Петров молчал, пока не поднялись на самый верх, пока не присели на краешке обрыва и не насмотрелись жадными глазами на Волгу, несущую на себе теплоходы и баржи, текущую неторопливо внизу уже тысячи лет, и неиссякающую, — несмотря на войны, пожары, засухи, голод, революции и перестройки, что прокатывались по ее берегам. А сколько влюбленных сидели августовскими вечерами над рекою, обнявшись — разве может кто сосчитать?

— Ну почему люди не летают как птицы? — грустно вопросил вслед за Катериной Островского Андрей Николаевич. Вспомнил он небо, вспомнил, сколько же рек видел с высоты птичьего полета, — и загоревал.

— Катерина в Волге утопилась или в Оке? — неожиданно спросила Люся?

Петров вздрогнул и пришел в себя. Руки его потянулись к самому теперь дорогому и любимому на свете человеку, и Люся не стала противиться, погрелась немножко в его сильных руках, на пахнущей табаком и чуть-чуть терпким одеколоном груди. И поцеловала в губы, как выпила всю его грусть. Полной грудью вдохнула свежий волжский воздух, а выдохнула всю печаль и страх, и главное, предчувствие беды, целый день не дающее сосредоточиться на таком близком и осязаемом счастье.

— Петров, ты хочешь жениться на мне?

— Да, очень хочу.

— Тогда почему ты не спросишь, согласна ли я?

— Будь моей женой, Люся!

— Я согласна!

Если хотите, чтобы живой водой омылась ваша жизнь, купите билет на теплоход и хотя бы неделю-другую проплывите на нем по Волге. Может быть, сначала вам покажется, что ничего особенного не произошло в вашей жизни, и ничего не изменилось. Но пройдет время, снова настанет лето, и вы вдруг вспомните каждый рассвет и закат на воде, каждую церквушку и березку, каждую елочку, каждую излучину утекающей в вечность реки. И поймете, что вы уже давно другой, не тот, что были прежде, до этого, первого своего путешествия в сердце русской земли, а значит, в свое собственное сердце.

— Андрюша! Назови меня по имени! — плакала Люся и снова и снова включала полюбившуюся с недавних пор, как наркотик, песню.

На это письмо не пришло ответа. Самолет ИЛ-76 МЧС России не прибыл в аэропорт назначения, выполняя в сложнейших метеоусловиях рейс по эвакуации беженцев из района землетрясения на одном из архипелагов Индийского океана.

Саня Гильмутдинов, когда-то бывший Анчаровым, прижился в Костроме, даже в Псков, где заранее приготовил он себе базу для будущей жизни в России, не поехал. Глаша окончила университет и устроилась на работу на областное телевидение. Правда, скоро ей пришлось уйти в декретный отпуск, ожидались близнецы — мальчики, как и мечтал Саня. Но счастливым отцом Анчаров побыть пока так и не успел. Устроившись заместителем начальника службы безопасности в один из местных банков, он жил с Глафирой тихо и счастливо. Не узнать было в летающем как на крыльях, веселом, жизнерадостном мужике сдержанного, почерневшего от жизни и жизненного опыта ветерана постперестроечных войн и конфликтов.

Однажды утром, по дороге на работу, Анчаров стал свидетелем похищения девушки прямо на оживленной улице рядом с его домом. Когда Саша вмешался, решив сначала, что это местные пьяные отморозки решили силком затащить в машину понравившуюся им девушку, в него, из стоящего рядом микроавтобуса, выпустили очередь из автомата. Только тогда, уже тяжело раненный, Анчаров достал служебный пистолет и задержал бандитов своим огнем до приезда милиции. Врачи боролись за его жизнь уже месяц, Глаша, несмотря на огромный живот, металась между больницей и ближайшим храмом — вымаливала у Господа чудо.

Муравьев, он же Тульев теперь, открыл в Подмосковье частную турбазу на месте заброшенного заводского пионерского лагеря. Дело пошло неожиданно хорошо, быстро образовалась солидная клиентура. Нашелся и компаньон, инвестировавший в бизнес немалую сумму денег. Даша занималась пиаром и рекламой, чем тоже помогла раскрутить с нуля начатое дело. Проект становился настолько лакомым куском, что компаньон решил выкинуть Толяна из бизнеса. Однако, ни угрозы, ни мошенничество не сработали в привычной рейдерской схеме. Тогда компаньон похитил Дашу, решив, что уж тут-то бывший рижский омоновец, демонстративно не обращавшийся и раньше к помощи закона, не выдержит и подпишет все документы без лишнего шума. Да и не думал компаньон причинять вреда Дарье, попугать думал Толяна и только. Да и попросили могущественные люди из Москвы приструнить невесть откуда взявшегося «человечка».

Толян вычислил место, где держали Дашу и, так уж получилось, с боем освободил ее, перебив стороживших Дашу двух охранников компаньона, которых тому подогнали опять же из Москвы. На стрельбу выехал по тревоге взвод местного ОМОНа. Несмотря на то, что раненый Толян сразу по прибытии омоновцев вышел к ним без оружия, с поднятыми руками, опираясь на целую и невредимую жену, омоновцы открыли по обоим огонь на поражение. Дарью списали потом на убитых Толей охранников. А сам он, якобы, оказал ОМОНу вооруженное сопротивление.

Как рассказал автору со значением Кирилл Плещеев, проживающий теперь вместе с супругой Машей недалеко от моего дома на даче в Вырице: командир омоновцев, расстрелявших Толяна с Дашей, был хорошим приятелем генерала ФСБ Щербатого, упоминавшегося уже мельком на страницах нашего повествования.

Автор, в свою очередь, познакомил Кирилла со своим вырицким соседом Ивановым, так и не дождавшимся в гости старых друзей.