— Никому. Забочусь о своей репутации, — судя по голосу, "кудрявый мальчик" довольно ухмыльнулся.

— Это хорошо.

— Так ты, значит, любого человека можешь в два счета просканировать? Или что ты там делаешь? — с неестественным смешком осведомился он.

— Да нет, что ты! За кого ты меня принимаешь? — отшутилась в свою очередь Яна, хоть и не без некоторой нервозности. Пожалуй, здесь будет уместней схитрить, чтоб лишний раз не настраивать его против себя. Кому же охота водить дружбу с ретгеновским аппаратом? А тем более встречаться… — У меня только иногда бывают озарения, не слишком часто. Энергии на это уходит тьма тьмущая, сам понимаешь…

— Это хорошо, — неожиданно серьезно отозвался Богдан, а Янку ни с того ни с сего продрали по спине зябкие мурашки. (Говорят же в народе, что маленькая ложь влечет за собой большую…)

Они поболтали о всяких пустяках еще минуты три, но самое главное было уже сказано. Богдан по своему обыкновению не стал рассыпаться в комплиментах, назначать свидание или договариваться о новой встрече в кругу друзей (скажем так). Оба знали, что он попросту появится в самый неожиданный момент, вынырнет из-за угла словно бы между прочим, и верный Андрэ с издевательской ухмылкой по правую руку, куда ж без него?.. А вид при этом будет подчеркнуто скучающий, как он это умеет. Янка в отместку притворится, будто нисколько его не ждала, и можно будет позволить себе такую неслыханную фамильярность, что даже не здороваться, только кивнуть издали, будто они расстались пять минут назад. Или совсем не расставались… Что ни говори, но именно в этой недосказанности и неопределенности таилась особая прелесть, вечная интригующая нотка.

Ярик просунул свой обветренный непонятно где, но все равно изысканный римский нос в дверную щель и коротко осведомился:

— Что, воздыхатель?

— А ты откуда знаешь? Я ж тебе про Воздыхателя ничего не говорила! — вопрос был чисто риторический. И так дело ясное, что папа разболтал — опять сливает информацию!..

Из гостиной на всю квартиру раздавался оглушительный поросячий визг и чьи-то нечеловеческие вопли — неужели дерутся?! Вот тебе и примерные детки, глазу с них нельзя спускать! Кое-как вытерев руки о кухонное полотенце, Марина помчалась разбираться (а если надо, то и разнимать, и разводить по разным углам, как в детстве).

Но кардинального вмешательства не потребовалось. Марина едва успела у порога затормозить, и взору открылась редкая картина: Янка отплясывала на их новом — и дорогущем, вот ведь кикимора! — диване нечто варварское, дико вращала глазами и что-то нерусское в такт выкрикивала. Ярослав со снисходительной улыбкой за малой наблюдал, не вмешивался, и с крайне невозмутимым видом обернулся к Марине, призывая ее в свидетели:

— Вот! Ритуальный танец шамана племени мумбо-юмбо.

И-и заварилась каша! Слава потерял бдительность и подобрался поближе к дивану, намереваясь стащить сестру на пол. Янка невообразимым скачком запрыгнула ему на спину, как заправская пантера, крепко обхватила за шею и во все горло завопила, заливаясь счастливым смехом:

— Но-о!!! Ездовые коты!

Ярослав ее тонкого юмора не оценил, завертелся на месте, напоминая норовливую лошадь, что пытается сбросить нахального седока. Но всё безуспешно, Янка держалась крепко: руки у нее всегда были хоть и маленькие, но цепкие, как обезьяньи лапки.

— Ребенок, отцепись от меня! — Славка повалился спиной на диван, стряхивая с себя сестренку. "Ребенок" обиженно запищал: забава была задушена на корню. Марина вспомнила, что не выключила на кухне плиту с кипящим борщом, и на всех парах помчалась обратно, в спешке теряя тапочки и восклицая на ходу:

— Квартиру не разнесите!

Она променяла меня

на пару дешевых фраз,

Она испугалась меня,

она захотела домой.

Она любит тонкие кольца

и бледный фаянс,

Она вытирает пыль

под песни мои…

Достойный альянс.

("Ночные снайперы")

"Как же я от всего этого устала! — обреченно думала Яна, поднимаясь по лестнице следом за Сергеем. — И лифт, как на зло, не работает… Зачем я сюда иду? Решила ведь вчера, что пора с этим завязывать, хватит!.."

