«К нам обращается Дьявол!» – захихикала Тиш. Они все уже обоссались от смеха.

Чтобы залезть к Дэб в трусы, нужно было обычно больше, чем дать ей пару глотков «Джека Дэниелса», но когда они трое рванули в сортир и впылесосили все, что осталось от Джезовой скорости, Тиш просто сказала: «Ебаный в рот, у Энди крутые наколки, может, у него и соски проколоты» – и все стало ясно. Когда музыку сделали тише и чуваки пригласили девчонок на пати («Я думаю, кое-кто из „Сестер“ тоже может прийти…»), Дэб поняла, что, конечно, никого кроме них там не будет, что их будет только шестеро в какой-нибудь засранной меблирашке, и что эти ребята всего лишь любили ебать поэтично настроенных готических цыпочек, но ей было наплевать:

– А чо, это круто. Мы с удовольствием.

И, возможно – всего лишь возможно – кое-кто из «Сестер» действительно может прийти.

Направляясь на выход, Пит указал на спящий мешок с дерьмом, бесформенной грудой свалившийся на пол одной из кабинок.

– Смотрите, какой позор!

– Ха, это ж ебаный Билко, – сказала Тиш.

Сэл хихикнула:

– Наверно, нюхал свою бодягу!

После чего они дружно расхохотались и ломанулись сквозь двери на улицу. По пути Дэб заметила стопку флаеров, лежащую на полу как раз там, где стоял тот таинственный сексапильный блондин. Она взяла один с самого верха стопки и запихала в сумочку Сэл.

Снаружи было тепло, и Тиш объявила во всеуслышанье, что сам черт ей не брат.

– Где должна быть эта ебаная вечеринка, а, Энди?

– В Вудхаусе.

– Давайте-ка сделаем маленький ебаный крюк.

– Круто.

Через несколько минут они лезли один за другим через дырку в старинной железной ограде, окружавшей разрушенную церковь рядом с Вудхаусской Пустошью. Парочка запоздалых автобусов проехала мимо, а так их никто не заметил. Улицы были мертвы; лишь издали доносился хохот, а время от времени – чей-то пьяный крик. Полная луна помогала им пробираться сквозь ежевику и плющ, опутавшие оскверненные статуи. Безголовые ангелы встали на страже, когда они сели на вымокшую траву у огромной гробницы. Один ее край обвалился, и все по очереди заглянули в дыру, светя зажигалкой, но увидели только кирпичную кладку. Трупа там не было. Дэйв достал ботл и пустил по кругу, виски ожгло их глотки, губы их онемели, но справиться с бешеной скоростью, омывавшей их вены, виски было не в силах.

– Ну чо тогда, я приколочу, – сказал Энди.

– Клево, – сказала Сэл, – а чо у тебя за гэш?

– Черный.

– Круто!

Энди достал из кармана бумажки для самокруток и начал склеивать их в полоску с уверенностью ветерана. Потом он стрельнул у Пита мальборо и начал скручивать косячину. Через пару минут он чиркнул сучком люцифера, который щелчком отправил во тьму, когда тот сделал свою работу. Сдунув пламя, на мгновение вспыхнувшее на конце косяка, он втянул мощный дым в глубину своих легких.

Потом они все разбились на пары. Прямо на кладбище. Два-три нетопыря бестолково порхали над их головами, ловя последних москитов, и когда луна скрылась за старым тисом, тьма придала их возне немного интимности. Дэб вдруг вскочила на ноги.

– Ну, похиляли, бля.

Она ухватила ближайший ботл и изрядно бухнула, потом ткнула им в Пита, который начал вставать. Он добил ботл, резко вдохнул сквозь зубы, вытер рот тыльной стороной ладони и громко выразил свое удовлетворенье. Потом он увидел черный чулок – это Дэб задрала свою юбку, чтоб прыгнуть через могилу – и бросился вслед за ней.

– Погоди.

Они отыскали плоский надгробный камень, на коем не было плюща с ежевикой. Они целовались долго и страстно. Хитро выебанные руны, некогда сообщавшие имя того, кто гнил под ними, стерлись до неразборчивости, но пока они целовались, Деб почувствовала, как руки Пита залезли под черный рваный шелк ее лифа и как он ногтями нанес ей на кожу не менее хитро выебанные письмена, а уж их-то смысл был вполне однозначен.

