— Говорит Наварро, — снова начал он уже для нас. Казалось, Пеп опустил руки. — Таня упрямо идет вперед. К этим бестиям. Сначала они лежали на солнце, а теперь зашевелились. Да буйные такие! Гоняются друг за другом, не ожидал от них такой прыти. Вон один отклонился и прыгнул навстречу другому. Ну же…

Пеп замолчал, наблюдая за происходящим, и прокричал еще одно предупреждение.

— Не слушает… А на этих зверюшек и впрямь любопытно поглядеть. У них нет ног, может, и скелета нет. И смотри-ка ты, они на удивление проворны. Прямо загадка какая-то. Да к тому же без кислорода обходятся. И все же лучше бы она…

Пеп снова позвал Таню и умолк в ожидании.

— Что они делают? Отсюда они напоминают престранный клубок длинных красных щупалец, катающихся в грязи. Они что, дерутся? Спариваются? А Тане непременно все нужно выяснить. Смотрит в бинокль, снимает. Она слишком близко подошла. Может, это и ценная информация, но мне грязь эта ой как не нравится. Может, вообще там дна нет, без растений-то. У нее ноги увязают. Она споткнулась, пытается встать… Боже мой! — Пеп закричал в самый микрофон. — Не двигайся, я иду!

— Не нужно! — надсаженным от отчаяния голосом ответила Таня.

И на удивление спокойно добавила:

— Пеп, вернись на Луну. Расскажи обо всем. Забудь меня. Будет другой клон.

Послышался треск, передатчик со щелчком отключился, и наступила тишина.

Роботы спали, быть может, еще миллион лет или десять миллионов. Если главный компьютер и вел счет годам, нам он не сообщил ничего. Он единственный, кто не спит, отслеживая показатели сенсоров, готовый разбудить Робо, когда Земля покажется ему достаточно зеленой и готовой принять очередное поколение нас, клонов. Мы вновь подрастаем в узких комнатушках, прорубленных в незапамятные времена в крае кратера Тихо, слушаем рассказы Робо и голографических родителей, всеми силами пытаемся понять, что же мы собой представляем.

— Живые роботы! — Арни всегда оставался нашим бессменным критиком. — Созданные и запрограммированные выступать в роли богов по милости старика Дефорта.

— Едва ли боги. — Таня, уверенная почти во всем, оставалась умна и прекрасна. — Может быть, мы всего-навсего клоны, но по крайней мере живы.

— Только клоны, — передразнил Арни, — голографические призраки во плоти.

— Мы не просто копии, — сказала Таня. — Гены это еще не все. Мы — сами по себе.

— Может, и так, — пробурчал Арни, — но мы остаемся рабами Дефорта и заложниками его идиотского плана.

— И что с того. — Таня с досадой откинула с лица толстую прядь черных гладких волос. — Сумасшедший план, нет ли — благодаря ему мы здесь. И я собираюсь выполнить свою часть задания.

— Ты, может, и собираешься, а я-то тут при чем?

— Если тебе и впрямь интересно — послушай, что рассказывает твой отец.

Все мы видели изображение отца Арни в голографическом отсеке — профессора Арни Линдера, рыжебородого великана, который считался выдающимся геологом до падения астероида. Мы читали его книги, что хранятся в библиотеке Дианы: «Формирование системы Земля-Луна» о том, как образовались эти две планеты после столкновения малых небесных тел. «Земля номер два» — оптимистическое предложение по терраформированию и колонизации Марса.

Арни Линдер родился в Норвегии и был женат на Зигрид Кнутсон — высокой красивой блондинке, которую знал с самого детства. Подробности его жизни открылись нам благодаря личному журналу Пепа. Предупреждение о приближающемся метеорите застало Арни в Исландии. Когда они уже возвращались на лунную базу, он молил Пепа сделать остановку в Вашингтоне, где его жена работала переводчиком в норвежском посольстве.

Она ждала ребенка — их первенца. Арни ужасно хотелось увидеться с Зигрид, но Пеп ответил, что на остановку уже нет времени. Они даже подрались в кабине. Пеп, выходец из Латинской Америки, который в сравнении с Голиафом-Арни напоминал легковесного Давида, проложил себе дорогу в свет на боксерском ринге. Он легко вывел Арни из строя и благополучно доставил его на базу.

