Малая в коротком платьице из синего джинса упоенно вертелась перед зеркалом. Критически разглядывала себя со всех сторон, ежесекундно поправляла волосы, перекидывая волнистые светлые пряди с одного плеча на другое, и с непередаваемой скромностью под нос напевала: "She's Miss California, the hottest thing in a West LA…" ("Она — Мисс Калифорния, самая горячая штучка в Западном Лос-Анжелесе".) Заслышав сие скромное заявление, Ярик не сдержался и издевательски-громко захохотал. Сестра, как водится, искренне возмутилась и запустила в него расческой. Ярослав даже пригибаться не стал — естественно, промахнулась на добрые полметра и угодила в старую колченогую этажерку. (С глазомером у нее всегда было туговато.) Нисколько не стушевавшись от конфуза, Янка величественно задрала к потолку курносый нос и выплыла из комнаты, изо всех сил отпихнув его в дверях плечом.
— Мисс Калифорния в масштабе ноль-пять! — поддразнил он в удаляющуюся сестренкину спину. Янка замерла на месте и на несколько секунд задумалась — видать, пыталась сообразить, как это будет выглядеть в реале. (Надо сказать, что при всех своих вундеркиндовских способностях в чисто логических вопросах она иногда догоняла не сразу.) Наконец просекла, что это нечто оскорбительное, и с душераздирающим воплем бросилась на него. Ярик только этого и ждал, рванул на высоком старте прямо с места: все равно малая не догонит, кишка тонка! Завязалась обычная утренняя потасовка, как и полагается, в результате Яна опять опоздала… Называется, покаялась!
В лицее с самого утра на голову посыпались неожиданности, как из античного рога изобилия. Да если б еще приятные!.. Не успел сварливо оттарабанить звонок с первой пары, как над Янкиной головой уже сгустились зловещие черные тучи. Все-таки не зря она вчера вспоминала про директора c его повадками сталинца-чекиста, вот вам и результат: общее собрание в спортзале. Для всех десятых и одиннадцатых классов явка обязательна, остальная малышня по желанию. (Стоит ли говорить, из "молодежи" ни один человек не объявился — кто ж по своей воле сунется на экзекуцию!)
Стояли, как заведено, нестройными рядами и колоннами, традиционной буквой "П"- их директор всегда питал слабость к линейному построению. Среди общей неразберихи и толкотни Янка успела краем глаза выхватить вроде как заболевшую Оксану Юрьевну: нос у той был заметно распухший и покрасневший от жесточайшего насморка — что подтверждал изящно прижатый к лицу носовой платок, — а глаза порядком перепуганные. Перехватив Янин взгляд, вездесущая Юлька забубнила ей на ухо интимным шепотом, от которого начали оборачиваться стоящие по соседству "бэшники":
— Ты представляешь? Оксану специально сегодня утром вызванивали, секретарша такой раздолбон устроила! Типа, за прогулы. Она сейчас, бедная, боится… — Юлия тяжко вздохнула и философски заключила: — Ну, что нам влетит за биологию — это само собой!..
Галя раздраженно на них двоих шикнула: в дверях величественно возник Михаил Васильевич, грозный директор Городского академического лицея. (Грозный-то он грозный, а вот ростом примерно с их Заю будет… А та ведь малявка известная.) Но зато характерище — во! Полная достоинства походка, несгибаемая по-военному спина, характерный поворот головы — одним словом, залюбуешься! И самая яркая во всей палитре черта: говорит он подчеркнуто тихо, на пределе слышимости. Иногда от этого становится в прямом смысле страшно: когда стоит перед тобой, неторопливо раскачивается взад-вперед с пяток на носки, глаза под стекляшками очков посверкивают молниями Зевса… А голос едва различимый, хоть через каждое слово переспрашивай.
