— Ну и что ты там думаешь? — спрашивает Янош.

— Думаю, что все мы герои.

— Герои? — повторяет Флориан, которого все называют девчонкой. — Почему именно герои?

— Потому что на нас западают бабы, — отвечает Феликс. — На жирных, парализованных, молчаливых. Это как раз то, на что так западают бабы. Разве я не прав?

— Что-то я не заметил, — возражает толстый Феликс. — Бабы западают на высоких блондинов, которые кой на что годятся и могли бы сниматься в кино. На таких, как Маттис. Ты что, и правда думаешь, что эти курвы западают на такой кусок жира, как я?

— Маттис — это столб на ножках, — бормочет Янош, — пусть уж лучше западают на такой жиртрест, как ты. Или на Бенни. Посмотрите-ка на Бенни! Вот это тот тип, от которого тащатся все телки. Что, разве не так? Каштановые короткие волосы, голубые глаза, никакого жира. Да это прирожденный любовник.

Какое-то время я наслаждаюсь всеобщим вниманием. Говорю: «Вам виднее». Смотрю вниз. На мне все еще футболка с надписью Pink Floyd — The wall и черные джинсы. На ногах ботинки «Пума» с молнией. Когда-то они были белыми. А теперь серо-черные. Но это единственная обувь, которую я могу носить. Ведь мне не завязать шнурки. Янош считает, что из-за этого я тоже не должен класть в штаны. И все равно в этой несчастной обуви как-то неуютно. Может быть, это дело привычки. Отпиваю глоток пива.

Мы спускаемся вниз на деревенскую площадь. Мне их всех жалко. Всех пятерых. Взять, к примеру, толстого Феликса. Единственный ребенок в навороченной, как выражается Янош, семье. У него никогда не было друзей. Только сладости. От них и пострадал. Все называют его Шарик. Это прозвище он просто ненавидит, но запретить — кишка тонка. Оно преследует его с самого начала школьной карьеры и не отлипнет даже тогда, когда он вернется домой с аттестатом. А уж эту-то бумажку он когда-нибудь заработает, можно не сомневаться. Потому что, как говорят, толстый Феликс — хороший ученик. Средний балл каждый год неслабый. Янош утверждает, что он сечет даже в математике. Но как репетитора его использовать невозможно. В том смысле, что в качестве гонорара он требует сладкое. Так говорят, но сам я не знаю. Во всем остальном Феликс парень что надо. Терпеть не может разборок. Может быть, из-за того, что в любой ситуации остается в минусе.

Рядом с Феликсом идет мелкий Флориан, которого все называют девчонкой. Он ужасно нежный и чувствительный, так считает Янош. В шесть лет он потерял родителей. Автомобильная авария. С тех пор он говорит очень мало, в основном только тогда, когда его спрашивают. Он здесь уже с пятого класса, а на каникулы ездит к бабушке, которая набрасывается на него с восторженной и почти невыносимой любовью. Говорят, что он один из немногих здешних учеников, чьи родители или родственники небогаты. Сюда он попал только благодаря какому-то Управлению по делам молодежи. И несмотря на это он неплохо прижился.

О тонком Феликсе я знаю совсем мало. В интернате он такой же новенький, как и я. Появился всего три недели назад. За это время, как говорит Янош, успел более или менее прочно втесаться в компанию. Он приятный парнишка и до сих пор еще ни разу никого не обидел.

А вот и Трой, которого Янош называет ископаемым Нойзеелена. Сейчас он в двенадцатом классе. Провел в замке уже восемь лет. Живет молча. Никто не знает, что происходит у него за фасадом. Рассказывают, что у Троя есть брат и он при смерти. Более точных сведений нет. Ничего не известно о родителях. Ничего не известно о родственниках.

Остается сам Янош. Мой сокомнатник. Девятиклассник, юморной парень. Все время орет и ржет. О его семье я ничего не знаю. Толстый Феликс говорит, что отец Яноша — миллиардер, владеющий разными акциями. Но это неточно. Может быть, я еще выясню.

Мы идем по рыночной площади. Она почти пуста. Всего несколько ларьков пытаются получить прибыль. Флориан покупает пиво. При этом внимательно следит, чтобы на его пути не появилось ни одного преподавателя. По-быстрому сгружает банку в полиэтиленовый пакет. Потом несется к нам:

— Я слышал, что как раз сейчас здесь работает педагогичка по сексу. Говорят, что временно она осела у местного доктора Бирвайлера. С ней можно поговорить в любое время. Слышь, Янош, готов поспорить на свою пивную кружку, что тебе слабо сходить к ней.

