С полудня до заката солнца вытянувшееся змеей войско, теперь разделившееся на части, с трудом продвигалось вперед по неровной, каменистой низменности, и раскаленные лучи так били в металлические доспехи, что воздух колыхался над ними точно пламя. К вечеру и люди, и лошади устали. Солдаты просили предводителей отвести их к источникам, но воды не было видно нигде. Арьергард отстал, постоянные нападения, которые приходилось отбивать при страшном зное, истомили воинов; между арьергардом и корпусом короля, который двигался в центре, образовался большой разрыв. К арьергарду то и дело летели гонцы и приказывали двигаться вперед, но войско не могло идти и наконец разбило лагерь в пустыне. Раймунду и его авангарду пришлось вернуться к стоянке. Годвин и Вульф увидели, как он ехал со своими ранеными, и услышали, как он просил короля постараться проделать путь до озера, где люди могли бы напиться, слышали они также и ответ короля, сказавшего, что солдаты отказывались идти дальше. Тогда Раймунд в отчаянии заломил руки и вернулся к своему отряду с громким криком:

– О, Боже, Боже, мы погибли, и погибло владычество креста!

Лагерь не спал, всех томила жажда. Теперь уже никто не думал смеяться над тем, что Годвин и Вульф везли с собой мехи. Напротив, многие из военачальников приходили к ним и чуть ли не на коленях молили их дать им кубок воды. Дав Огню и Дыму немного воды, братья напоили просивших, наконец у них осталось всего два меха, один из уцелевших проколол какой-то вор, чтобы напиться, напился, а остальную воду истратил даром. После этого братья стали караулить последний мех.

Всю ночь лагерь оглашали вопли. «Воды, воды, дайте воды!» – повторяли голоса, а издали доносились восклицания сарацин, призывавших Аллаха. Раскаленная почва была покрыта мелкими, совершенно иссохшими от зноя кустами, и сарацины подожгли их, дым покатился клубами на христиан, и они стали задыхаться. Стоянка превратилась в ад. Наконец забрезжил рассвет. Армию выстроили в боевой порядок, два крыла выдвинулись вперед, войска тронулись. Слишком слабые отстали и были убиты. До сих пор сарацины еще не начинали настоящего нападения, зная, что солнце сильнее их копий. С трудом продвигалось войско крестоносцев к северным источникам, и в середине дня закипела битва – посыпался такой дождь стрел, что небо потемнело. Два или три раза сшибались войска, и все время ужасный крик – просьба воды – покрывал шум боя. Что происходило, Годвин и Вульф точно не знали, дым и пыль ослепляли их, и они почти ничего не видели. Наконец произошла ужасная стычка. Рыцари, с которыми они ехали, врезались в гущу сарацин, словно стальная змея, оставив за собой широкий путь, усеянный мертвыми телами. Когда д'Арси остановили коней и отерли пот, застилавший им глаза, они увидели, что стоят с тысячей других воинов на вершине крутого холма, откосы которого покрывали обгоревшая черная трава и опаленные кустарники.

– Крест, крест! Окружим крест! – призвал чей-то голос. Братья обернулись и увидели позади себя темный и расщепленный, но покрытый драгоценностями крест, поставленный на утес, и перед ним епископа Акры. Но поднялся дым от горящей травы и скрыл все. Начался один из самых ужасных боев в мировой истории. Несколько раз тысячи сарацин нападали на христиан, но снова отчаянная храбрость франков отбрасывала их. Изнемогая от жажды, христиане сражались как львы. К братьям подбежал чернобородый человек, распухший язык которого высовывался изо рта. Взглянув на него, д'Арси узнали гроссмейстера тамплиеров.

– Ради Христа, дайте мне напиться, – попросил он рыцарей, которых недавно назвал водоносами. Д'Арси уделили ему воды из того небольшого запаса, который оставался у них, и тамплиер, освеженный и окрепший, побежал с горы, размахивая окровавленным мечом. Наступило затишье. Братья услышали голос епископа Назаретского, который не отставал от них. Старик говорил как бы с собой:

– И здесь Спаситель произнес свою Нагорную Проповедь. Да, Он говорил слова мира на этом самом месте…

Сарацины отступили, воины креста начали раскидывать королевский шатер и другие палатки вокруг вершины.