— Ну что, орлы, — в зале в один миг воцарилась тишина, чей-то несвоевременный смешок испуганно заперхал и заглох. Стало слышно, как пронзительно завывает за окном (где-то в далеком и безоблачном гражданском мире) пожарная сирена. Довольный молниеносным эффектом, Михаил Васильевич еле заметно издали улыбнулся:
— Кто знает, о чем мы сегодня будем говорить? — со стороны крутых одиннадцатых кто-то неразборчиво выкрикнул что-то дерзкое, но явить народу лицо не решился. (Этим одиннадцатым все по барабану: еще бы, какие-то несчастные полгода — и тю-тю, родной лицей! Нечего терять.) Директор препотешно приставил к уху ладонь, разыгрывая добряка Чарли Чаплина. Никто не засмеялся: — О чем?.. Ну-ну, смелее! Пра-а-а-вильно! — И отчеканил по слогам: — Дис-цип-ли-на!
По ребячьим рядам пронесся легкий шум вперемешку со сдержанными смешками, Янка и себе позволила в открытую улыбнуться: ну, это еще куда ни шло! Могло бы быть намного хуже: если бы он взъелся сейчас за прогулы… А Михаил Васильевич уже затянул свою обычную лебединую песню: любой лицеист (и даже самый мелкий лицеистик!) знал ее назубок — со всеми многозначительными паузами, покашливаниями и верчением острого указательного пальца в воздухе:
— Предупреждаю в последний раз! Не дай Бог, увижу кого-нибудь с сигаретой на территории лицея! До конца года спуску не дам, каждый день по ведру бычков!
Несмотря на серьезность момента, Машка радостно хихикнула и от души пихнула Галю в спину. (Из всей компании курит одна только Галина батьковна, девчонки каждый божий день по этому поводу веселятся. Чуть что — и "ведро бычков вокруг лицея!") Но Галя и бровью не повела, лишь презрительно скосила на Машенцию один глаз. Яна про себя отметила, что Галька сегодня особенно, подчеркнуто холодна, будто ее только-только извлекли из морозилки, где безжалостно продержали всю ночь.
Тем временем на импровизированной сцене посреди спортзала, в самом центре горячо любимой директором буквы "П" еще советского разлива, разворачивалась красочная шоу-программа. Опять-таки знакомая с восьмого класса до мелочей: все те же негромкие рубленые фразы, отмеряемые для разнообразия взмахом сухой ладони:
— Имейте в виду! Мобильники во время занятий должны быть отключены! Словлю кого-нибудь во время пары — конфискую телефон на неделю! На две недели! Никакой пощады!..
Напряжение потихоньку сходило на нет, становилось скучно. Устав изучать Петину массивную, обтянутую серым свитером крупной вязки спину перед своим носом и Галькин надменный угольно-черный затылок, Яна обреченно вздохнула и как можно более небрежно осведомилась:
— И долго ты так будешь?
Петя покосился на нее через плечо дикими глазами, но ничего не сказал. К величайшему Янкиному удивлению, разобиженная в пух и прах Галя обернулась, ловко шмыгнула за Петину спину, а там схватила Яну за локоть и с силой потрясла. И-и пошло-поехало:
— В следующий раз я с тобой разговаривать не буду! Еще раз так сбежишь, и все!..
Янка на ее грозный ультиматум не на шутку оскорбилась: ну здрасьте, еще одна будет ставить ей свои условия! Мало того, что дома изо дня в день мозги компоссируют… Нахмурившись, она выставила вперед аж никак не волевой подбородок с отцовской ямкой и огрызнулась:
— И что тогда?
— А ничего, — Галька резко успокоилась, ну в точности как мама после дежурного скандала на пустом месте! "Может, мама у нас тоже Наполеон по соционическому типу? — не ко времени задумалась Янка. — А что, пока по всем повадкам сходится с Напом: "Всем лежать полчаса!.."
Галина, игнорируя ее выразительные насмешливые гримасы, в задумчивости забормотала, будто прикидывала сама для себя вслух:
— И вообще, какое мне дело? Никакого…
Яна только было раскрыла рот, чтоб согласиться, — да и еще раз да, совершенно никакого дела! — как Галька взялась за нее с утроенным рвением. А значит, вся эта трогательная до слез покорность и внезапное отступление — всего лишь отвлекающий маневр, чтоб запудрить противнику мозги. Опять старина Нап, великий стратег и полководец!
— Никогда не думала, что у тебя каждый раз какая-нибудь отговорка? То голова болит, то под коленкой тошнит! А на самом деле просто боишься, — обвиняющим голосом заявила Галька.
