– Убей, убей его!

Синан поднял руку. Все смолкло, и великий ассасин тонким голосом прокричал:

– Убей его! Он побежден.

Но Вульф стоял, склоняясь над рукояткой своего меча, и смотрел на павшего врага. Он, казалось, говорил с ним; Лозель поднял меч, который лежал подле него, и подал его д'Арси. Вульф высоко с торжеством взмахнул им над головой, потом с криком бросил далеко от себя в пропасть, лезвие блеснуло, как дуга горящего света, и исчезло. Не обращая больше внимания на побежденного, Вульф повернулся и пошел к своему Дыму, но едва сделал несколько шагов, как Лозель вскочил с кинжалом в руках.

– Обернись! – крикнул Годвин, а зрители, довольные тем, что бой еще не окончился, радостно зашумели. Вульф услышал Годвина и повернулся. В ту же минуту кинжал Лозеля ударил его в грудь, и хорошо, что кольчуга Вульфа оказалась крепкой. Биться мечом не было ни места, ни времени, но прежде чем Лозель успел ударить Вульфа вторично, руки д'Арси обняли стан рыцаря-предателя, и началась борьба.

Они отступали, наклонялись, крутились, как вихрь, так что никто не мог сказать, где Вульф, где его враг. Наконец оба очутились над пропастью и остановились, как каменные. Один начал наклоняться вниз, его голова уже повисла над бездной… Все дальше и дальше клонился он, противник не мог разжать его рук…

– Оба упадут! – радостно закричала толпа.

Блеснул кинжал; раз, два, три раза сверкнул он, борцы разделились, а из глубины пропасти донесся стук упавшего тела.

– Который, о, который?! – вскрикнула Розамунда с крыши ворот.

– Сэр Гуго Лозель, – торжественным голосом объявил Годвин. Голова Розамунды упала на грудь, и несколько мгновений казалось, будто она спит.

Вульф подошел к своему коню, повернул его и, обняв обеими руками за шею, отдыхал. Потом вскочил в седло и медленно двинулся к воротам внутреннего города. Годвин выехал ему навстречу.

– Ты храбро бился, брат, – сказал он. – Ты ранен?

– Ушиблен и устал, больше ничего, – ответил Вульф.

– Хорошее начало. Теперь нужно выполнять остальное, – прошептал Годвин и, взглянув через плечо, прибавил: – Смотри, Розамунду уводят, но Синан остался, вероятно, желает поговорить с нами, так как Масуда машет нам рукой.

– Что делать? – спросил Вульф. – Придумай, брат, потому что у меня голова кружится.

– Мы выслушаем, что он скажет, потом, по моему сигналу, поскачем, как говорила Масуда. Выбора нет. Но притворись раненым.

Впереди ехал Годвин, за ним – Вульф, толпа ревела, приветствуя победителя. Д'Арси остановились на открытой площадке перед воротами. Аль-Джебал обратился к ним через Масуду:

– Это был благородный бой. Я не думал, чтобы франки могли биться так хорошо. Скажи, господин рыцарь, хочешь ли ты попировать со мной в моем дворце?

– Благодарю тебя, властитель, – отклонил его предложение Вульф, – но мне нужно отдохнуть, и я прошу брата перевязать мои раны, – он указал на кровь, черневшую на его кольчуге. – Если тебе угодно – завтра.

Синан посмотрел на д'Арси, поглаживая бороду, и братья ожидали рокового ответа. Он прозвучал:

– Хорошо, пусть так и будет. Завтра я женюсь на Розамунде, и вы, ее братья, как подобает, передадите ее мне, – он осклабился. – Тогда же вы получите награду за вашу храбрость, великую награду, обещаю вам.

Пока аль-Джебал говорил, Годвин, глядя на небо, подметил маленькое облачко, наплывавшее на луну. Оно на мгновение совсем ее закрыло, и стало темно.

– Пора, – шепнул он Вульфу, и, отвесив по поклону аль-Джебалу, д'Арси проехали под воротами, где толпился народ, задерживая эскорт братьев. Годвин и Вульф что-то тихо сказали Огню и Дыму, и лошади рядом понеслись вперед, разбрасывая толпу, как корабли воду. Через десять ярдов толпа стала редкой, через тридцать – она осталась позади, потому что все сбегались к арке, откуда они могли видеть скачку. Братья летели до поворота налево, тут, при слабом свете, они исчезли из глаз наблюдающих.

