– Ваш конь погиб, сэр Вульф, значит, мы будем биться пешком.

– Всегда великодушен! – со смехом заметил Вульф. – Даже отравленное вино было милостью.

– Боюсь, что я великодушен в последний раз, – с печальной улыбкой ответил Хасан.

Они выступили друг против друга. Странная это была картина! На откосах Хаттинской горы еще свирепствовал бой. Посреди дыма и огня маленькие отряды солдат стояли спиной к спине, отбиваясь от сарацин. Рыцари то поодиночке, то группами бросались на врагов и встречали или смерть, или плен. К лагерю Салах ад-Дина с торжествующими криками двигался мусульманский отряд. Руки поднимали черный обрубок – древо Святого креста. Другие воины вели множество пленников, в том числе короля и его избранных рыцарей. Песок пустыни покраснел от крови, воздух раздирали крики победы и вопли предсмертной борьбы или отчаяния. И посреди всего этого смятения, окруженные почтительными сарацинами, стояли эмир, поверх кольчуги одетый в белую тунику и с тюрбаном на голове, и Вульф в доспехах, покрасневших от крови и изрубленных мусульманскими саблями. Первым нанес удар Хасан, удар меткий. Острая, как бритва, сабля соскользнула со стального шлема Вульфа и упала на его наплечник, рыцарь зашатался. Новый удар опустился на его щит, и так сильно, что франк упал на колени.

– Ваш брат погиб, – обратился сарацинский предводитель к Годвину, но тот промолвил:

– Подождите.

Вульф быстро уклонился от третьего удара, и, когда Хасан наклонился вперед от усилия, д'Арси оперся рукой о землю, вскочил и отбежал назад шагов на восемь.

– Он отступает, – крикнул сарацин, но Годвин повторил:

– Подождите.

И действительно, бросив щит и схватив обеими руками меч, Вульф с криком «д'Арси, д'Арси!» прыгнул к Хасану, точно раненый лев. Меч взвился и упал, щит Хасана распался на две части. Еще удар – и увенчанный тюрбаном шлем был разрублен. В третий раз сверкнуло могучее лезвие, теперь плечо и правая рука с саблей отделились от тела эмира, умирающий Хасан упал на землю. Вульф остановился, глядя на него. Печальный ропот вырвался из губ зрителей – все любили эмира. Хасан знаком подозвал к себе победителя, и, отбросив меч, точно желая показать, что он не боится предательства, Вульф подошел к принцу и опустился перед ним на колени.

– Мастерский удар, – слабым голосом произнес Хасан, – он разрезал двойной слой дамасской стали, точно легкий шелк. Помните, я сказал вам, что наша встреча в бою будет недобрым часом для меня. Вы заплатили долг. Прощайте, храбрый рыцарь. Хотелось бы мне надеяться, что мы встретимся с вами в раю. Возьмите эту драгоценную звезду, носите ее на память обо мне. Живите долго, долго и счастливо…

Вульф обнял эмира. Салах ад-Дин подошел к своему другу, позвал его, но принц не ответил.

Так умер Хасан, и так окончилась битва при Хаттине, которая сломила власть христиан на Востоке.

Когда Хасан умер, предводитель мамелюков Абдула по знаку Салах ад-Дина отстегнул от тюрбана эмира драгоценную звезду и передал ее Вульфу. Она была из крупных изумрудов, осыпанных бриллиантами, и Абдула, жадно посмотрев на нее, прошептал:

– Печально, что неверный будет носить заколдованную звезду, «счастье» дома Хасана.

Вульф услышал и запомнил эти слова. Он взял драгоценность и сказал Салах ад-Дину, указывая на мертвого эмира:

– Окажете ли вы мне пощаду после такого деяния, султан?

– Разве я не напоил вас и вашего брата? – многозначительно спросил Салах ад-Дин. – Вы в полной безопасности. Только одного проступка, и вы знаете какого, я не прощу вам, – прибавил он, посматривая на д'Арси. – Хасан был моим любимым другом, это правда, но вы убили его в честном бою, и душа принца вошла в рай. Никто не будет вам мстить.

Султан замолчал и обернулся к большому отряду христианских пленников, которых победители сарацины пригнали, как жалкое стадо.

В числе приведенных д'Арси с удовольствием увидели Эгберта, которого они считали мертвым, а рядом с ним раненого гроссмейстера тамплиеров.

