— Серый… Ты что? — тихо спросил Мишка. — Опять спина?

— Ничего, всё нормально, — сдавленно проговорил я, превозмогая боль и стараясь принять такое положение, чтобы облегчить её.

Я опёрся рукой о край стола и нечаянно смахнул на пол стопку тетрадей. Они упали веером; чтобы собрать их, мне нужно было или нагнуться, или присесть, но я чувствовал, что не смогу сейчас сделать ни того, ни другого. Мишка бросился подбирать тетради. Собрав их, он положил стопку на место, потом поднял карту и осмотрел порванную леску.

— Можно связать, — сказал он.

Он связал леску воедино и повесил карту на гвоздик. Повернувшись ко мне, он спросил:

— Может, надо доску помыть? Давай, я вымою.

Не успел я ответить, как он уже достал губку из ведёрка, отжал и стал размашистыми движениями вытирать доску. Мне снова невольно вспомнились наши школьные годы: Мишке почему-то нравилось мыть доску, и он всегда вызывался это сделать. Сейчас он делал это точь-в-точь так, как делал всегда — широкими, размашистыми движениями, пытаясь охватить сразу всю ширину доски.

Боль прошла. Я взял в руки свою тетрадь с планом и мел: нужно было готовить доску. Мишка сидел за партой и наблюдал за мной. Вдруг он спросил:

— Серый, можно мне посмотреть, как ты ведёшь урок? Я тут тихонько на задней парте посижу, не помешаю.

Я обернулся к нему.

— Почему тебе вдруг захотелось?

Он смущённо улыбнулся.

— Так… Интересно. Я тебя ещё никогда в роли учителя не видел.

Я пожал плечами.

— Ничего особенного…

— Серый, ну, можно? — стал упрашивать он.

Как я мог сказать ему "нет"? Я знал: лучше бы ему не находиться здесь, потому что его присутствие будет отвлекать ребят, но я не смог, просто не осмелился отказать ему — не знаю, почему. Если бы я сказал "нет", это было бы равносильно тому, как если бы я сказал: "Убирайся отсюда, образина ты этакая, не пугай детей!" Я не смог бы так сказать Мишке.

— Ладно, посиди, — согласился я.

А про себя подумал: что у меня получится из этого урока?

Прозвенел звонок на перемену. Через минуту начали подходить ребята из десятого "А". Мишка сидел за задней партой, и все, кто входил в класс, взглядывали на него — озадаченно, оторопело. Девочки входили с цветами и преподносили их мне:

— Сергей Владимирович, это вам…

Мне подарили две розы и букет астр. Я поставил их в вазочку, а через секунду прозвенел звонок на урок. Вся группа была в сборе, никто не опоздал. Встав перед классом, я сказал:

— Good morning. Sit down, please.

Я начал урок, стараясь не обращать внимания на Мишку, но я не мог не замечать, что ребята украдкой косятся на него. Минут десять мы поговорили о том, кто как провёл лето, потом размялись на грамматических упражнениях на повторение, а потом приступили к изучению темы "Географическое положение США". Но сначала я задал вопрос: "Что вы знаете об Америке?" Кто-то назвал столицу, другой упомянул президента, третий — рестораны "Макдоналдс", и я всё это выписывал на доску. Набрался десяток фактов, и я намеревался предложить ребятам составить по ним, как по плану, небольшой связный рассказ, но вдруг с недоумением увидел поднятую руку Мишки.

— Можно кое-что добавить ко всему вот этому списку? — спросил он по-русски, и все обернулись на него.

Я попытался пресечь это вмешательство просьбой говорить по-английски, и Мишка, мешая английские слова с русскими, выговорил:

— I… I want… Короче, я хочу добавить. America… — Он спросил у ребят: — Как будет "начала"?

— Started, — подсказал ему кто-то.

— America started… — продолжил Мишка, потом опять спросил: — А как по-английски "Ирак"?

— Произносится почти так же, — ответили ему. — Iraq.

— Ага… — И, глядя на меня, Мишка произнес всё целиком: — America started war in Iraq. Правильно я сказал?

— Артикль забыли со словом "война", — сказал кто-то. — The war. А может, a war? Сергей Владимирович, как правильно — "a" или "the"?

