Он протянул комиссару книжицу, показал запись и объяснил ход своих мыслей.

— Но вообще-то ты прав,— сказал он,— я действительно сомневаюсь, стоит ли знакомить тебя с содержимым этого ежедневника. Ведь в принципе это запись всех дел и поступков шведского дипломата почти за весь последний год. С кем он встречался, где, когда. И я даже сам не знаю, что кроется за всеми этими записями — быть может, Вульф как-то зашифровывал их. К примеру, что означает «Утиная охота»? Может, это зашифрованное сообщение о намеченной встрече с миссис Тэтчер для переговоров по поводу торговых интересов Швеции в связи с решением соединить Англию и Францию системой мостов и тоннелей. Или о заключении двустороннего торгового соглашения с Францией о поставках шведской свинины, говядины и масла во французские отели? Действительно, почему бы и нет? Тогда в эту картину прекрасно вписывается и «Георг V». Или же за этим кроется новый договор между Швецией и Францией о двойном налогообложении и исключениях из него для особо высокопоставленных лиц из высших политических сфер соответствующей страны, естественно, при условии, что взаимоотношения обеих сторон останутся на прежнем уровне.

Бурье внимательно слушал его; круглое лицо комиссара сияло улыбкой; казалось, еще немного, и он расхохочется.

— Таким образом,— продолжал Тирен,— я думаю, что будет лучше, если я оставлю ежедневник у себя, отвезу в посольство и запру в свой сейф. Однако, если только вы придете к заключению, что там имеется пометка о каком-то определенном дне или же определенном событии, и захотите удостовериться в этом, вы всегда сможете обратиться ко мне и рассчитывать на мою абсолютную откровенность.

Умолкнув, он улыбнулся Бурье, как улыбаются лишь старые, добрые друзья, прекрасно знающие и понимающие друг друга.

Ответом ему было добродушное ворчание комиссара и полный доверия взгляд. Откинувшись на спинки кресел, они молча наблюдали за официантом, который принес кофе и поставил перед каждым из них чашечки. Кроме этого на столе появилось блюдо с яблочным пирогом. Внезапно Бурье полез в левый карман пиджака и извлек несколько предметов, которые тут же разложил на столе перед Тиреном.

— Извини, дружище,— сказал он, — не успел найти подходящую упаковку. Передаю это тебе, не требуя расписки; надеюсь, ты сам сумеешь решить, кому это следует передать. Здесь не хватает, правда, одной вещи,— добавил он,— ключей от машины. Но их мы пока что оставим у себя.

На столе лежали часы советника Вульфа с золотым браслетом и связка ключей; Тирен сразу же узнал среди них ключи от соответствующих комнат посольства; кроме них там были ключи, по-видимому, от виллы в Шату, ключ от банковского сейфа и вместо брелока — открывалка для бутылок. Рядом со связкой лежали расческа, перочинный нож, обручальное кольцо, несколько мелких монет и, наконец, счет из цветочного магазина, который был хорошо знаком Тирену. Мельком взглянув на него, он отметил, что сюда вписаны три букета: красные и белые гвоздики, синие и желтые ирисы, а также букет роз, последний — на довольно скромную сумму. Он кивнул.

— Хорошо, я позабочусь о них,— сказал он.— Не знаю,— он слегка замялся,— наверное, ты можешь оставить себе счет из цветочного магазина. Это последняя торговая операция, в которой принимал участие Виктор Вульф. Все, что он делал и предпринимал перед…— он помедлил, подыскивая подходя-i щее слово,— перед своей последней поездкой, должно быть, по-видимому, приобщено к материалам следствия, не так ли?

С этими словами он протянул квитанцию Бурье; тот сунул ее обратно в карман, положил в кофе сахар, размешал и, сделав глоток, сказал:

— Да-да, спасибо. Так вот, что касается цветов…— Он на мгновение умолк, потом продолжал: — Мадам Вульф все же взяла из машины кое-какие… кое-какие вещи.

Тирен внимательно посмотрел на него, однако комиссар сидел, упорно глядя в стоящую перед ним чашку кофе. Тирен ответил:

— Конечно, я же сам рассказал вам, что она перенесла наверх в дом коробку с вином и цветы.— Бурье кивнул.

— Леруж считает этот поступок довольно странным.— Он виновато развел руками.— Ты же знаешь, нас, полицейских, всегда интересуют разные мелочи; мы постоянно пытаемся отыскать как можно больше деталей и поступков, объясняющих то или иное обстоятельство. И комиссар Леруж, а — между нами — он, как полицейский, дотошная бестия, так вот, комиссар Леруж настаивает, что ему это просто необходимо, как с точки зрения техники ведения следствия, так и в практическом и психологическом плане.

