Телеграмма городского головы возъимѣла свое дѣйствіе, и насъ сейчасъ же встрѣтилъ хозяинъ кафаны, уже приготовившій намъ лодку по порученію любезнаго цетинскаго мэра.
Немного отдохнувъ подъ деревомъ у порога кафаны, напившись кофе и закусивъ чѣмъ было можно въ этой буколической гостинницѣ, мы поспѣшили усѣсться въ лодку, чтобы успѣть не торопясь сдѣлать предположенную прогулку и засвѣтло вернуться въ Цетинье.
Большая грузная лодка оказалась не особенно ходка; четверо здоровенныхъ гребцовъ-черногорцевъ «утерли не мало поту» надъ нею. Трое изъ нихъ все время гребли стоя, какъ венеціанскіе гондольеры, а четвертый сидѣлъ на носу, направляя лодку. Считая насъ съ женою и нашимъ толмачемъ Божо, всего народу въ лодкѣ набралось, стало быть, цѣлыхъ семь человѣкъ. Рѣка «Рѣка», давшая имя и селенью, и всей этой долинѣ, и даже цѣлой нахіи, — очень своеобразная рѣка. Она совсѣмъ не течетъ, за отсутствіемъ какого бы то ни было уклона, а скорѣе стоитъ въ своихъ берегахъ. Въ ущельѣ между горъ она довольно узка и не показна, но по мѣрѣ того, какъ горы раздвигаются и отступаютъ въ стороны, она дѣлается все шире и грандіознѣе, такъ что гораздо болѣе похожа на заливъ Скутарійскаго озера, чѣмъ на обыкновенную рѣку. Это сходство усиливается еще неподвижностью ея водъ и сплошными зарослями камыша и кувшинки, покрывающими почти всю поверхность ея. Только по срединѣ, на такъ-называемомъ стремени, по которому постоянно двигаются лодки, видна еще узкая полоса чистой воды. Но и она въ иныхъ мѣстахъ съуживается въ такую тоненькую ленточку, что, сидя въ лодкѣ, вамъ кажется, что вы плывете по какому-то сказочному зеленому дугу, усѣянному бѣлыми чашами махровыхъ нимфей. Этотъ болотный характеръ «Рѣки» очень вредно вліяетъ на климатъ ея низменныхъ прибрежій, на которыхъ въ туманные и холодные дни болотистыя испаренія, стѣсненныя горами, стоятъ съ утра до ночи. Даже и теперь, въ знойный солнечный день, по серединѣ лѣта воздухъ надъ рѣкою насквозь пропитанъ болотными міазмами. Лихорадки и всякія гнилостныя болѣзни свирѣпствуютъ въ этомъ роскошномъ на видъ уголкѣ.
На мой вопросъ: е-ли добра вода?
Старый лодочникъ, нахмурившись, отвѣтилъ:
— Въ Рѣкѣ вода не здрава. Пить не здрава, купаться не здрава.
А между тѣмъ, будь у черногорцевъ больше средствъ и знаній, эта прекрасная водная артерія могла бы быть обращена въ настоящій судоходный каналъ; нѣмцы, разумѣется, скоро съумѣли бы и увеличить паденье воды и расчистить отъ зарослей русло Рѣки. Лодочникъ увѣрялъ насъ, будто черезъ мѣсяцъ вся эта широкая скатерть рѣки, заросшая камышами и кувшинкой, высохнетъ до-суха, и останется для проѣзда только одно серединное стремя, въ которомъ, по его словамъ, въ иныхъ мѣстахъ глубина достигаетъ до десяти нашихъ саженей.
Понятно, почему старинные люди, имѣвшіе въ своихъ рукахъ еще менѣе способовъ борьбы съ природою, чѣмъ нынѣшніе черногорцы, старались селиться здѣсь, какъ Иванъ-Бегъ Черноевичъ въ своемъ градѣ Ободѣ, на вершинахъ горъ, куда не достигали болотные туманы. Мы долго любовались этимъ древнимъ градомъ, провожавшимъ насъ съ высоты своей зеленой пирамиды, у подножія которой тяжело плыла наша лодка.
Геройскимъ именемъ Ивана-Бега Черноевича полна Рѣка, полна вся Черногорія. До него рѣка называлась просто Ободомъ, также какъ и городъ на ней; послѣ него черногорцы не называютъ ее иначе какъ «Рѣка Иванъ-Бегова-Черноевича», до того свята и крѣпка среди жителей память этого основателя черногорской независимости. Послѣ Коссовскаго побоища, разгромившаго славное и могущественное сербское царство, Черногорія съ Зетою, тоже входившія въ его составъ какъ области, населенныя сербами, хотя и управлявшіяся полу-самостоятельными жупанами, оторвались отъ побѣжденнаго царства и остались въ рукахъ зятя злополучнаго царя Лазаря, князя Баоши, женатаго на его дочери. Баоша не поспѣлъ на помощь тестю на Коссово поле и, узнавъ объ измѣнѣ Бука Бранковича и о смерти Лазаря, повернулъ домой свои полки, чтобы по крайней мѣрѣ въ своихъ неприступныхъ горахъ отбиваться отъ страшнаго турчина, сокрушавшаго одного за однимъ славянскіе народы Балканъ.