– Неужели они хотят здесь устроить лагерь? – с горечью спросил Вульф.

– Нет, брат, – ответил Годвин. – Они думают образовать стену вокруг креста. Но все напрасно, ведь именно это место видел я в пророческом сне.

Вульф пожал плечами.

– По крайней мере, умрем с честью, – произнес он.

Начался последний приступ. Вверх по холму катились густые клубы дыма, а вместе с ними двигались сарацины. Трижды возобновляли они штурм – трижды их отбивали. Во время четвертого натиска дрались немногие франки – жажда победила их на этом безводном холме. Они лежали на обгоревшей траве с распухшими от жажды языками и, не защищаясь, ждали смерти или плена. Большой конный отряд сарацин прорвал кольцо палаток и понесся к пурпурному шатру. Вот он качнулся вперед и назад и рухнул, окутав короля своими складками. Руфин, епископ Акры, бился подле креста. Но стрела пронзила ему горло, и, широко раскинув руки, он упал на камни. Тогда сарацины бросились на крест, сорвали его со скалы и с насмешками понесли в свой лагерь. Оставшиеся в живых христиане в ужасе и отчаянии подняли глаза и стонали от горя и позора.

– Пойдем, – сказал Годвин Вульфу странно спокойным голосом. – Мы достаточно смотрели. Настало время умереть. Видишь, под нами мамелюки, наш бывший полк, и посреди них Салах ад-Дин, это его знамя. Мы утолили жажду и потому сильны, наши лошади тоже свежи. Умрем же так, чтобы память о нас осталась в Эссексе. Скачи прямо на знамя Салах ад-Дина.

Вульф кивнул головой, и братья рука об руку поехали с холма. Над ними сверкали сабли, стрелы ударялись об их кольчуги и щиты с изображением черепа, но рыцари, не раненые, ехали дальше, к знамени Салах ад-Дина. Повсюду были одни враги… Д'Арси не останавливались, хотя раны покрывали их коней. Братья врезались в редкие ряды мамелюков, промчались мимо них и поскакали по направлению к хорошо знакомой фигуре султана, сидевшего на своем белом коне. Рядом с ним были его сын и принц Хасан.

– Салах ад-Дин – тебе, принц – мне! – крикнул Вульф.

Сталь зазвенела. Все войско ислама в отчаянии вскрикнуло, увидев, что победитель неверных упал под внезапным ударом одного из безумных христианских рыцарей. Через мгновение султан снова поднялся, и множество мечей засверкало над Годвином. Его Огонь зашатался и рухнул на землю, но д'Арси соскочил с седла, размахивая своим длинным мечом. Салах ад-Дин узнал герб на щите и закричал:

– Сдавайтесь, сэр Годвин. Вы хорошо бились, сдавайтесь же, сдавайтесь!

Но Годвин ответил:

– Сдамся, когда умру.

Салах ад-Дин что-то шепнул мамелюкам, часть его воинов принялась теснить Годвина спереди, держась на безопасном расстоянии от его страшного меча, другие мамелюки прокрались за его спину, неожиданно схватили его и, повалив на землю, связали по рукам и ногам.

Конь Вульфа Дым, пораженный саблями, тоже упал, когда д'Арси подскакал к принцу Хасану. Однако Вульф поднялся и сказал:

– Хасан, мой противник и друг, вот мы и встретились в бою! Я заплачу вам старый долг за отравленное вино. Один на один, меч против меча!

– Правильно, сэр Вульф, – со смехом сказал принц. – Воины, не трогать этого храброго рыцаря, решившегося на многое, чтобы добраться до меня! Султан, я прошу милости: между сэром Вульфом и мной – старая ссора, и только кровь может ее смыть. Позвольте нам свести наши счеты, и, если я паду в честном бою, пусть никто не трогает моего победителя и не мстит за мою кровь.

– Хорошо, – сказал Салах ад-Дин. – В таком случае сэр Вульф сделается моим пленником – и только. Его брат уже взят мной. Я обязан это сделать для человека, который спас мне жизнь, когда мы с ним были друзьями. Напоите франка – я хочу, чтобы их силы были равны.

Вульфу поднесли кубок с водой, а когда он утолил жажду, напоили также и Годвина. Даже мамелюки любили этих братьев и восхищались их отвагой. Хасан соскочил с седла со словами: