— Он собаки испугался. Не стал до дома провожать. Ушел. А в жизни не только пес на пути может встретиться, а кто-нибудь и покруче. Витька вот так же меня бросит и побежит домой. Зачем мне этот отморозок нужен? Хорошо, что у нас с ним до серьезного не дошло. Только целовались. Большего не позволила. Да и на фиг он мне нужен. Что за друг, какой от обычного барбоса в портки налудил. Короче, полный отруб. Не хочу видеть козла, и пусть больше не приходит к мне. Так ему и сказала. Обидно, что столько времени на него извела. А он, говно, того не стоил.

— Вот это финт! А я думал, что у них все на мази. Вернется, справим свадьбу, — загоревал Иван.

— А что я ей скажу? Разве неправа?

— Права конечно! Но он дурак!

— Моя себе найдет. Я не переживаю. Лучше, что теперь проявился.

— Это верно, — подтвердил Иван.

…Жила деревня своей жизнью. Кто-то рождался, другие умирали. Старики, сидя на завалинках, грелись на солнце, радовались, как быстро растут молодые. Мужики, собираясь по выходным кучками, прятались за сараями, чтоб Иван не увидел. Обязательно потом ковырнет, найдет повод прицепиться и высмеять перед всеми. Вот такой ехидный, ядовитый мужик. Его хлебом не корми, дай над кем-нибудь покуражиться, задеть за живое.

Так вот и сторожа не обошел. Тот совсем дряхлый дед. В воскресенье после бани рюмку самогонки выпил. Лицо запунцовело, выдало старика. Тот, как на грех, на завалинке грелся. Иван мимо шел. Увидел сторожа, на всю деревню высмеял. Сказал, что дед со своим петухом весь выходной на кулачки бился. А посередине бутылка самогона стояла. Чтоб победителю досталась. Так что придумали, с одного стакана пили. За каждый удачный удар. Хорошо, что бабка увидела и отняла. А то бы дед и сегодня на работу не появился, а петух к нашесту дорогу не нашел.

Старик-сторож и сам над собой посмеялся. Старый петух и впрямь всегда сидел у него на плече, что-то ворчал в самое ухо.

Но с тех пор сторож, выпивши, не сидел на завалинке. Заваливался на печку, подальше от глаз Ивана.

А тот шел по деревне, подмечая все, каждую мелочь. Вот услышал ненароком шум в доме молодых. Поругались или опять невестка со свекровью не поладили. Надо успокоить, чего бабы раскудахтались? А они из-за внуков поругались. Чей малец мимо горшка навалил и размазал по полу.

— Вы хоть уберите! В доме дышать нечем. К чему базарите? Обоих пацанов в детский сад. Уже большие, там их быстро к порядку приучат.

— Я свово не отдам! Чем сама займусь. Мой, такого не утворит. Это ее засранец отмочил. Мой на горшок давно ходит!

— И не ври! Это твой навалял. У него вся жопа в говне, а у моего чистая!

— Бабы! Кончай базар. Скоро сами обсеритесь в ругачке. Лучше шли бы няньками в детсад. И дети были бы догляжены и копейка в доме не лишняя, — так и уговорил обоих уходя.

Согласились старухи легко и просто.

А и Сашка времени не терял впустую. Отпустил своих дорожниц в парниководы. Состарились девки, не стало сил. Пришлось замену им подыскивать. С прежними дружно работали, не ругались, помогали друг другу. Мало того, бухать всех отучил, устроил в жизни, теперь ни за одну не боялся. Знал, на ноги встали уверенно. К Сашке, как к родному брату относятся, и время от времени навещают

Принесут в карманах свежих огурцов и помидоров. Первеньких, Сашку спешат угостить. Он свой…

— Ешь голубчик, кушай наше солнышко, цветок ненаглядный! К кому вечером пойдешь? К Тоньке-свинарке, иль к Клавде-птичнице? Знай, родимый, этих в дорожницы не уломаешь. Они к тяжкой работе несвычны. На ночь запросто уговоришь. Но не в бригаду. Тут особое отношение нужно и ситуация, чтобы как нас за кадык взяла, и самим жить захотелось не хуже других, — говорила Настя.

