Если она решит убить нас, – подумал он, – я ее задушу». Но он в отчаянии сжимал и разжимал кулаки: в руках оставалось очень немного от прежней силы.
На следующее утро, перед рассветом, он глубоко заснул, а когда проснулся, то увидел, что она склонилась над ним, засунув руку под матрас, на котором он лежал. Когда он раскрыл глаза, она медленно выпрямилась безо всякого испуга. По ней он не мог понять – нашла она мешочек с монетами или нет.
– Расправляю вам постель, сэр.
– Я сам о себе позабочусь.
– Вчера вы сказали, что я могу уйти. Если дадите сейчас пятьдесят фунтов, я согласна уйти.
Он взглянул на сиделку подозрительно, понимая, что это всего лишь уловка, чтобы выяснить, есть ли в доме деньги.
– Я же сказал, Мэггот, – у нас только несколько шиллингов на еду.
– Как же так, сэр? Только несколько шиллингов – у лорда и в такой шикарной квартире?
– Мы отдали деньги на сохранение банкиру. Какая-нибудь еда осталась со вчерашнего вечера?
– Нет, сэр. Стражник украл почти все. Надо посылать снова.
И весь день, как только он вставал с кровати, он ощущал на себе внимательно наблюдающий взгляд Мэггот, далее когда ее не было в комнате. «Она знает, что где-то в доме есть деньги, – думал он, – и сегодня ночью попытается их взять. Но даже если бы в доме не было ни фартинга наличными, только одна мебель принесла бы ей целое состояние, хотя бы она и продала ее скупщику вещей умерших».
Весь день он обдумывал план спасения, понимая, что надо быть готовым к нападению, что бы Меггот ни предприняла. Пока он лежал, мимо дома трижды проехала повозка сборщиков трупов. Мертвецов стало слишком много, чтобы хоронить их только по ночам.
Брюс решил обдумать все возможные варианты.
Если он обратится за помощью к стражнику, Мэггот может услышать, а доверять стражнику у Брюса не было оснований. Похоже, никакого выбора у него не оставалось. Он должен самостоятельно справиться с этой ситуацией. Едва ли Мэггот станет действовать ножом: останутся обличительные резаные раны. Удушить их обоих куском веревки, учитывая их слабость, – самый легкий способ: сначала она постарается убить его, ибо с Эмбер она справится, как с котенком. Но в этом месте своих рассуждений Брюс столкнулся с проблемой, казавшейся неразрешимой. Если он закроет дверь и станет ждать за дверью, она догадается, что хозяин здесь, и он не сможет перехитрить ее. Если же он запрет дверь, она ворвется силой, а в открытой борьбе он, при нынешнем его состоянии, наверняка проиграет – он не мог быстро двигаться и сразу уставал.