— Как Арни горевал, — рассказывала Диана, — что позволил Зигрид умереть в одиночестве.

И хотя случилось все это давным-давно, события тех времен представлялись нам живыми и реалистичными каждый раз, когда мы просматривали старинные голограммы. Мы — новое поколение. И мы снова заучиваем отведенные нам роли: узнаем о своем предназначении от голограмм родителей и из записей, оставленных в файлах библиотеки Дианы нашими упокоившимися братьями и сестрами.

— Somos los mismos [1], — частенько говаривал Пеп.

Каждое новое поколение отличалось от предыдущего, и лишь благодаря тому, что нас объединяло общее дело, мы каждый раз становились самими собой, прежними.

Как говорил Пеп, старые наряды удивительно ладно сидят. По крайней мере так было для большинства из нас. Арни никогда не скрывал горечи своего отца. В то время, как позеленевшая Земля манила остальных, обещая захватывающие приключения, он так никогда и не научился разделять нашего восторга по поводу предстоящей работы.

Ребенком он слонялся по обсерватории, недоверчиво разглядывая Землю через большой телескоп.

— Не нравятся мне эти черные пятна, — бормотал он, качая головой, — не знаю, что это… Знать не хочу.

По континентам были беспорядочно разбросаны темно-серые заплатки. Судя по показаниям приборов, там были лишь голые скалы и почва — ничего живого.

— Может, это просто застывшие потоки лавы? — предположила Таня.

— Раковые опухоли на зеленом теле Земли, — бубнил Арни, качая головой.

— Глупое сравнение, — с укоризной заметила она. — Приземлимся, там и узнаем.

— Где это вы собрались приземляться? — Арни сделалось дурно. — Только через мой труп.

Наши голографические родители уже слишком долго пробыли в компьютере, чтобы их беспокоили подобные проблемы. Однако для нас, в свою очередь, мир, который знали они, становился все более близким и родным. Когда мой отец работал на Дефорта и его компанию «Робо Мультисервис», он объездил весь мир. Дух захватывало от всех тех фильмов с памятными местами, монументами, историческими и культурными ценностями России, Китая и других древних держав, что он снимал. И однако же я не слишком часто просматривал эти ленты: тяжело становилось от осознания того, сколь многого мы лишились.

О себе отец не особенно любил рассказывать. В основном представление о нем у меня сложилось благодаря тому длинному повествованию — причудливой совокупности фактов и выдумки, — который он надиктовал главному компьютеру. «Последний день» — так называлась летопись, предназначенная для будущих поколений, которые, как он смел надеяться, захотят узнать о прошлом. Отец говорил о своей семье, знакомых, близких и об их жизнях и о том, что каждый из них значил в его судьбе. Он излагал факты с максимальной объективностью.

А дальше, ближе к развязке, началась фантазия. Одна из глав посвящалась жене Линдера. На их свадьбе отец был лучшим кавалером и даже танцевал с Зигрид на приеме в честь молодоженов, и его очень беспокоила ее судьба. Отец представил в книге, что ребенок родился, пока Арни находился в Исландии. Зигрид уже вернулась из больницы и пыталась связаться с ним, чтобы поделиться радостным известием, когда тем последним утром позвонил Дефорт.

И хотя он не сказал о падающем астероиде, его суетливый и взволнованный голос встревожил Зигрид. Она снова и снова звонила Арни в отель в Рейкьявике, где он тогда остановился. Но там его не оказалось. Не находя себя от отчаяния, Зигрид попыталась связаться с друзьями на лунной базе в Белых Песках. Но телефонные линии были неизменно заняты.

Из радиосообщений и репортажей со станции голографического вещания Зигрид узнала о повисшем над Азией радиомолчании. Младенец расплакался, почувствовав охвативший мать ужас. Зигрид укачивала малютку и напевала ему, молила Господа, чтобы Арни поскорее вернулся или хотя бы позвонил. Наконец раздался звонок голографического телефона. Звонил какой-то друг из центра управления полетами в Белых Песках. Он счел, что бедняжке будет спокойнее, если она будет знать, что муж ее в безопасности. Линдер только что ступил на борт спасательного космолета.