Я уже пожалел, что разрешил Мишке остаться. Я попытался вернуть урок в запланированное мной русло, но понял, что теряю контроль над разговором. Ребята подхватили тему войны в Ираке, заспорили, забыв про английский язык, а Мишка словно того и ждал. Он выхватил у меня инициативу и сам стал руководить разговором. Тщетно я пытался спасти урок хотя бы отчасти: мои призывы вернуться к английскому языку никто не слушал, все перешли на русский.

— Америка стремится к мировому господству!

— Ей нужна нефть!

— Да Буш — вообще марионетка, там всем спецслужбы заправляют!

Я сел к столу и устало опустил голову на руки. До конца урока оставалось пять минут, на плечи мне давила непомерная тяжесть, а ощущение катастрофы нарастало. Что мне теперь делать? Мы должны были изучать Америку, и у меня всё было спланировано и расписано, но то, что случилось сейчас, ставило всё с ног на голову. Как обсуждать достопримечательности, американские традиции и праздники, когда поверх всего этого большими жирными буквами алеет надпись: "Война в Ираке"? Я чувствовал, как от лица у меня отливает кровь, и я становлюсь белее занавесок на окне. Я уже не слушал, о чём они спорили, я сидел, закрыв глаза и подперев отяжелевшую голову руками. Вдруг всё стихло, и в этой звенящей тишине кто-то сказал испуганно:

— Сергею Владимировичу плохо.

Я открыл глаза: все смотрели на меня. Мишка сидел уже не за столом, а на краю стола, расположив ноги в проходе и возвышаясь над классом. Алина Смирнова спросила:

— Сергей Владимирович, вы плохо себя чувствуете?

Я заставил себя улыбнуться.

— Всё в порядке.

— Вы очень-очень бледный…

Я встал и подошёл к окну, приоткрыл его. Когда я повернулся в класс снова, Мишка уже стоял на ногах возле своей парты и смотрел на меня. Наверно, он был готов броситься ко мне.

— Здесь нужно проветрить, вот и всё, — сказал я. — Очень душно.

Прозвенел звонок. Я молча снял карту, свернул её, взял губку и стал стирать всё с доски.

— А домашнее задание, Сергей Владимирович? — спросил кто-то.

— Домашнее задание?.. — рассеянно повторил я.

У меня вспотела спина — пот по моему телу струился просто ручьями.

— Прочитайте текст, — сказал я. — Тот, который мы начали. И к следующему уроку напишите сочинение на тему "Война в Ираке". Изложите вашу точку зрения, ваш взгляд на эти события. Всё, что вы думаете по этому поводу.

— По-английски?

Я усмехнулся.

— А какой язык мы с вами изучаем, по-вашему?..

Кто-то спросил:

— А может, не надо?

Я выпрямился и посмотрел на Сашу Полякова, который, как мне показалось, и спросил это. Он от моего взгляда немного съёжился. Мишка снова сел на край стола.

— Раз уж мы затронули эту тему, то надо довести её до логического завершения, — сказал я сурово. — Вы, наверно, знаете, что один из способов завершения темы — сочинение. Сейчас у нас была сумбурная дискуссия, довольно бестолковая, к тому же — на русском языке. Изложите всё, что вы хотели бы сказать, в письменном виде и по-английски. Если вам понадобится специфическая лексика, то в нашей библиотеке есть большой словарь, в котором вы сможете найти очень много терминов и узкоспециальных слов. Со словарём вас учить работать, я полагаю, не нужно. Сначала продумайте всё, что хотите написать, а уж потом обращайтесь к словарю. Если возникнут какие-нибудь затруднения, с которыми вы не справитесь сами, то можете подойти ко мне на неделе, я попытаюсь помочь. Вы знаете, где меня найти. — Я окинул взглядом класс. — Вопросы?..

— А это сочинение — на оценку?

— Странный вопрос, — усмехнулся я. — Разумеется, на оценку. Как же иначе? Я буду оценивать не только ваш английский, но и умение работать самостоятельно по неизученной теме.

— Ну и озадачили вы нас, Сергей Владимирович, — проговорила Алина.

— Я не против того, чтобы обсуждать темы, которые вам интересны, — сказал я. — Только нужно, чтобы это не было бесполезным сотрясением воздуха, а добавляло что-нибудь вам вот сюда. — Я постучал пальцем по черепу.