И Баоша, и его сынъ-богатырь Стратиміръ Черный, прототипъ нынѣшняго черногорца, своимъ исполинскимъ ростомъ и силою, прозвище котораго унаслѣдовало все потомство его, и внукъ Баоши, Стефанъ, — всѣ отказывались признавать власть султана и защищали независимость своей маленькой землицы. Стефанъ жилъ въ половинѣ XV-го вѣка, и былъ современникомъ и самымъ вѣрнымъ союзникомъ знаменитаго Георгія Кастріота, больше извѣстнаго, въ исторіи подъ именемъ Скандербега, послѣдняго геройскаго борца за свободу Балканскаго полуострова противъ непобѣдимыхъ еще тогда полчищъ османлисовъ, только-что завоевавшихъ, византійскую имперію. А Иванъ-Бегъ Черноевичъ былъ его старшимъ сыномъ и наслѣдникомъ не только земель его, но и неумолимой ненависти къ нему туровъ. Все кругомъ было тогда уже раздавлено. въ конецъ, даже сосѣднія Албанія и Герцеговина были въ рукахъ туровъ, и Ивану Черноевичу не на кого было опереться въ своей отчаянной борьбѣ съ непобѣдимымъ исламомъ во всѣхъ окрестныхъ греческихъ и славянскихъ земляхъ, порабощенныхъ азіатскими варварами. Его борьба была поистинѣ борьбою Давида съ Голіаѳомъ, босоногаго пастушенка съ исполиномъ, закованнымъ въ мѣдь. Напрасно Иванъ бросался къ западнымъ державамъ, умоляя ихъ придти на помощь погибающему балканскому христіанству. Никто не трогался на его призывы, и онъ одинъ съ ничтожною горстью своего храбраго народа долженъ былъ выдерживать весь напоръ варваровъ. Иванъ жилъ сначала въ Жаблинѣ, старомъ гнѣздѣ зетскихъ жупановъ, да берегу свѣтлаго Скадрскаго блата, не вынужденъ былъ уйти. изъ него подальше отъ сосѣдства туровъ въ недоступную глубь горъ, гдѣ основалъ теперешнее Цетинье и поселилъ тамъ митрополита Зеты. Тогда же онъ укрѣпилъ и этотъ свой «градъ Ободъ», защищавшій доступъ къ Цетинью и въ устью плодородной долины, кормившей его народъ. Кромѣ того, онъ обсыпалъ маленькими укрѣпленіями всѣ порубежныя горы, а своими горячими воззваніями до того одушевилъ свой маленькій геройскій народъ, что онъ поклялся воевать на жизнь и смерть съ врагами христіанства. Народная скупщина въ Цетиньѣ объявила преступникомъ и измѣнникомъ всякаго, кто будетъ уклоняться отъ войны съ турками; а кто бѣжитъ съ поля битвы, того постановлено одѣвать въ бабье платье и съ прялкою въ рукахъ водить по всѣмъ селамъ Черной-Горы на позоръ народа. И геройскій вождь черногорцевъ не только отстоялъ свою землю отъ страшнаго врага, но еще широко раздвинулъ границы Черногоріи и умеръ среди своего народа въ любви и славѣ… Сильно укрѣпленный «градъ Ободъ» сталъ въ то время оплотомъ Черногоріи и вмѣстѣ торговою пристанью ея на Скадрскомъ озерѣ, изъ котораго нагруженныя товаромъ рѣчныя суда могли свободно проходить по широкому руслу «Рѣки». Ободъ, или Рѣка сдѣлалась главнымъ торжищемъ черногорцевъ, куда горцы сгоняли свои стада, везли лѣсъ и покупали привозимые береговыми жителями Адріатики необходимые имъ товары. Это значеніе важнѣйшаго, если не единственнаго, черногорскаго рынка Рѣка сохраняла до послѣдняго времени, и отчасти сохраняетъ и теперь, хотя присоединеніе къ Черногоріи, усиліями Россіи, приморскихъ портовъ Антивари и Дульциньо естественно перенесло на берегъ моря центръ ея привозной и вывозной торговли.
И Иванъ Черноевичъ, и сынъ его Георгій жили по долгу въ Ободѣ, въ его укрѣпленномъ вышгородѣ, на который мы теперь любуемся. Георгій Черноевичъ обезсмертилъ свое имя и прославилъ Ободъ, устроивъ въ немъ первую славянскую типографію. Въ его время торжествующій исламъ соблазнялъ малодушныхъ, и многіе сербы, потурчившись изъ корыстныхъ видовъ, приносили большой вредъ народу. Чтобы поддержать православіе, Георгій купилъ въ Венеціи всѣ принадлежности типографіи и въ собственномъ домѣ, на вершинѣ Ободской горы, сталъ печатать и распространять въ народѣ церковныя книги. Въ 1495 г. вышла отпечатана имъ первая книга — Октоихъ. Георгій сдѣлалъ и другое очень важное нововведеніе въ жизни своего народа, невидимому, съ тою же цѣлью поддержки православія, которое онъ справедливо считалъ основою независимости Черногоріи, историческимъ знаменемъ, собиравшимъ вокругъ себя народъ и одушевлявшимъ его на отчаянную борьбу съ поработителями-магометанами. Утомленный трудами, Георгій рѣшился отказаться отъ власти и уѣхать на покой въ Венецію, на родину своей жены итальянки; но передъ отъѣздомъ онъ собралъ народъ и передалъ свою власть надъ нимъ митрополиту Герману, увѣщевая своихъ подданныхъ, что они не могутъ найти лучшихъ вождей, какъ духовные отцы ихъ.
