— Вульф мертв, так что что бы я ни ответила, это ему не сможет ни помочь, ни повредить. Как о человеке я была о Викторе самого высокого мнения, но как мужчина он меня подчас раздражал.

Тирен понимающе кивнул.

— Мне кажется, ты поняла существо вопроса. Позволял себе какие-нибудь вольности?

— Во всяком случае, руки он не распускал,— ответила она.

— Он делал тебе какие-либо оскорбительные предложения?

— Словами — нет.— Она коротко вздохнула и продолжала: — Ни для кого не секрет, что Виктор был бабником. Честно говоря, я не понимаю, почему его жена до сих пор с ним не развелась. Однако, надо отдать ему должное, он умел обставить все с большим изяществом. Как я уже сказала, он, по крайней мере, никогда рукам волю не давал. Но когда он того хотел, он мог в полном смысле излучать такой шарм, такое остроумие и мужественность, что женщин к нему так и влекло. И оскорбительных предложений он также не делал. Да это было ему и ни к чему. Женщины делали их ему сами. Даже здесь у нас в посольстве есть немало девушек и женщин, которые в минуту откровенности намекали, что не имели бы ничего против небольшого приключения с Виктором.

Тирен кивнул.

— И как тебе кажется, он этим пользовался?

— Нет. Я просто хотела сказать, что при желании он вполне мог бы. Мне думается, он был слишком умен и осторожен, чтобы ради этого рисковать скандалом еще и здесь.— Она саркастически усмехнулась.— Их ему хватало и за пределами посольства.

— Да, верно.— Тирен посмотрел ей в глаза, и она не отвела взгляда. Похоже, каждый из них пытался проникнуть в мысли другого. Наконец он сказал: — Значит, он никогда не пытался соблазнить тебя?

— Нет.

— А ты?

— Нет.

— Ты не лжешь?

Она не покраснела, даже руки, по-видимому, не вспотели, однако все же среагировала, слегка привстав с кресла. Но — и только. Тирен не смог сдержать улыбки. Овладев собой, она ответила:

— Почему ты думаешь, что я лгу?

— Я и не говорил, будто думаю, что ты лжешь,— сказал он.— Я спросил, не лжешь ли ты.

— А для чего мне лгать?

— Как утверждает один большой знаток, чтобы скрыть правду.

— Но зачем мне скрывать правду?

— Потому что она может оказаться компрометирующей.

Она откинулась в кресле и рассмеялась. Он выждал, пока она успокоится, и сказал:

— Пойми, Мадлен, я вовсе не думаю, что ты имеешь какое-нибудь отношение к убийству Вульфа. Но ты — женщина, и вы работали с ним в непосредственной близости. И я вынужден учитывать любую возможность.— Он внимательно посмотрел на нее и продолжал: — У убийства всегда есть мотивы. И они, как известно, нередко имеют истоки в различного рода любовных делах. В случае с Вульфом один раз уже было, что отвергнутая им дама покончила с собой. Быть может, теперь кто-нибудь решил расквитаться с ним за оскорбление подобным образом. А орудие убийства — нож,— как выяснилось, принадлежит посольству.

— Да, я знаю,— сказала она.— Я читала в «Монд». Однако мне кажется, что у кого угодно — не только у работающих в этих стенах — мог оказаться наш нож для бумаг. Это вполне обычный подарок; любой был бы рад получить такой. Если ты считаешь это убийством на любовной почве, то я могу сказать, что убеждена, что любой женщине он вполне мог быть подарен при тех или иных обстоятельствах.— Она помолчала несколько секунд.— Кстати, подобный нож я сама видела не так давно у Виктора в бардачке. Не знаю, там ли он до сих пор.

— Это не мое дело — судить об орудии убийства,— заметил Тирен.— Думаю, что комиссар Бурье и начальник местной полиции справятся с этим куда лучше. Я передам им эту твою информацию. Как и все остальное, что ты, быть может, сумеешь мне сообщить,— быстро прибавил он.— Думаю, ты это понимаешь и не будешь иметь ничего против.

— Разумеется. Мне кажется, для этого ты меня и вызвал.

Тирен утвердительно кивнул.

— Теперь есть еще один вопрос, на который полиция хотела бы получить ответ. Насколько легкомысленно Вульф обращался со своими ключами?

— Выходя из кабинета, он никогда не запирал за собой дверь,— ответила она,— если, конечно, ты это имеешь в виду.