— Ищи незамужних. Семейные не пойдут. Мужики не пустят пупки и спины рвать. Какие ни на есть бабы, а свои, их жалко. Вон меня Мишка дома сидеть заставляет. Все ж хозяйство в доме. А я втянулась. И заработок не лишний. Но молодые теперь на это не смотрят. Им нужна чистая работа, карьерный рост. Чтоб компьютер перед рожей стоял. Мы такого не знали. Все это появилось позже. Мы искали работу совсем другую. Чтоб нас взяли. А ты во всем помог. Таких нынче мало. Как жаль расставаться и уходить от тебя. Ты нам и брат, и друг. Пошли лучше с нами. Ты везде своим будешь, наш кореш и дружбан. Жаль, что и среди мужиков таких людей мало, — вздыхали бабы…

Сашке и самому нелегко было расставаться с дорожницами. За прошедшее время он привык к ним, и искать новых людей, привыкать к ним заново было не так просто.

Он сидел дома, задумчивый и хмурый, когда в дом внезапно вошла Анна и сказала весело:

— А у меня каникулы! К сессии подготовилась, сдала, теперь отдых! Ох, и отосплюсь за все время сразу!

— А я опять без работы. Бабы от меня ушли. Состарились, сказали, новых искать. Где их теперь взять, работать никто не хочет, — понурился человек.

— Пап, не отчаивайся. Все образуется. Оно и с теми бабами хлебнул немало. То прогуливали, выпивали, просыпали. Я ли не помню. Все ты терпел и прощал. Наберешь других, тоже приучишь. И слушаться станут, не хуже прежних..

— Людей нет. Все заняты. Где возьму, где наскребу в бригаду?

— Ты погоди хотя бы с неделю. Неизвестно как приживутся на новом месте твои дорожницы. Они у тебя тоже не подарок.

И правда, ушли из бригады парниководов все трое ровно через неделю. Зарплата не устроила. В сравненьи с прежней сущие гроши. Ох и крик подняли бабы! Такой, что никому мало не показалось:

— Целый день раком стоим, аж в глазах зелено. Не передыха, не выходного, а пришли получать аванс, там и на жратву нету. Пыль сплошная. Да за такие деньги не то вкалывать, даже на парники приходить не стоит, сплошная насмешка. Возвращай всех к Сашке иль совсем с хозяйства выйдем. Найдем работу в городе. Без куска хлеба не останемся! Урезала нам бригадир все расценки. И крутись, как хочешь! На такие доходы не прокормиться! Вкалывай сама, — обругали бригадиршу площадно и, недолго думая, пришли к Ивану Антоновичу:

— Вертай нас обратно! — потребовали дружным хором.

— Куда вертать? Сами просились на парники! А теперь какая муха за задницу укусила?

— Антоныч! Ты попробуй сам неделю на триста рублей прожить. На один хлеб не хватит. Семьи у всех очертенные. К хлебу мяса хотят. Где его взять? Даже запах забыли. На сахар к чаю уже нет! Слышь! От огурчиков, чтоб их черт взял, срать нечем, единый понос. Давай, вертай к Сашке немедля! Там хоть трудно, зато пузо сытое. Будет над нами изгаляться.

— А если он набрал бригаду?

— Не слыхали про такое. Да и что нам долго? Выкинем! Веди к нему, — потребовали бабы. С тех пор из бригады дорожников никто не уходил. А и на парниках мир и спокойствие установились. Старухи вернулись на свои места. И тоже радовались, какой-никакой, а приработок, целый день на людях, есть с кем побазарить, душу отвести. Все ж не сидеть на завалинке совсем без толку.

…— Пап, а почему ты всегда такой грустный сидишь? — спросила Анна отца.

— Настроения нету. Ну, сама подумай, что я вижу в своей жизни: работу и еще работу. Для личной жизни ничего. Ну, иной раз ты приедешь. Нагрянешь, как солнышко, и снова исчезнешь. А я опять один. Даже словом перекинуться не с кем. А ведь я тоже живой человек и мне общения охота.

— Пап, ты сам виноват. Даже на работе держишься особняком. Скажешь, баб жалеешь, не хочешь их надорвать. Неправда! Ты сам в себе живешь, как улитка в ракушке, и все боишься обронить слово. Посмотри, как живут другие, просто и открыто, ничего не боясь. Ты даже бабу не решаешься завести из-за пересудов. А чего боишься? Ты обычный живой человек. Чего сты-диться своих желаний. Ведь быть того не может, чтоб никто во всей деревне тебе не понравился.

— Давай не будем о том, Анка, — попросил тихо.

— Пап, ты поневоле впадаешь в депрессию. А это очень плохо скажется на тебе. Из этого состояния нужно скорей выходить. Иначе конец. Человек обязан собой командовать, бери себя в руки, пока не поздно.