– Значит, я был прав, – сиплым голосом и с насмешкой проговорил он. – Вот вы, рыцари с видениями и с мехами! Вы благополучно добрались в лагерь ваших друзей-сарацин.

– Вы с удовольствием пили из наших мехов, – заметил ему Годвин и прибавил с грустью: – Не все видение еще исполнилось. – Повернувшись, Годвин посмотрел на расшитую палатку, которую расставляли арабы. Гроссмейстер вспомнил, что, по словам Годвина, он подле такой палатки видел мертвых тамплиеров.

– Значит, вы, предатель и колдун, здесь собираетесь зарезать меня! – вскрикнул он.

Бешенство овладело Годвином, и он ответил:

– Не будь вы в плену, я теперь же остановил бы мечом слова в вашем горле, и если мы оба останемся в живых, я это сделаю позже. Вы называете нас предателями, а разве предатели стали бы пробиваться одни сквозь все это войско, потеряв коней, – и он указал на лошадей Огня и Дыма, лежавших с неподвижными, стеклянными глазами, – разве предатели решились бы сшибить с коня Салах ад-Дина и убить принца Хасана в поединке? – И он повернулся к трупу эмира, которого уносили слуги. – Вы называете меня колдуном и убийцей, потому что ангел показал мне видение. Если бы вы поверили ему, сэр тамплиер, вы спасли бы десятки тысяч людей от кровавой смерти, христианскую веру от уничтожения, а святыню от насмешек. – И он посмотрел на крест, который стоял невдалеке на скале с мертвым рыцарем, привязанным к его перекладине. – Вот вы – убийца, сэр тамплиер, и вы погубили дело креста, как предсказывал граф Раймунд!

Сарацины оттащили его, раскинули шатер, и Салах ад-Дин вошел в него, приказав:

– Приведите ко мне короля франков и принца Арната, которого зовут Рено Шатильонский. – В голову султана пришла какая-то новая мысль; подозвав к себе Годвина и Вульфа, он сказал: – Рыцари, вы знаете наш язык, отдайте ваши мечи моему офицеру, вам вернут их позже. А теперь идите, будете моими переводчиками.

Братья вошли за ним в шатер. Скоро в него ввели несчастного короля, седовласого Рено Шатильонского и еще нескольких рыцарей, которые, несмотря на несчастье, с удивлением взглянули на Годвина и Вульфа. Салах ад-Дин понял выражение их лиц и объяснил:

– Король и вельможи, не заблуждайтесь. Эти рыцари такие же пленники, как вы, и сегодня никто не бился храбрее их и не принес мне и моим воинам большего вреда! Если бы не мои телохранители, я пал бы от удара меча сэра Годвина. И они знают арабский язык и будут служить моими переводчиками. Согласны ли вы? Если нет, мы найдем других.

Выслушав перевод слов Салах ад-Дина, король высказал свое согласие и прибавил, обращаясь к Годвину:

– Жаль, что две ночи тому назад я не счел вас за переводчика воли небес.

Султан предложил своим пленникам сесть и, видя, что они томятся от страшной жажды, приказал невольникам принести большую чашу шербета из розовой воды, охлажденной снегом. Он собственноручно передал ее королю. Гвидо пил большими глотками, потом передал кубок Рено Шатильонскому, и тогда Салах ад-Дин крикнул Годвину:

– Скажите королю, что не я напоил этого человека.

Годвин печально перевел эти слова, и Рено, знавший обычаи сарацин, воскликнул:

– Незачем объяснять, это мой смертный приговор! Ну что ж, я так и знал!

И снова зазвучал голос султана:

– Принц Арнат, вы старались взять святой город Мекку, осквернить могилу Пророка, и тогда я поклялся убить вас… Потом, когда в мирное время из Египта шел караван мимо Эш-Шобека, вы, забыв клятву, перебили купцов. Они во имя Аллаха просили пощады, говоря, что между сарацинами и франками перемирие. Но вы насмеялись над ними, предложив им ждать помощи Магомета, в которого они верили. Тогда я вторично поклялся убить вас. Тем не менее я даю вам последнюю возможность спастись. Желаете ли подчиниться Корану и принять ислам? Или хотите умереть?

Губы Рено побледнели, он зашатался. Но смелость скоро вернулась к нему, и он ответил громким голосом: