— Херово, что мои фотки в инете… — Дива запрокинула голову. — Хотя… Ну что с тебя взять, с балбески? Дитё, блин! Ладно. Слышишь, Сашка-промокашка, метнись-ка кошечкой через свою стройплощадку, посмотри, ничего в бутылке нашей не осталось?

— Нет, голяк, — весело сказала Саша из угла.

— Не будем унывать, — бодро проговорила Дива, — покурим по последней — и в койку… Какая в конце концов разница? — уже через минуту говорила Дива, свернувшись клубочком на крошечной Сашиной кровати. — Найдено — нажито, потеряно — прожито…

С закрытыми глазами она принялась было стягивать с себя джинсы. Но те были в обтяжку и шли туго.

Притомившись, Дива решила сделать перекур, зажгла сигарету.

— Слушай, Санька, — проговорила она, не выпуская сигарету изо рта. — Насчет твоего ирландца… Как ты думаешь, можно жить с человеком, который «Место встречи изменить нельзя» не смотрел? — Дива принялась задумчиво трусить ногами, джинсы потихоньку сползали, пока наконец не упали на пол. — И «С легким паром», и «Девчат», и вообще… Это же хрен знает какая культурологическая пропасть! Ты ему, предположим, скажешь: «Наши люди в булочную на такси не ездят!» А он будет пялиться на тебя и думать: все ли в порядке у моей курочки?…

Дива замолчала. Саша хотела было возразить, но, пока собиралась с мыслями, ее прекрасная подруга уже посапывала во сне. Саша подошла к Диве, затушила сигарету, которая лежала на краю пепельницы, вытряхнула подругу из мушкетерской рубашки, расстегнула ее тугой лифчик, накрыла одеялом и примостилась рядом.

Ночной туман на улице стал светлее, в промежутке между соседними домами зажегся красный прожектор солнца. Бешено зачирикали птицы. Они кричали с таким простодушным хамством, что Саша всерьез пожалела об оставленной в Нижнем рогатке.

— Ну-ка, детки, хватит орать, ну-ка разбежались отсюда, люди еще спят! Вот я вам сейчас Бармалея покажу! — говорила Дива с распахнутой форточкой, стоя на подоконнике, когда Саша открыла глаза.

— Ты им скорее стриптиз покажешь, бармалейка!

— Ой! — Дива повернулась к ней. — Милый ребенок проснулся…

Дива была завернута в красное полотенце, которое вообще-то сползло и готово было упасть. Спрыгнув с подоконника, Дива принялась элегантно его поправлять, будто это было вечернее платье. Она стояла у окна в потоке яркого света, а ее мокрые распущенные волосы наполняли комнату запахом шампуня. В правой руке она держала кружку с дымящимся кофе.

— Что делается! — проговорила, привстав на кровати и сощурив глаза, Саша. — Какой офигенный свет! Стой так, не шевелись, я тебя сейчас щелкну. — Она заерзала голыми ногами по полу в поисках тапок.

— Сфотографируешь?

— Да, да, — Саша вскочила и принялась шарить по своему столу, — не двигайся.

— Ага… И сразу вывесишь на сайт… Иди ты знаешь куда, маньячка!

— Да ладно…

— Отвали, радость моя!

— Ну тебя! — Саша села на кровать. — Просто клевый свет, и ты у окна, спелая, как яблоко.

— Слушай, — сказала Дива, — а напиши меня маслом… О, лучше карандашом, как в «Титанике», в голом виде, лежа. Это хоть гламурно!

— Боюсь, ты не сможешь пролежать без движения и минуты. Мне придется писать тебя по памяти, а у меня плохая память на голых женщин.

— О, кстати, — оживилась Дива, — милый ребенок, ты ночью, часом, над моей невинностью не надругалась?

Дива решительно поставила чашку на подоконник так, что в ней запрыгал солнечный зайчик.

— Ну так, немножко, — пожала плечами Саша.

— Заснула одетой, проснулась голой, причем у меня на лице была твоя нога.

— А что мне оставалось делать? Мало того что ты легла поперек кровати, еще и крутилась так, что мне приснилась бетономешалка.

— Ой, а мне что приснилось, — сказала Дива!.. — Плывем мы на белом пароходе. В общем, айсберг, пробоина, все прыгают в воду, тонут, а я уцепилась за бревно… Тут из тумана выплывает бабулька на лодочке и кричит: «Пирожки горячие, пахлава медовая, трубочки, девочки».

