— Товарищ Романов, а кто решил, что это ид-э-ологичес-ки вредная картина?

— Совет по кинематографии, товарищ Сталин, после просмотра.

— А вы кого там в этот Совет посадили? А мы как решим, товарищи? — обратился он к сидящим в зале. Оттуда донесся угодливый шум.

— Талантливая картина, товарищ Романов, я думаю, она очень понравится советскому зрит-э-лю!

В этот год за кинофильм «Кубанские казаки» режиссер Пырьев получил Сталинскую премию, а еще через год стал директором студии Мосфильм.

— Вот ведь как судьба-то у людей бывает причудлива! — закончил свой рассказ Николай Николаевич. И мы все в ответ улыбнулись, так как и сам Николай Николаевич — человек причудливой судьбы.

Шел 1949 год. Страна поднималась из руин и начала восстанавливать свою промышленность. Для этого в первую очередь требовалась энергия, а именно уголь. В Карагандинский бассейн потянулись эшелоны поездов с рабочей силой. Это были, конечно, заключенные и немецкие военнопленные. Однако для новых шахт не хватало оборудования, и это тормозило дело. Вот тогда-то и вышло специальное постановление ЦК Казахстана о срочном строительстве в Караганде нового завода горно-шахтного оборудования. Нашему лагерному отделению выпало несчастье построить его, причем в один год.

В двухкилометровой рабочей зоне задвигались экскаваторы, вынимая грунт для шести огромных цехов будущего завода. Десять бригад бетонщиков успели заложить фундаменты еще до заморозков, но вести кладку кирпичом оказалось уже невозможным — в ноябре ударили морозы, и известково-цементный раствор стал замерзать на стенах. Строительство остановилось. Потянулись три длинных зимних месяца.

Однако и весна оказалось морозной, угрожая сорвать срок окончания стройки. Там, наверху, в обкоме партии, не хотели об этом и слышать: «строительство должно быть закончено в срок. Для коммунистов нет непреодолимых препятствий».

К этому времени в нашем отделении была собрана группа опытных инженеров из заключенных. Сам начальник лагеря и оперуполномоченный то и дело вызывали их к себе, допытываясь, как можно вести кирпичную кладку в морозы. Но ответ был один: в морозы кладку вести нельзя. Замерзший раствор между рядами кирпича будет к лету на солнце неравномерно оттаивать, здание может накрениться и упасть.

Но нашелся все-таки один из инженеров по фамилии Дукельский, который, видимо, польстившись на обещания начальства, вдруг заявил: «Если нужно — так и можно!». И пошла эта полюбившаяся фраза ходить кругом, пока не дошла до Управления лагерем. Вскоре в производственный отдел на специальной автомашине привезли и Дукельского. Здесь он и изложил наспех придуманную им идею. Раствор, мол, нужно приготавливать в горячих условиях так, чтобы его температура при кладке была не ниже +40 градусов, и кирпичи привозить также из теплого помещения. Тогда горячий раствор схватится раньше, чем замерзнет.

Это звучало заманчиво. Но остальные инженеры наотрез отказались брать на себя ответственность за эту аферу. Начальство тоже решило быть осторожным, и сначала была сделана экспериментальная кладка горячим раствором. Эксперимент удался, морозы не доходили до 5 градусов, и раствор действительно успел схватиться. В Управлении ликовали и даже стали поговаривать о саботаже других инженеров. В ответ на это инженеры написали большое мотивированное заявление о грозящей опасности. Но эта бумага была задержана где-то в канцелярии, и всех их за «саботаж» заставили работать на стройке простыми рабочими.

На строительной площадке снова все зашевелилось. Были вырыты котлованы для огромных печей, подогревавших бетономешалки с раствором, и раствор шел прямо к строительным точкам. Кирпич также нагревался, так что каменщики, ведущие кладку, напоминали поваров, купаясь в водяных парах. Возможно, что при небольших заморозках все это и удалось бы, но вот беда, в марте ударили морозы до 20 градусов.

Вразумить начальников было уже невозможно, они даже не потрудились время от времени проверять, схватился ли раствор, так что строительство шло дальше. Стены цехов росли, и казалось, что еще один месяц и все коробки зданий будут готовы.

Но наступила весна, и лучи майского солнца начали ласкать нас и, увы, нагревали и построенные нами стены.

Однажды в конце работы ко мне подошел мой опытный каменщик и прошептал: «Стена пошла!». Подбегаю к углу стены, ставлю отвес и вижу, что стена отошла от вертикали градусов на 5–6. При фронтальном обзоре это еще незаметно, но факт, она стала наклоняться. В швах, обращенных к солнцу, шло быстрое размораживание раствора, и кирпичи стены оседали, наклоняясь навстречу солнцу. Стену рукой не поддержишь, она 18 метров высотой.

Тихо, чтобы не вызвать паники, сообщаю об этом вольному прорабу строительства. Подошли к стене. Мой каменщик его утешает: «Сейчас, к ночи, температура начнет падать, раствор снова замерзнет, и она ночь простоит». И затем после паузы добавляет: «Завтра упадет».

Я догадываюсь, что наш хитрый прораб все понял и, видимо, соображает, на кого можно все это свалить. Затем он говорит мне тихо: «До утра никому ни слова!».

Мы, бригадиры, не могли отказаться строить стену в морозы, мы только исполнители. Попробуй мы такое, сразу же были бы обвинены в саботаже. Я с бригадой вел кладку третьего сталепрокатного цеха. Работали быстро, стены так и росли на глазах. И порой казалось, что все будет хорошо и Дукельский прав. Да и начальство подбадривало нас, выдавая специальный паек новаторов: вместо 600 граммов хлеба — 1200.

Мой цех был не совсем обычным. Коробка его имела 80 метров в длину и ни одной внутренней перегородки, которая могла бы служить дополнительной опорой для стен. Да к тому же и стены имели с каждой стороны большие окна, что делало их еще более неустойчивыми. Я все надеялся, что к моменту окончания стен сразу же будет положена металлическая кровля, которая свяжет все здание, но конструкции не поступили.

Бригада Павла вела бетонные работы в другом цеху. Они готовили бетонные подушки в верхней части стен, на которые должны были свободно лечь огромные балки мостовых кранов. Бетон клали также горячий, и на морозе трудно было понять, схватился он или просто замерз.

Утром, когда мы пришли к нашему цеху, он уже был кем-то обнесен красными флажками с предупредительными знаками. Да разве напугаешь людей, приговоренных к двадцатипятилетнему сроку заключения! Вместо того чтобы обходить, они бегали под самой стеной. И стена все наклонялась и наклонялась, а солнце продолжало все сильнее нагревать ее.

Собрались инженеры, те самые «скептики», жмурятся на солнце, осматривая стену: «Мы предупреждали…». Но вот вместе с каким-то начальством в военной форме привезли и инженера Дукельского. Бледность выдавала его страх, хотя он и храбрился. Молоточком стал он стучать по стене, вынимая кусочки извести из швов, и, видимо, найдя свою «точку опоры», стал тихо приговаривать, чтобы слышно было только начальству: «Технология была нарушена! Технология!». Это означало, что нарушили ее мы! Кто сейчас сможет снова измерить температуру раствора в момент кладки и сказать, какая температура воздуха была тогда?

Я пошел к Павлу в соседний цех, и он принялся меня утешать. Не прошло и часа, как послышался глухой рычащий грохот, и мы почувствовали, как почва стала колебаться под нашими ногами. Это упала стена. Упала и раскатилась на большие глыбы, которые пробили брешь в ограждении зоны и свалили сторожевую вышку вместе со стоящим на ней автоматчиком. Но это было еще не все. Оказалось, что в этот момент под стеной грелись на солнце два человека.

От них остались только окровавленные бушлаты, наполненные какой-то массой.

Сбежалось и съехалось начальство, начались обмеры и составление протокола. Подойдя к кругу начальников в белых полушубках, я отчетливо услышал, что они повторяют: «Технология… Нарушена…». Но вскоре их внимание переключилось на другой цех, откуда прибежали с вестями, что и там тоже «стена пошла». Все бросились туда, оставив нас в покое.