Патриотического подъема иудеев тоже не стоит недооценивать. Ведь именно благодаря ему они более 20 лет вели борьбу за свою независимость против мировых держав. Судя по всему, этот подъем разделяло подавляющее большинство населения. Поэтому исключительно странно читаются те пассажи Книги Царств, в которых перечисляются многочисленные религиозные прегрешения последних иудейских царей (за исключением Иосии): они, дескать, и иноземные культы восстановили, и всячески надругались над истинной иудейской верой, и пророков казнили прямо-таки в массовом порядке. Если принять эти сведения на веру, то налицо уникальный случай в мировой истории: общественные классы, возглавляющие борьбу за политическую независимость, одновременно делают все возможное для подавления независимости духовной. Это более чем сомнительно, особенно если учесть тот факт, что многие из пророков (в отличие от Иеремии) поддерживали всеобщий патриотический порыв — многочисленные следы чего сохранились в тексте Писания. Кроме того, сообщения самого Иеремии не оставляют ни малейшего сомнения в том, что в Иудее существовал единый политико-религиозный фронт борцов за самостийность, поставивший нацию на грань исчезновения.
Не нужно представлять иудеев более свободолюбивыми, чем их филистимских и финикийских соседей. Согласно многочисленным письменным и археологическим источникам за полное самоопределение, подобно Иудее, боролись и другие малые города и государства тогдашней Палестины, причем так же бестолково и безуспешно. Никто из них не мог примириться с мыслью, что их исключительно уязвимое, с одной стороны, и очень привлекательное — с другой, географическое положение делает невозможным успешное лавирование между Египтом и переднеазиатскими империями. Что интересно, все эти народы, авторы выдающихся открытий и достижений[392], полностью исчезли из мировой истории, уступив двум империям: эллинской — культурной и римской — политической. Та же судьба чуть позже постигла египтян, — а вот евреи выстояли, и не только.
Первый раз в истории человечества нации удалось не просто пережить страшный политический разгром, но и использовать его как трамплин для нового витка своего развития. Заметим, что все блистательные памятники древнееврейской философии, литературы и истории были обречены на исчезновение вместе с Иудейским царством и избегли его только в результате кропотливого и целенаправленного труда в течение десятилетий после разрушения Иерусалима. Более чем вероятно, что подобные же и, возможно, не менее выдающиеся памятники других древних наций погибли бесследно именно потому, что не пережили сходных политических поражений. Эта великая работа по сохранению еврейского культурного наследства, через некоторое время ставшего наследством мировым, была осуществлена в Вавилоне, под вавилонским влиянием и по вавилонским образцам. Сами же вавилоняне, когда в очень скором времени пришло время их собственного политического поражения, ничего подобного сделать не смогли. Так, аккадская культура, в отличие от древнееврейской, исчезла из мирового культурного обихода.
Как говорилось ранее, у истоков новой иудейской культурной традиции находится один-единственный человек, заслуги которого перед мировой цивилизацией огромны. Он же, помимо всего прочего, мимоходом создал и легенду о Вавилоне, или, как минимум, ее основал, оставив развитие и детализацию многочисленным последователям. Не без внутреннего трепета мы подступаем теперь к рассказу о мятежном пророке, оставленном нами в иерусалимской тюрьме, где он пребудет вплоть до падения города. «Тогда взяли Иеремию и бросили его в яму, которая была на дворе стражи; в яме той не было воды, а только грязь, и погрузился Иеремия в грязь»{91}.
Выше упоминалось о том, что ученые затрудняются с точным определением функций древнееврейских пророков, их места в обществе и отношения к политическому и религиозному истеблишменту. Ясно, что роль пророков менялась со временем и принимала разные обличья в ту или иную эпоху. Поэтому привести их к общему знаменателю невозможно да и не нужно, особенно в связи с тем, что сообщения об их деятельности заметно контаминированы поздней традицией. И любой филологический анализ, направленный на выявление зерен исторической истины в древних текстах, будет всегда открыт для критики и никоим образом не сможет дать точных результатов.
В пророческих книгах Ветхого Завета, особенно относящихся к интересующему нас периоду конца VII — начала VI вв. до н.э., сохранилось немало указаний на людей, носивших пророческий титул, чья деятельность была связана как с культовой обязанностью прорицателя и толкователя знамений, так и с выдачей политических советов правящей верхушке государства[393]. К последней функции отчасти восходит известный из библейских текстов того периода уже совершенно новый обычай публичных откликов на события государственной и международной жизни, которые со временем приобрели высокий (а позже — сакральный) статус и поэтому стали фиксироваться письменно. Первая, священническая роль, разумеется, была официальной, а прочие могли исполняться просто «народными кумирами», популярными и влиятельными людьми своего времени. Все это имеет прямое отношение к тому значению слова «пророк», которое мы в состоянии разобрать при чтении Писания. Однако всеобщий, можно даже сказать всемирный, смысл слову «пророк» придали дела и поступки человека, не занимавшего никаких официальных должностей, бывшего безвластным, непопулярным и даже ненавидимым современниками, и, согласно древней традиции, умершего насильственной смертью от рук собственных сограждан.
Иеремия сообщает, что о своем пророческом призвании узнал в 627 г. до н.э.[394] Но в дальнейшем Книга Иеремии рассказывает о его деятельности, только начиная с 609 г. до н.э., иначе говоря, после гибели царя Иосии. Все, произошедшее во время правления царя-реформатора, как нельзя лучше свидетельствует об обреченности политического курса иудейской верхушки. Большая часть царствования Иосии пришлась на время ослабления имперского контроля над Палестиной. Это позволило иудейскому царю укрепить и расширить государство путем захвата северных, в прошлом собственно израильских территорий, а также провести ряд реформ, направленных на усиление центральной власти. Все данные говорят о том, что Иудея к концу царствования Иосии достигла полной внешнеполитической автономии, сопровождавшейся высоким уровнем внутреннего единства общества. То, что этот мираж разрушился в одночасье, только подтверждает его непрочность, еще раз доказывает ограниченность и, не побоимся этих слова, провинциальность иудейской политической элиты.
Все успехи Иосии были заметны лишь в микроскопическом внутрипалестинском масштабе. Не могло быть и речи о том, чтобы на их гребне попытаться играть в большую геополитическую игру. Первый же и совершенно бессмысленный выход Иосии на арену столкновений мировых держав окончился его гибелью. Ни Книга Царств, ни придирчивый исторический анализ не дают возможности понять, зачем иудейский царь пытался преградить дорогу египетской армии, шедшей в район последней ассиро-вавилонской схватки? Кому он хотел помочь? Какие выгоды извлечь?[395]
Подобный акт не был царской прихотью или капризом. Более 20 лет после смерти Иосии иудейская политическая верхушка пыталась принять активное участие в ближневосточных имперских разборках — со все более плачевными результатами. Такую закономерность нельзя объяснить личной глупостью отдельных несознательных граждан. Налицо последовательная политика, поэтому она оставалась таковой до самого ужасного конца. Судя по всему, патриотический подъем охватил широкие круги тогдашнего иудейского общества, «верхи» и «низы» были едины, порыв сей был универсален и безусловно отразился не только в политической, но и в духовной сфере.