— А сладкий Ди Каприо рядом?

— Само собой.

— И что?

— А ничего. Сон кончился, дети спугнули. Как думаешь, вещий?

— Про пирожки — вещий. Кстати, у нас есть нечего…

— Что-то мне так домой захотелось! — засмеялась Дива.

— Злодейка!

Когда Дива была практически готова и, сидя посреди комнаты на полу, натягивала сапожки, Саша спросила:

— Не знаешь, что такое принцип Чингисхана?

— Если хочешь быть девочкой с принципами, купи наконец себе юбочку и помой посуду…

— Посуду помоют мышки, крошки доедят таракашки, а розы вырастут сами!

— Иди-ка сюда, поцелуемся! — провозгласила Дива, стоя в дверях. — Ну как я?

— Как всегда — неотразима.

— Да, неотразима и сногсшибательна! Ну пока, козочка, не хулигань тут без меня.

И Дива, мелко сотрясая лестницу стуком своих каблучков, весело сбежала по ступеням. Хлопнула железная дверь внизу. Саша глубоко, с удовольствием, вдохнула сырой запах подъезда, поздоровалась с рыжим соседским котом на лестничной клетке и вернулась в квартиру.

Она прошла на кухню, где в ярких лучах солнца кружились бесчисленные стаи пылинок, взбаламученные ясным утром. Налила себе кофе, пошарила на полке, достала оттуда две шоколадные конфеты, принесла свой нехитрый завтрак в комнату и включила ноутбук.

Саша вела электронный дневник, свою страничку в жж. Кроме сайтов знакомств, Саша была зарегистрирована во всех возможных социальных сетях, она даже причесывалась, глядя в окошко веб-камеры. Что же?! Эта девочка была интернет-зависимой. Она не делала ничего постыдного, не разоряла храмы, не оскверняла могилы и не воровала щекастых младенцев из голубых колясок. Она всего лишь убивала дни своей жизни в пространстве виртуальной бессмыслицы, щедро плескала на своих френдов потоки искреннего маразма и получала столько же маразма взамен.

«Сидела я вчера у компьютера, — начала Саша свой утренний пост на страничке живого журнала, озаглавленной: «Шутки из маршрутки», — сидела взволнованная такая и вспоминала о первой любви, о своем дворе и соседском мальчике — шестнадцатилетнем матросе с румяным лицом и неразгаданной душой. И тут — на тебе, на крышу моего уединенного шалаша приземляется вся блестящая такая летающая тарелочка. А из тарелочки прямо на меня вывалилась выпуклая грудь, длинные ноги, а потом и миловидное личико моей уже нетрезвой подружки. Вообще, встретив фифу с таким вопиющим сочетанием изяществ на улице, я, чаще всего (плюю ей вслед жеваной морковкой) целую перед ней землю. Но это была моя подруга, мисс Ди. Расправив юбочку, она достала из-за пазухи бензопилу и небрежно положила на стол. Потом обвела глазками мою обитель и по-матерински заявила:

Д: Надо тебе завести мальчика какого-нибудь, а то ты вымрешь.

Я: Да ты что?! У меня ухажеров больше, чем у тебя наращенных ногтей.

Д: Правда?

Я: Ну да! Вот есть на примете у меня Сатвалды…

Д: Раствор мешает?

Я: Ты что?! Он банерщик.

Д: Баннеры делает?

Я: Нет, в бане убирает.

Д: Это банщик называется.

Я: Ну, есть еще Евгений, печник.

Д: Печень спасает в наркологичке?

Я: Просто печки кладет. Хочешь, познакомлю?

Д: Убью и надругаюсь! Ничего личного…

И начинает незаметно наливать бензин в свою пилу.

Я: Подожди, есть Акакий, инженегр.

Д: Инженер?

Я: Нет, просто негр из Ижевска, безработный. В переписке москвичом прикидывался, гад.

Ди нежно бьет меня ногой в живот и светским тоном продолжает:

Д: А почему Акакий?

Я: А как?

Д: Логично. А принцы какие-нибудь есть, романтики?

Я: Есть один, припоминаю, Борей зовут. Романтик. Романы пишет.

Д: Вот, давай его.

Я: Не могу, он пидарас.

Д: Мальчиков любит?

Я: Нет. Просто очень плохо пишет.

Д: Да, — молвит прелестная Ди, любовно занося надо мной бензопилу, — с каким сбродом ты общаешься! Мне прямо стыдно за тебя.