Она притормозила шаг и молча дернула его за руку, но Сергей не обернулся, тянул за собой на буксире. До чего же странные у них складываются отношения: полу-дружба, полу-вражда, полу-любовь, полу-ненависть… Как в третьесортной американской мелодраме, где загорелые зубастые герои долго и прочувствованно издеваются друг над другом. Им-то что, у них там все просто как двери: что бы ни случилось, в ответ неизменный "che-e-ese"! И "хэппи энд" под занавес, это уж само собой. А тут поди разберись…

В пятницу утром она встала с твердым намерением сегодня же позвонить Сергею и назначить встречу, а там выяснить все раз и навсегда. Ну и, как любит дурачиться Юлька, затевая дружескую потасовку: "Разойдемся красиво." А то ее, Янино, поведение по всем параметрам смахивает на самое элементарное свинство: по уши влюблена в одного, а встречается вроде как с другим, морочит ему голову.

Влюблена она в Богдана, это однозначно. Тогда отчего же так трудно расстаться с Сережей? Может, просто привыкла к нему? Или успела привязаться, как собака…

"Мой маленький четвероногий друг! — подколола себя Янка и горько вздохнула: — Вот если бы можно было встречаться сразу с двумя!.. И чтоб все жили тихо-мирно, без скандалов и выяснения отношений — ну, или хотя б не стремились друг друга укокошить." "Мечты, мечты, где ваша сладость!", сокрушался на эту же тему кто-то из заданных по мировой литературе классиков (дай Боже памяти, какой).

Мысли цеплялись одна за другую, напоминая резные колесики в старинном механизме: отчего-то припомнилась мама с ее предельно откровенным — как всегда! — рассказом о бурной студенческой молодости. (Судя по всему, штучка была еще та.) Рассказчик мама, без сомнения, неплохой, этого у нее не отнимешь. Единственное "но" — истории эти с завидным однообразием повторяются едва не за каждым завтраком или обедом-ужином, так что Янка наловчилась с внимательным видом пропускать их мимо ушей. Но одну запомнила отлично, врезалась в память: если в двух словах, то довелось однажды матушке встречаться сразу с двумя парнями. И, как водится, один другого лучше — попробуй тут выбери! Спасением стало лишь одно незначительное обстоятельство, что жили они в разных городах — а не то, цитируя маму дословно, "точно набили бы морду или друг другу, или мне!" Такая вот мораль.

Янка в ту пору была совсем мелкая, лет двенадцать. Потому, наверно, из маминой увлекательной истории сумела вынести только неприятную до тошноты мысль: а не был ли папа одним из тех обведенных вокруг пальца простаков?.. "О ноу!", как стенает обычно Машка, забыв перед контрольной какой-нибудь зверски нужный конспект. Неужели она, Яна, становится точно такой же хладнокровно-расчетливой, как мама?

Проще говоря, нужно выбирать, а не то останешься, как переборчивая невеста, с носом. Как бы сразу обоих не потерять. На двух стульях-то по-любому не усидишь…

Выбор как будто бы очевиден, да только не всё так просто, к сожалению. С Сергеем связано что-то очень важное, до поры-до времени глубоко запрятанное внутри — словно какая-то зашифрованная информация из прошлого для них двоих… Как в "Коде да Винчи" с Жаном Рено, ее любимым актером. До чего же трудно высказать словами эти неясные мысли и ощущения, что бесцельно бродят в голове и испаряются на кончике языка! Однажды перед сном Янка по-честному попыталась их записать: вышло нечто, отдаленно похожее на бред сивой кобылы в лунную ночь. При свете дня и на свежую голову показалось чересчур напыщенно, изысканным высокопарным слогом — да откуда он у нее взялся?.. И больше того, непроходимо глупо. (Во всяком случае, так ей померещилось в порыве само-уничтожающей критики.) Любой здравомыслящий человек покрутил бы пальцем у виска и сочувственно вдогонку улыбнулся — мол, со всеми бывает, но не у всех проходит! (Ей уже такое говорили.) Тот же самый Андрюша еще бы и добавил свое коронное, выпучивая нахальные голубые глаза: "Лечиться, лечиться и лечиться!"