— И это тоже. Но сейчас речь идет о ключах от машины.— Он поборол возникшее было желание сказать ей о появившемся подозрении, что с них были сняты копии.— Помнится, во вторник я сам видел, как он перебросил тебе свою связку,— ты должна была купить вино.

— Он часто это делал,— задумчиво сказала она.— Да, он довольно часто просил о подобных одолжениях. У него это выходило так мило, чисто по-дружески. И он всегда пытался чем-то отблагодарить.— Она улыбнулась.— Как тогда, например, с розами. «Счета не надо, и кроме того, можешь уйти пораньше». Хотя последнее, конечно, довольно сомнительное разрешение.

— А кому-нибудь другому он их давал?

Некоторое время она размышляла, и когда заговорила наконец, голос ее звучал неуверенно:

— Да, вполне возможно. Он был очень доверчив и привык всегда всецело полагаться на людей. Я имею в виду, конечно, в личном плане,— во всем, что касалось работы, он был весьма и весьма сдержан. Но коль скоро речь шла о его собственной машине, он мог одолжить ее кому угодно. Другое дело — служебный автомобиль. Это даже и в голову бы ему не пришло. Да и кроме того,— она рассмеялась,— они ведь все с шоферами.

— А Стену Винге он давал ключи?

Она метнула на него подозрительный взгляд, закинула ногу на ногу и начала покачивать ступней в легкой белой туфельке с узким отверстием в передней части в виде рыбьего хвоста. Пятку охватывал тоненький ремешок. Ему всегда нравилось смотреть, как она раскачивает ножкой. Наконец она ответила:

— Стен Винге не ездит на машине — у него нет прав.

«Вот это действительно неожиданно,— подумал Тирен.— Как же Винге управляется в этой стране?» Он подошел к письменному столу, взял книгу с адресами и телефонами всех сотрудников посольства и поискал в ней Винге. Он никогда не задумывался над тем, где он живет; вот и тогда вечером, в день убийства, позвонив ему, он даже не взглянул на адрес. В конце концов он его нашел:

— Рю де Лоншан. Представляешь, я даже не знал, где он живет. Как же он туда добирается?

Она иронично рассмеялась.

— Адрес ты мог узнать и у меня — я живу в том же доме. Как добирается? Иногда просит меня, и я подвожу его на своей машине. Иногда он прилепляется к другим, тем, которым это более или менее по дороге. А если такой возможности не представляется — пользуется обычным городским транспортом. В общем, сочетает дружеские услуги с услугами коммунального хозяйства.— Она надула губки.— Дружеские услуги ему обходятся даром — в случае с Винге нечего рассчитывать даже на цветочек время от времени.— Лицо ее приняло вдруг сосредоточенное выражение; она поинтересовалась: — Однако, вероятно, суть твоего вопроса в другом? Наверное, права тут вовсе ни при чем? Это связано с самими ключами, да?

— Совершенно верно,— сказал Тирен. Ему нравилось, что она все так хорошо понимает, и ему даже не приходится ничего уточнять. Мадлен в свою очередь перестала раскачиваться, скрестила ноги и потянулась. Подперев голову рукой, она смотрела как бы сквозь него невидящим взглядом; она пыталась вспомнить. Тирен не мешал и не торопил ее. Наконец в глазах ее появилось осмысленное выражение и она задумчиво посмотрела на него.

— Насколько мне известно, у Стена Винге было только две возможности,— она слегка замялась, подыскивая нужное слово,— для манипуляций с ключами. Первая — когда Виктор попросил меня доставить сюда цветок в горшке — тот фикус, что стоит сейчас у него в кабинете. Я сказала ему, что мне трудно будет поднять его наверх из машины. Погрузить мне, конечно, поможет дама из цветочного магазина, а вот когда я приеду… Тогда он попросил Стена мне помочь. Стен поехал со мной. Машину Виктор всегда оставлял возле самого цветочного магазина; я дала Стену ключи и сказала, чтобы он расстелил на заднем сиденье пару газет, пока я схожу за фикусом. Итак, это был первый раз, и все это происходило добрых полгода назад. Второй раз был в пятницу. Виктор дал мне ключи и попросил съездить в магазин на Рю Сен-Оноре и забрать там платье для его жены. Она должна была одеть его на приеме.— Мадлен тяжело вздохнула.— По-видимому, имелся в виду прием во вторник.