– Вот! – сказал он. – Просто… вот просто глянь, если хочешь.

– А, это, бля. Да это ж хуйня. Не делали фаны «Псов» ничего ни хуя.

– Да нет же, я знаю, что не они это. Ты глянь на это! На города! На ебаной карте, бля!

Определенно чувствуя, что если он не посмотрит, то Билко залезет обратно на стол и покажет ему, Рон послушно поднялся и поискал на карте Белфаст и Дерби.

– Йе-е… Белфаст и Дерби. Ну и чо теперь?

– И Уитби! – завопил Билко. – Ебучее Уитби и вся хуйня!

– Уитби? Уитби-то тут при чем?

– Эта хуйня еще не закончилась, вот при чем. Ни хуя не закончилась, – Билко сплюнул и поправил сползшие на нос очки. Потом вздохнул, оглушительно пернул и рухнул лицом на стол, опрокинув пепельницу и пролив свою пинту.

Рон бросился к нему и затряс за плечо:

– Билко! Билко!!!

Влад Варстром сидел на грязном, мощеном махоркой полу офиса. Он по-прежнему держал на коленях атлас, но закинул голову и громко храпел. Дрых, так сказать.

Карта над ним была чудовищно испохаблена. Британские острова украшала огромная пентаграмма, каждая грань которой была многократно, грубо и жирно прочерчена. Муха на стене, или, допустим, маленький москит, который жужжал над его башкой и которого он был не в силах схватить, смогли бы при случае присягнуть, что пентаграмма соединяет разные города. И если бы этот москит облетел пентаграмму против часовой стрелки, стартуя в юго-восточном углу, а не влетел бы Варстрому прямо в открытый рот, он бы смог присягнуть, что города эти – Дерби, Пелхили, Белфаст, Моффет и Уитби.

– Ну, так могешь ты нас провести, или где?

Дэб брала быка за рога.

– Чо?

– Уитби! Провести нас смогешь?

– Возможно. Почему бы и нет, йе-е, – неопределенно ответил Пит, не отрывая глаз от свежего номера «Нью Мьюзикл Экспресс».

– Клево! – сказала Дэб, сумасшедше скалясь и провокационно расстегивая лиф. Она собиралась выебать Пита прямо в его отстойной крохотной меблирашке, хотела вписать еще одни стрелки в его расписанье. – Тогда пошли.

– Погоди, ща вот кончу, – ответил Пит, будто приклеившись к музыкальной газете.

– Чо-о? Через полминуты, край! – воскликнула она.

Дэб была в изумленье; прямо здесь и сейчас она предлагала мужчине, всего пару дней назад назвавшемуся «поклонником», использовать все ее неслабые прелести, чтоб провести покруче считанные минуты, покуда он не свалил грузить свои тонны контейнеров, кабелей, брезента, всякой хуйни – а ему, похоже, был интересней ебучий «Нью Мьюзикл Экспресс»!

– Йе, йе, через полминуты. Вот, типа, кончу это интервью с «Псами Тора»…

Вращая глазами, Дэб подошла к столу, за которым сидел Пит. Она наклонилась и принялась целовать его в шею. Он тихо хрюкнул, очевидно, радуясь таким проявленьям внимания, но не делая никаких попыток их поощрить.

Дэб подняла глаза на статью, посмотреть, что это ебаный в рот интересного он там нашел интересней ее. Интервью с «Псами Тора» занимало весь центральный разворот газетенки, и было окружено большими цветными фото горящих церквей. Заголовок сверху гласил:

ВЛАД – ЧТО-ЛЮБИТ-МЕНТОЛ ЗАЯВЛЯЕТ: «ЭТО СДЕЛАЛИ НАШИ ФАНЫ!»

Пит шевелил губами, неслышно проговаривая слова. Она поцеловала его небритую щеку, потом схватила за длинный и неопрятно смотревшийся «хвост» и немного подергала.

– Эй, пошли давай!