Дэб протянула руку и стала мять его хуй, который начал топорщить промежность его черных ливайсов. Пит резко вдохнул сквозь зубы и громко выразил свое удовлетворенье. Потом он скользнул рукой за вырез ее платья и начал мять ее сиськи. Когда он слегка ущипнул ее за сосок, у нее в пизде тут же включилась динамо-машина, и Дэб принялась извиваться от жуткого жара своих дьявольских вожделений. Дэб задрала юбку, отодрала руку Пита от своих сисек и положила ее на гладкую кожу собственной ляжки. Питу не требовалось большего поощренья, и пальцы его стали рыться в ее трусах и тянуть их вбок в жгучей жажде найти сучью жаркую адскую дырку. Он быстро пробрался сквозь лобковые заросли, в дебрях которых укрывалась пизда, раздвинул дрожащие губы и стал щипать и терзать ее клитор с демонским блеском в глазу. Дэб реагировала, как одержимая, она вонзила зубы ему прямо в шею и сосала, пока не почувствовала набухший синяк, тем временем ее руки боролись с ремнем и зиппером, чтобы освободить его полную крови любовную кость из хватки благопристойности.

– Пососи мой хуй! – вдруг взмолился он.

– Сам соси свой хуй! – ответила Дэб, положив ему руку на грудь и грубо толкнув на холодный камень. Она собрала свои юбки одной рукой, а другой ухватила его за древко хуя и направила его в волосатые врата гадеса.

– Я проедусь верхом на тебе до ада, ты, похотливый ублюдок! – вскричала она, садясь, как на кол, на его огромный венозный хуй, и, будто в ответ, он вбуравился им безошибочно в разгоряченное, пульсирующее сердце ее естества. Пит ощутил, как стены чистилища сомкнулись над ним, пока Дэб скакала на нем, завывая, как сучка-баньши на электрическом стуле. Когда они оба одновременно кончили, формы и звуки ночного кладбища канули в небытие, и на их месте вознесся косящий под Босха ландшафт декадентских и извращенных желаний; империя нечестивого удовольствия. Дэб и Пит создали собственный Сад Земных Наслаждений и, когда он изверг буквально галлоны горячей молофьи в ее судорожную пизду, они осознали, что это хорошо.

– Ибо семя твое будет будто млеко ослицы, и семя твое будет во многих водах, и очистит оно всех тех, кто испьет от них, и царь его будет возвышен, и царство его возликует. Но внемли тому, что скажу я, и остерегись. Не дай твоему врагу испить от твоей доброты: он будет повержен пред ликом твоим, он пойдет на тебя единожды и устрашится тебя семижды…

Белый Валлиец прервал свою громогласную проповедь и оперся рукой об алтарь для надежности. Он сделал глубокий вдох и почувствовал, как святой дух наполняет его тело светом, причащая его Божественной Силе. Выдыхая, он даже увидел частички святого духа, вылетающие у него его рта вместе с воздухом. Он поборол искушение закрыть рот и дышать через нос, чтоб уменьшить потери, потом внутренне рассмеялся над своею тщетой и возвел очи горе, бормоча неслышимую молитву благодарности Богу за то, что тот даровал ему привилегию быть таким совершенным сосудом. Глаза его тут же наполнились слезами радости.

– Благодарю Тебя, Господи, за то, что наполнил нас Духом Твоим! – прорычал он.

– Аминь! – автоматически проблеяли в ответ прихожане Церкви Вечного Дня.

Альбинос– проповедник осмотрел свою церковь и понял, что все это хорошо. Глядя на паству, преклонившую перед ним колени, Иеремия Джонс вновь глубоко вдохнул и вполне преднамеренно выдохнул в их направлении. В конце концов, духа святого было хоть завались. Да, сказал он про себя, воистину Господь наполнил чашу мою! И не затем ли в те далекие морозные утра на берегах Галилеи люди задирали свои одежды, когда обращались к Богу в попытках впитать хоть немного Его туманного утреннего дыхания? Да, воистину, было так. И поверг ли он их в прах? Нет, не поверг. Духа святого было хоть завались. И разве они не сбирали парные плоды Его тела и не чтили их, не строили церкви там, где Он мучился и кряхтел на карачках среди пустыни? Несомненно, сбирали и чтили. Джонс благодушно обвел глазами белобрысые головы, склоненные вокруг него в молитве.