«Но это он пока так говорит, — думала про себя Раиса, — а как влюбится в какую-нибудь девку ушастую c бёдрами, а та станет от него шарахаться и нос в сторону воротить, он по-другому запоёт».

Оставалось дождаться, когда кончится это «пока» и придёт к Горбуну влюблённость. И всё дело было в этом «дождаться». Которого можно и не дождаться. И если говорить не в общем, а о Горбуне конкретно, то что-то не видно было на горизонте той сакраментальной девки. А сам он, казалось, лишён этой способности и этой потребности напрочь, то есть не лишён, конечно, а не наделён изначально, при рождении. Нет, это не то чтобы факт, но так казалось. Возможно, ошибочно. Вот кто, к примеру, мог предположить, что такой способностью, в смысле, способностью влюбиться в девку, обладает его родной брат-близнец, законченный шизофреник с прутиком?

Раиса, кстати, посмотрев, как относятся к душевнобольным в Германии, мучилась оттого, что не смогла привезти сюда сына, и надеялась всё-таки сделать это как-нибудь потом, в будущем.

«А вообще, — думала она, — загадочная болезнь шизофрения. Почему полно сумасшедших у нас, ещё можно как-то объяснить. Алкоголизм, экология, политика, пятое-десятое. Но почему тут их гораздо больше? Почему в небольшом городе две спецшколы, где учатся умственно отсталые и душевно больные дети?»

Хотя может, тут их не больше, а меньше. Может, у нас они просто по домам сидят да по дурдомам, на улицу не высовываясь, а тут живут и гуляют открыто. Свободное общество предполагает свободу передвижений и для идиотов тоже. Считая, что идиоты ничем не хуже всех остальных. А в чём-то, так даже и лучше. С работы их уволить нельзя, кроме того, для них устраивают производства, где они что-то делают, не утруждаясь, практически по желанию, где их кормят, водят в бассейн да еще платят пособие плюс пятьдесят евро. Многим из них разрешено даже водить машину. Один ученик Раисы, не зная о сыне её, в России оставшемся, на эту тему любит шутить под Маяковского:

— Я б в шизофреники, — говорит, — пошёл, пусть меня научат.

Но там не тут… О какой способности Шизофреника влюбляться можно было говорить! А выяснилось — можно. Выяснилось, что нужно было только дать ему возможность. И, невзирая на прутик, и на питание одними консервами, и на болезнь многолетнюю и никакому лечению не подлежащую, способность эта проявила себя и вылезла наружу, как какой-нибудь джинн из бутылки с кислым дешёвым вином.

Да, наверно, эта способность, вместе со всем прочим в нём, на его душевной болезни зиждилась, как на цельнолитом фундаменте, но это в данном случае несущественно. Многие учёные и врачи считают, что само состояние влюблённости есть болезненное состояние души и тела, а не нормальное. И отсюда следует, что влюблённость Шизофреника в девку Зару мало чем отличалась от влюблённости кого-нибудь другого в какую-нибудь другую девку, допустим — чтоб далеко не ходить — того же Ромео в ту же Джульетту. А раз так, дверь Бориске открыл не сын его, который бегал в это время по городу трусцой с прутиком, дверь открыла незнакомая девица слегка проституточьего вида и племени. Не говоря уже о том, что полуодетая и полупричёсанная. Видно, спала после обеда или завтрака.

— Чего надо? — спросила девица. — Здрасьте.

— Мне сына моего надо, — сказал Бориска вызывающе. И подвинул на всякий случай вперёд свой чемодан, чтобы у девицы не было возможности и соблазна дверь захлопнуть.

— Сына? — удивилась девица. — А я думала, у него нет никого родных.

— Есть, — сказал Бориска. — Так где он, мой сын?

— Бегает ваш сын, — сказала девица, — с прутиком трусцой. Могли бы и знать об этой его придури, в смысле… особенности. Если вы отец.

— Я отец, — сказал Бориска, — и я знаю. А ты кто?

— Я Зара, — сказала Зара, — входите.