– Вперед! – Годвин дернул за повод. И лошади полетели еще быстрее. Опять Годвин сделал поворот, и д'Арси очутились на дороге к саду, замок для гостей остался слева от них; между тем свита братьев отправилась по главной улице внутреннего города, думая, что рыцари едут впереди. Через три минуты братья уже были в пустынных садах, где в эту ночь не белело фигур женщин и спящих в палатках.

– Вульф, – предупредил Годвин, – обнажи меч и приготовься. Помни: может быть, тайную пещеру охраняют, а если так, мы должны убить стражу, или будем убиты сами.

В следующее мгновение два длинных лезвия заблестели в свете луны, так как облачко пронеслось. Вот и утес, между ним и курганом показались двое часовых. Они услышали звук копыт и, повернувшись, заметили двух вооруженных рыцарей, вихрем мчавшихся на них. Они приказали им остановиться, не зная, что делать, и остановились сами, точно спрашивая себя, не видение ли перед ними.

В одну минуту братья были подле воинов. Фидаи подняли копья, но раньше, чем они успели бросить их, меч Годвина упал между шеей и плечом одного из ассасинов и проник до его грудной кости. Вульф, действуя своим мечом, как копьем, пронзил другого насквозь; оба, мертвые, упали подле дверей кургана, так и не узнав, кто поразил их. Братья натянули поводья, велели Огню и Дыму остановиться, потом повернули их и соскочили с седел. Один из убитых воинов еще сжимал мертвой рукой поводья своей лошади, другая стояла и фыркала. Годвин поймал ее прежде, чем она успела уйти, потом, взяв поводья всех четырех животных, бросил ключ Вульфу. Вскоре дверь была открыта, Годвин вводил коней одного за другим в двери подземелья – это не представляло затруднений, так как лошади привыкли к конюшням в пещерах.

– Что делать с мертвыми? – спросил Вульф.

– Лучше всего взять их сюда, – ответил Годвин и, выбежав из кургана, перенес в подземелье сначала один, потом другой труп.

– Скорее, – торопил он, бросив второе тело. – Закрой дверь.

Между деревьями мелькнули всадники. Но они не заметили ничего.

Тяжелая, толстая дверь закрылась, ее задвинули засовом. Братья с замиранием сердца ожидали, что вот-вот воины ударят в створку бревнами, как таранами, но не слышалось ни звука. Если ехавшие воины действительно искали их, они отправились в другое место.

Вульф привязал лошадей подле открытого конца подземелья, а Годвин собрал самые большие камни, какие только мог поднять, и подкатил их к двери. Теперь братья знали, что многим людям придется прилагать усилия целый час или больше, чтобы ворваться в курган. Дверь была окована железом и вделана в цельную скалу.

Наступило долгое, скучное ожидание. Вода сочилась по стенам пещеры, и Вульф, губы которого растрескались от жары, собрал ее в пригоршню и пил, пока не утолил жажды, потом подставил под струю голову, чтобы освежить ее; Годвин омыл ушибы и раны брата, которых мог коснуться, не снимая кольчуги.

Осмотрев седла и лошадей, Вульф рассказал Годвину все, что случилось во время боя.

– Но, знаешь, – закончил Вульф отчет о последней рукопашной схватке, – я никогда не забуду его, человека, который падал с моста, и свистящего вопля, вырвавшегося из его шеи, проколотой моим кинжалом…

– Все же теперь стало одним злодеем меньше, хотя он был по-своему храбрым человеком, – заметил Годвин. – Кроме того, брат, – прибавил он, обвив рукой шею Вульфа, – я рад, что именно на твою долю выпала судьба сражаться с ним: во время последней рукопашной схватки у меня не хватило бы силы победить его. Хорошо также, что ты оказал ему милосердие, так и следовало поступить рыцарю. Ты добился великой чести, и, вероятно, наш покойный дядя гордится тобой.

Они стали ходить взад и вперед, чтобы разбитое тело Вульфа не онемело под кольчугой. Время ползло медленно, луна склонялась к горам.

– Что, если они не придут? – спросил Вульф.

– Об этом подумаем, когда встанет заря, – ответил Годвин. И опять они ходили взад и вперед по пещере.