Осознав, что ему не видать покоя, пока он не удовлетворит неугодных богу желаний смазливой готической птички, Пит взглянул на нее. Прежде чем он успел вымолвить «Ну, пошли тогда», каковая фраза уже булькала в его горле, она прижала свои горячие губы к его губам и сунула ему язык в рот. Они целовались долго и страстно, его руки пытливо ползали по ее телу, ощущая, как изящные формы смещаются под рваным черным шелком ее лифа. Она укусила его за ухо и одновременно схватила его рукой за промежность. Она почувствовала, как его хуй встает, становится жарче и жарче, тверже и тверже, удлиняется и вырывается из кулака. Пит резко вдохнул сквозь зубы и громко выразил свое удовольствие. Затем, возжаждав сменить шуршание шелка на мягкость, тепло и податливость кожи, он залез ей рукой за вырез платья и начал мять ее сиськи. Когда он слегка ущипнул ее за сосок, у нее в пизде тут же включилась динамо-машина, и она принялась извиваться от жуткого жара своих дьявольских вожделений. Дэб села на край стола, потом задрала одну ногу и сунула ему прямо под нос, ткнув шпилькой кожаного сапога в подлокотник кресла, где сидел Пит. Потом она задрала юбку, отодрала руку Пита от своих сисек и положила ее на гладкую кожу собственной ляжки. Питу не требовалось большего поощренья, и пальцы его стали рыться в ее трусах и тянуть их вбок в жгучей жажде найти сучью жаркую адскую дырку. Он быстро пробрался сквозь лобковые заросли, в дебрях которых укрывалась пизда, раздвинул дрожащие губы и стал щипать и терзать ее клитор с демонским блеском в глазу. Дэб на мгновенье застыла, из губ ее вырвался слабый стон. Но Пит так играл ее клитором – то нежно, то жестко – что ее пизда разогрелась и увлажнилась, а мысли напрочь запутались. Ее губы, дрожа, умоляли пустить в дело хуй, и когда Пит засунул ей в жопу палец, Дэб среагировала, как одержимая. Она вонзила зубы ему прямо в шею и сосала, пока не почувствовала набухший синяк, тем временем ее руки боролись с ремнем и зиппером, чтобы освободить его полную крови любовную кость из хватки благопристойности.

– Пососи мой хуй! – вдруг взмолился он.

– Сам соси свой хуй! – ответила Дэб, откидываясь и растягиваясь на столе. Она задрала свои юбки и закинула ноги на плечи рок-грузчика. Потом ухватила его за древко хуя и направила его в волосатые врата гадеса. Вид ее ляжек в ажурных чулках и горячей влажной пизды являлся для Пита самым ясным намеком.

– Я проедусь верхом на тебе до ада, ты, похотливый ублюдок! – вскричала она, когда Пит вогнал в нее, словно кол, свой огромный венозный хуй, и, будто в ответ, он вбуравился им безошибочно в разгоряченное, пульсирующее сердце ее естества. Пит ощутил, как стены чистилища сдавили его, пока Дэб извивалась под ним, завывая, как сучка-баньши на электрическом стуле. Когда они оба одновременно кончили, формы и звуки отстойной Питовой спальни канули в небытие, и на их месте вознесся косящий под Босха ландшафт декадентских и извращенных желаний; империя нечестивого удовольствия, населенная целым сонмом дьявольских и кошмарных существ, для коих не писаны законы природы. Дэб и Пит создали собственный Сад Земных Наслаждений и, когда он изверг буквально галлоны горячей молофьи в ее судорожную пизду, они осознали, что это хорошо.

Еще два дня, проведенных у Пита Пантеры – и с Билко было покончено. Он топал домой осторожно, стараясь избегать любых судорожных рывков, из-за которых кожа могла натянуться в неожиданном направлении, стараясь нести свои руки и корпус, как статуя, и двигать дело одними ногами. Он напрочь не одуплялся, какие мощные волны отвращения вздымало его мимолетное присутствие в каждом прохожем, подходившем близко. В последний раз он мылся несколько недель назад, так как крайне серьезно воспринял Питов совет не мочить наколки дней десять-пятнадцать. Если он их намочит, сказал ему Пит, коросты отвалятся, и половина чернил отвалится с ними. Не чесать их было просто убийственно, но Пит до кучи настоял и на этом.

Он совершил легкий крюк и засунул Остина Осмена Спэра в почтовый ящик Дэб и всей кодлы, потом окоченело рванул прочь по улице, чтоб ненароком не напороться ни на одну из них. Это было бы шило. Сюрприз был бы испорчен. А он приберег его на этот уик-энд, на вечеринку в клубе «Адский огонь».

Войдя в квартирку, он осторожно снял свою синюю поношенную псевдофлотскую штормовку, снял джемпер и майку. Расшнуровал пехотные сапоги, непроизвольно на миг отвернувшись от трупных струй воздуха, вдруг вырвавшихся наружу. Он спиздил обувь на рыночной распродаже излишков армейского обмундирования, не заметив сразу, что несет от них так, будто б их откопали в общей могиле где-нибудь в Сребре – (ебать ее) – Нитце иль где похуже. Потом, сбросив с ног оскорбительную обнову в дальний угол гостиной, он расстегнул пояс и стянул с себя сальные джинсы. Избавившись таким образом от всего гардероба, он нервно запрыгал по всей квартире в нездорово пятнистых семейных трусах. Когда-то «грязные» было точным для них эпитетом, но теперь их можно было читать, как дневник сранья Билко; пятно наползало на пятно, подобно многослойному изображению дрейфа материков. Билко коллекционировал говенные пятна, как люди коллекционируют марки или пластинки.