Бориска вошёл. И внутри ему не понравилось ещё больше, чем снаружи. Снаружи Бориске не понравились хамские архитектурные изменения, произошедшие с родным городом всего за четырнадцать месяцев его отсутствия, а внутри, в квартире, ему не понравилось всё. Вплоть до чистоты и порядка. Потому что он сразу понял — эта девка сюда не в гости пришла или как-то ещё, она здесь живёт и хозяйничает по-домашнему. На постоянной, как говорится, основе. Естественно, Бориска заподозрил что-то нехорошее и, возможно, самое нехорошее. Он же не мог знать, что Заре в один прекрасный день, а именно в день знакомства с его сыном Шизофреником стало просто некуда идти.

При этом Зара всё равно считала, что она ещё в крупном выигрыше пребывает. Ей, и правда, фортуна улыбнулась во весь свой зубастый рот. И милостиво оставила в живых. А всех, кто остался сидеть за столиком с Вовой Школьником, и кто хохотал ей в спину гомерически, не оставила. Их вместе с Вовой, заодно, порешил из автоматического оружия какой-то киллер без страха и упрёка. Вошёл в кафе «Алабама» через пятнадцать минут после ухода Зары на задание и всех, кто сидел с Вовой, израсходовал к такой-то матери в упор. Израсходовал, положил автомат на стол и ушёл как ни в чём не бывало. Пока посетители и администрация кафе пребывали в шоке и ступоре, и не могли прийти в себя, чтоб закричать.

И никто его больше не видел. И никто не смог дать внятных показаний даже для составления фоторобота. Твердили, как попугаи, одну-единственную особую примету: «В тёмных очках с автоматом». Но что от этой приметы толку? Очки можно и снять при случае. Не говоря уже об автомате. А никаких иных, более существенных примет никто следствию сообщить не смог.

Газеты местные, как всегда в таких случаях, на первых своих полосах написали, что по всем характерным признакам это было заказное убийство и беспрецедентная криминальная разборка. А кто заказал, кто с Вовой разобрался и за что, газеты не написали. Поскольку они ничего этого не знали, им этого знать не положено.

Зара могла, конечно, тут же в профессию вернуться, её бы с руками и ногами оторвали. Такая, как Зара, на дороге не валяется. Да и связей у неё, без Вовы, в этом мире хватало во всех смыслах. Но ей захотелось повременить и отдохнуть малость от забот о хлебе насущном и вообще от всего. Деньги пока были, жилплощадь — не ахти какая, зато сама собой подвернулась. Почему б и не отдохнуть? Тем более жалко ей стало этого несчастного Шизофреника. Ещё там, на улице, когда она, выполняя задание, шла за ним по пятам, а он обернулся и сказал, что вооружён, запугать её хотел. Уже тогда она его почему-то пожалела, по-женски. А уж когда удалось ей в его квартиру войти, совсем нехорошо она себя почувствовала. С детства будучи брезгливой. Тараканы пешком по квартире ходят, никого не опасаясь, грязь кругом, запустение, пауки во всех углах развешены сверху донизу гирляндами. И запах такой, что без противогаза ни дыхнуть, ни охнуть — не запах, а прямо тебе аромат.

— Господи, как ты тут живёшь? — сказала Зара, войдя.

— Не смейте открывать окна, — сказал Шизофреник. — И сказал: — Вы зачем за мной следили и домой ко мне пришли? Чтобы зверски убить?

— Да кому ты на хрен нужен, — успокоила его, как могла, Зара, — за тебя ж, как за нормального, срок дадут, а к чему мне срок?

Шизофреник, видя, что Зара его не убивает, а, наоборот, с ним разговаривает, вроде немного расслабился и стал поспокойнее, но всё равно нервничал.

— Вы всё-таки учтите, — сказал он, — на всякий случай, что я вооружён.

— Учту, — сказала Зара, — учту. — И ещё она сказала: — У тебя пылесос есть? Или хоть тряпка половая?

Шизофреник, казалось, не понял, о чём его спрашивают, и не отреагировал на вопрос никак, только на вздохе вздрогнул. Тогда Зара сама пошла в туалет, нашла в углу заскорузлые какие-то штаны, ведро. Сначала вымыла ведро, потом с трудом запихнула туда затвердевшие, будто они были фанерными, штаны, размочила их и стала вывозить грязь. Но быстро установила, что штанов недостаточно, что тут одними штанами не обойтись.

Она сказала Шизофренику, чтоб ждал её, сходила на угол в магазин «Всё для дома» и приволокла щётку, швабру, моющих средств и дико вонючей гадости против насекомых вредителей.