— Что он хочет, о чем ты? — не понял Тирен.

— Он хочет допросить мадам Вульф. Она в этом деле играет важную роль. Она видела, как ее муж вернулся домой. Она открыла гараж, машину, багажник. Она обнаружила, что ее муж убит. Она перенесла наверх вино и цветы. Наконец, все это произвело на нее не такое сильное впечатление, чтобы помешать преспокойно вести прием, в то время как полиция вовсю орудовала в саду в поисках каких-либо следов убийцы ее мужа.

Он перевел дух. Всю предыдущую тираду он выпалил одним махом и теперь сидел, не спуская изучающего взгляда с Тирена, который с трудом подбирал слова, чтобы ответить ему. Тирену хотелось сказать что-нибудь, что объясняло бы действия мадам Вульф, оправдывало бы ее, однако он никак не мог найти нужных слов. Бурье же с упорством терьера, почуявшего добычу, продолжал:

— Вполне может быть, что она сама убила его. Однако, разумеется, все это между нами. Она отказалась отвечать на вопросы, отказалась спуститься в гараж, вообще отказалась сообщить, что ей известно по данному делу.— Он снова помолчал.— Я прекрасно понимаю, что мои слова могут заставить тебя переменить решение об отмене дипломатической неприкосновенности, чтобы в случае, если она действительно окажется виновной, она не предстала бы перед судом здесь, во Франции. Но, Господи Боже ты мой,— он всплеснул руками, подняв их над коротко остриженной головой,— ведь в данном случае получится, что шведский гражданин убил шведского гражданина на территории, формально принадлежащей Швеции. И здесь вступят в действие уже шведские законы. Тем не менее я не вижу, каким образом можно узнать истину без вмешательства французской полиции.

Тирен стиснул зубы. Секунду назад он практически теми же словами сформулировал эту мысль про себя. Он сказал:

— Я не буду менять свое решение. Вы получите всю ту помощь, в которой будете нуждаться. Если же окажется, что то, на что ты сейчас намекнул, правда, мы возьмем дело себе. Но я думаю, ты ошибаешься. Да будет тебе известно, мадам Вульф — чрезвычайно сильная женщина. Несмотря на постигшую ее личную трагедию, она настолько сознавала свою роль супруги дипломата, что и хотела, и могла, и чувствовала себя в силах выполнить все те обязанности, которые накладывает на нее ее положение. И она их выполнила, причем выполнила с честью. Больше того, как бы странно это ни звучало, но она, по-видимому, этим самым внесла весомый вклад в организацию шведской торговой политики.— Он отхлебнул кофе и с нескрываемым восхищением заметил: — Это был просто фантастический прием. Изысканнейший буфет. Эльза Вульф играла роль хозяйки так легко, непринужденно… ничем не мешая… создала такую атмосферу…

— Но это же все противоестественно,— заметил Бурье.

— Вовсе нет,— парировал Тирен.— По крайней мере, не для наших женщин.

— А что, у вас женщины не такие, как у нас? — съязвил Бурье.

— Как наши жены, они думают так же, как и мы,— сказал Тирен.

— А как женщины? — не унимался Бурье.

Тирен не нашелся что ответить и промолчал. Бурье продолжал:

— Я вот что хочу сказать, дружище. Все мы — и я, и, вероятно, ты — знаем, что советнику Вульфу не были чужды разного рода пикантные похождения. Я больше чем уверен, что и мадам Вульф была в курсе этого. В подобных случаях мы, полицейские, как правило, всегда пытаемся определить мотивы. И на этот раз,— он наклонился вперед, иронически улыбнулся и сказал почти шепотом,— мотив, несомненно, найдется…

Тирен почувствовал, что ситуация стала действовать ему на нервы. Ну конечно, Бурье прав. У Эльзы, разумеется, мог быть мотив. Однако в таком случае подобные же мотивы для убийства могли быть у многих жен сотрудников шведских посольств в различных странах, а с равным успехом вообще у жен тысяч шведских граждан. Точно так же, как и у женщин других государств и национальностей. Но вот уж что вовсе не похоже на холодных скандинавов — решать данного рода конфликты таким способом. Наиболее естественным здесь был бы обычный развод. Конечно, и это тоже не такое уж легкое, однако вполне реалистическое решение проблемы. Он сухо сказал: