Ну, а самой лучшей новостью стало то, что через три дня после выхода в свет видеоролика генеральная прокуратура Швейцарии объявила, что заморозила счета Степанова в банке «Кредит Свисс». Оказалось, что, получив наше заявление, швейцарские власти завели уголовное дело об отмывании денег, не предавая свои действия огласке.

Я был несказанно рад, что справедливость восторжествовала, что сведения Перепеличного подтвердились и что деньги были заморожены. Удар пришелся по самому уязвимому месту — банковским счетам.

Видеоролики о казнокрадах и коррупционерах могли застать их врасплох, но более сильным ходом, позволяющим по-настоящему вывести российскую бюрократию из равновесия, был бы закон, вводящий по отношению к ним санкции.

Осенью 2010 года, пока мы налаживали связь с Перепеличным, Кайл Паркер заканчивал составлять законопроект имени Магнитского. Двадцать девятого сентября сенаторы Бен Карден, Джон Маккейн, Роджер Уикер и Джо Либерман внесли его на рассмотрение в Сенат США. Текст, написанный просто и недвусмысленно, сводился к тому, что имена всех, кто замешан в незаконном аресте, пытках и смерти Сергея Магнитского и в раскрытых им преступлениях, будут обнародованы, им будет запрещен въезд на территорию США, а любые их активы заморожены.

Когда об этом стало известно, возмущению российских госорганов не было предела, и они стали думать, что же противопоставить Вашингтону.

Удобная возможность отреагировать на события представилась им десятого ноября, когда до годовщины смерти Сергея оставалось меньше недели. Десятого ноября в России отмечают День милиции, и МВД проводило ежегодную церемонию награждения особо отличившихся сотрудников. Из тридцати пяти награжденных пять были фигурантами в деле Магнитского. Следователи МВД Павел Карпов и Олег Сильченко были награждены знаками отличия «Лучший следователь». А Ирине Дудукиной, руководителю пресс-службы Следственного комитета при МВД, с энтузиазмом распространявшей ложь про Сергея после его смерти, была вынесена благодарность.

На этом власти не остановились, и через пять дней была проведена пресс-конференция, с целью проинформировать общественность о новых «разоблачениях» по делу Магнитского. Выступала Дудукина. Ее крашеные волосы казались чуть длиннее, а прическа более пышной, чем за год до этого, но массивная нижняя челюсть придавала лицу, все такому же одутловатому и усталому, схожесть с театральной куклой-марионеткой, которой водит актер-чревовещатель. Она развернула самодельный плакат, склеенный из двух десятков листов формата А4, и прикрепила его к доске. Эта мешанина цифр и слов, слишком мелких, чтобы кто-нибудь мог разглядеть написанное, «доказывала», что сам Сергей и совершил мошенничество с возвратом налогов, обогатившись на 5,4 миллиарда рублей. Когда журналисты начали задавать элементарные вопросы о представленной «простыне», у Дудукиной не нашлось внятных ответов, и присутствующим стала ясна фальсификация.

Такая агрессивная и грубая тактика подтверждала, что наша законодательная инициатива задела их за живое. Не я один это заметил. Немало людей, чьи права были попраны в России, сделали те же выводы. После внесения законопроекта на рассмотрение конгресса многие из них стали приезжать в Вашингтон или писать письма инициаторам закона Магнитского, отмечая одно: «Вы нашли ахиллесову пяту путинского режима». Дальше люди стали обращаться к политикам с просьбами: «вы не могли бы внести в этот список убийц моего брата?»; «нельзя ли добавить тех, кто пытал мою мать?»; «а как же быть с похитителями моего мужа?»… Поток просьб не иссякал.

Сенаторы вскоре убедились, что не просто соприкоснулись с еще одной человеческой трагедией, а невольно нашли новый способ борьбы с нарушениями прав человека в авторитарных государствах в двадцать первом веке: адресные визовые санкции и замораживание активов.

После десятка таких визитов и писем сенатор Карден и другие соавторы закона посоветовались и решили расширить проект, добавив в него шестьдесят пять слов о том, что в дополнение к санкциям в отношении лиц, причастных к пыткам Сергея, закон Магнитского коснется всех случаев злостного нарушения прав человека в России. Эти шестьдесят пять слов превратили мою личную борьбу за справедливость во всеобщее дело.

Исправленная редакция законопроекта была официально представлена на рассмотрение Сената девятнадцатого мая 2011 года, то есть примерно через месяц после того, как вышел в свет видеоролик про «налоговую принцессу» Ольгу Степанову. После этого к Капитолийскому холму прибыла небольшая «армия» российских активистов, требовавших одобрения законопроекта и убеждавших сенаторов, согласившихся с ними встретиться, подписать этот важный для России документ. Среди активистов были знаменитый чемпион мира по шахматам и известный правозащитник Гарри Каспаров; самый популярный лидер российской оппозиции Алексей Навальный; бесстрашная российская активистка-эколог Евгения Чирикова. Мне не нужно было агитировать этих людей: они пришли сами.

Эта несогласованная инициатива сработала превосходно. Число присоединившихся к законопроекту сенаторов быстро росло: каждый месяц трое или четверо соглашались поставить под ним подпись. И особенно убеждать их в этом не приходилось. В Вашингтоне не существовало лобби в пользу российских палачей и убийц. Ни один сенатор, будь то самый либеральный демократ или архиконсервативный республиканец, не потерял бы голосá своих избирателей из-за запрета этим людям въезжать в Америку.

Законодательная инициатива Магнитского так интенсивно наращивала темпы, что, казалось, ее не остановить. С того дня, когда Кайл Скотт из Госдепартамента принял эту идею в штыки, я знал, что правительство настроено категорически против такого закона. Но сейчас они попали в затруднительное положение: если открыто противостоять его принятию, то это будет выглядеть так, словно официальный Вашингтон поддерживает коррумпированных российских чиновников; если же открыто поддержать законопроект, то это поставит под угрозу политику «перезагрузки» отношений с Россией.

Правительство искало какой-то другой путь.

Двадцатого июля 2011 года Госдепартамент раскрыл свои карты, направив в сенат меморандум «Комментарии администрации к законопроекту S.1039 — Сергей Магнитский и верховенство закона». Этот документ не предполагалось предавать огласке, но не прошло и дня, как текст просочился в открытый доступ.

Я достал копию и нетерпеливо пробежал документ глазами: вершина вашингтонского политиканства… Основным аргументом Госдепартамента было то, что возможность вводить предлагаемые в законе Магнитского санкции уже существует в рамках президентского указа, и поэтому нет смысла принимать новый закон.

При этом они ловко попытались бросить сенаторам кость. В меморандуме говорилось, что другая важная причина, по которой сенату не следует поддерживать этот закон, заключается в том, что убийцам Магнитского уже запрещен въезд в США. Следовательно, отдельной необходимости в этом законе нет.

Я не знал, можно ли считать это позитивным развитием событий, поэтому решил позвонить Кайлу Паркеру и узнать его мнение.

— Билл, нам это тоже непонятно. Карден поручил мне позвонить в Госдеп и спросить, кто конкретно включен в список по визовым санкциям, но там не стали отвечать.

— Они хотя бы сказали, сколько там человек?

— Нет, об этом они тоже молчат.

— А по поводу замораживания активов что слышно?

— А вот об этом они высказались недвусмысленно: замораживание активов они не одобряют.

— И какова реакция Кардена?