— А что мне с ней делать? — бормочет тот. — Моя сексуальная жизнь была дерьмом, дерьмом и останется. И никакая тетка по траханью не сможет ничего изменить.

— Да тебе и говорить много не придется, — отвечает Флориан, — скажи просто, что ты голубой, а твоему воспитателю это не нравится.

— Да ему и не понравилось бы, — встревает толстый Феликс.

— А кроме того, — продолжает Флориан, — не забудь про выигрыш. Тебе же всегда хотелось такую пивную кружку. За это ведь можно разок побыть клоуном. Верно я говорю?

— Эй, Девчонка, зато сам ты онанист! — рычит Янош, смеясь.

— Без тебя знаю, — отвечает Флориан, — слава богу, что не голубой онанист.

Итак, мы маршируем к приемной доктора по имени Бирвайлер. Она находится аж на другом конце деревни. Нам приходится колесить по многочисленным улочкам и переулкам. Все они узенькие. Машине не пройти. Побольше места только у часовни Нойзеелена. Здесь оживленно. Парни волнуются. Верещат все разом. Сплошные советы и поучения. Янош сохраняет хладнокровие. Затягивается сигаретой. Такое впечатление, что ничто не может заставить его волноваться. Добираемся до дома, в котором находится приемная. Смешная хата. Стиль модерн. Окна закрашены. Медициной пахнет уже у двери. Справа латунная табличка с надписью:

Доктор Йозеф Бирвайлер.

Часы приема: пон. — пятн. с 8.00 до 14.30.

Снизу прикреплена листовка со следующим текстом:

Секс и прочее

Консультации для молодежи и взрослых, для всех тех, кто получает удовольствие от секса. Мы принимаем в клинике доктора Бирвайлера с 3 по 12 января. Консультации в течение восьми часов ежедневно без предварительной записи.

Рядом с текстом нарисован мальчик. Он держит в руках свой член, смеется и говорит: «Мы рады помочь также и гомосексуалистам». Флориан, которого все называют девчонкой, тычет в эти слова пальцем: «Смотрите-ка. Это же самое то для нашего Яноша». И тут же вталкивает Яноша в дверь. Мы втискиваемся следом. Принимают на первом этаже. Нам не нужно подниматься по лестнице. Это радует. Для меня подъем по лестнице всегда связан с болью. А испытывать боль сейчас как-то не хочется. Янош звонит. Дверь открывается с громким скрипом. Входим. Пол, покрытый однотонным голубым ковром, вокруг — блестящие белые стены. Пахнет медициной. Прежде чем попасть в приемную, мы должны пройти по длинному коридору. За письменным столом сидит молодая ухоженная дама в очках с серебряной оправой.

— Что вам угодно? — вопрошает она. У нее злой взгляд. Такое впечатление, что она в стрессе. Вперед выходит Янош.

— Мы… Я бы хотел попасть на консультацию «Секс и прочее».

— Вторая дверь налево, — отвечает она, повысив голос.

Она эротична. Я рад, что встретился с ней. Собираюсь зайти сюда еще раз. Теперь один. Может быть, оденусь получше. Не исключено, что заявлюсь с цветами. Может, придумаю еще что-нибудь. Но только попозже. Не сейчас. Мы подходим к коричневой двери, на которой написано «Секс и прочее». Толстый Феликс ржет. У него краснеют уши. Он нервничает.

— Может быть, у вас случайно есть что-нибудь пожрать? Я так просто спрашиваю, в том смысле, что я бы чего-нибудь съел.

— Заткни кормушку, Шарик, — раздается со всех сторон.

Янош стучится. Ему отвечает нежный голосок: «Войдите!»

Я оцениваю голос на сорок три года. Может, немного помоложе. Входим в маленькое помещение. Все как-то стиснуто. Нам едва хватает места. За красно-коричневым письменным столом (он красивой формы и неплохо бы вписался в мою интернатскую комнату) сидит блондинка. На лице несколько морщин. Наверное, ей на самом деле сорок три года. Глаза необыкновенного зеленого цвета. Они привлекают внимание. Этакое светлокожее создание. Перед письменным столом три черных стула. На стене порнокартины. Большинство из них демонстрируют позу миссионера. Или женщин, ублажающих мускулистых мужиков. Мы с Феликсом не можем оторвать взгляд. Блондинистая дамочка встает.