При подготовке статьи я перерыл всю доступную литературу, перечитал две сотни информационных материалов и выяснил, что за последнее десятилетие в странах бывшего социалистического блока было заключено не больше двадцати сделок. Самым активным инвестором, подписавшим три таких сделки, был Роберт Максвелл, предприимчивый британский миллиардер родом из Чехословакии, человек внушительного телосложения и весом под сто шестьдесят килограммов.
Я решил, что если мне удастся взять интервью у представителя фирмы Максвелла, то это произведет впечатление на Джона. Позвонил в их пресс-службу и сказал, что работаю над статьей. Видимо, они понятия не имели о тираже «Слияний и поглощений в Европе», потому что, к моему удивлению, предложили встретиться с заместителем председателя правления «Максвелл комьюникейшн корпорейшн» Жаном-Пьером Ансельмини.
На следующей неделе в назначенное время я стоял на пороге Максвелл-хауса — современного здания на улице Нью-Феттерлейн, между Флит-стрит и Холборн-серкус. Господин Ансельмини, учтивый француз, которому было лет за пятьдесят, встретил меня и пригласил в свой роскошный кабинет.
Поддерживая светскую беседу, я аккуратно разложил между нами свои бумаги, но не успел задать первый вопрос, как Ансельмини, указав на один документ, спросил:
— Что это у вас?
— Список сделок по Восточной Европе, — ответил я, довольный, что пришел подготовленным.
— Позволите взглянуть?
— Конечно. — Я протянул ему лист с таблицей.
Он взглянул на данные и напрягся.
— Господин Браудер, разве журналисты составляют списки слияний и поглощений?
То, что я был слишком хорошо подготовлен для журналиста, мне в голову не приходило.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее о своем журнале.
— Вообще-то я не сотрудник журнала. Я работаю в Бостонской консалтинговой группе и одновременно пишу эту статью, потому что интересуюсь инвестициями в Восточной Европе.
Он откинулся назад и задумчиво посмотрел на меня.
— И чем же вас так привлекает Восточная Европа?
Я рассказал ему, с каким энтузиазмом вложил средства в первые польские акции, об «Автосане», о карьерных устремлениях стать инвестором в Восточной Европе.
Когда стало ясно, что я пришел не шпионить, Ансельмини расслабился.
— Знаете, ваш приход может оказаться большой удачей. Мы как раз создаем инвестиционный фонд «Центрально-восточноевропейская компания Максвелла». Надо отметить, что вы произвели на меня впечатление. Как раз такому специалисту, как вы, мы были бы рады предложить работу. Заинтересует вас такое предложение?
Ну, еще бы. Я пытался скрыть свой пыл, но тщетно: к концу встречи в моем календаре уже стояла дата предстоящего собеседования.
Готовясь к нему, я провел две недели, разыскивая людей с опытом работы на Роберта Максвелла. Он владел газетой «Дейли Миррор» и считался личностью не только эксцентричной, но властной и вспыльчивой. Говорили, что с ним невозможно иметь дело, так что у меня были поводы для сомнений.
Мне удалось выйти на бывшего консультанта «Би-Си-Джи» Сильвию Грин, которая когда-то у него работала. Я позвонил Сильвии и спросил ее мнение. Помолчав, она ответила:
— Знаешь, Билл, уж прости за прямоту, но идти на работу к Максвеллу — полное сумасшествие.
— А что так?
— Да он чудовище! Увольняет всех направо и налево, — резко заявила она, и мне подумалось, что она, видимо, тоже в свое время оказалась в числе этих самых «всех».
— Звучит не очень утешительно.
— Ага.
Она еще немного помолчала и добавила:
— О нем ходит множество историй, но одну никак не перестанут обсуждать. Где-то полгода назад он на своем самолете летел в Тампу, во Флориде. Самолет готовился ко взлету, и Максвелл попросил секретаршу дать ему ручку — подписать какие-то бумаги. Вместо любимого «Монблана» она дала ему обычную шариковую ручку. Он пришел в ярость, заорал, почему, мол, у этой дуры нет нужной ручки. Она не нашлась с ответом, и он уволил ее в ту же секунду. Ее просто высадили с самолета на взлетную полосу. Бедняжке пришлось самостоятельно пилить в Лондон. А ей ведь было двадцать шесть лет, и пробилась она в жизни из Эссекса.
Я связался еще с тремя бывшими сотрудниками Максвелла, и все наперебой рассказывали истории одну скандальнее и красочнее другой. Исход у всех одинаков: увольнение. Один приятель-банкир из «Голдман Сакс» сказал мне: «Билл, вероятность того, что ты продержишься там год, равна нулю».
Перед собеседованием я тщательно обдумал услышанное, но все эти истории меня не отпугнули. Ну, уволят меня, и что? С дипломом бизнес-школы Стэнфордского университета и «Би-Си-Джи» в послужном списке я запросто найду себе другую работу.
Я прошел одно собеседование, потом еще два. Через несколько дней мне предложили место. Несмотря на все предостережения, я согласился.
В марте 1991 года я перешел на новую работу. Зарплата тут была повыше, и я смог снять отдельное жилье — небольшой уютный домик в районе Хэмпстед на севере Лондона. По утрам, выйдя из дома, я спускался по узкой дорожке к метро, доезжал по Северной ветке до остановки Чансери-Лейн и уже оттуда добирался до Максвелл-хауса.
Роберт Максвелл приобрел это здание отчасти потому, что на его крышу мог садиться вертолет, а в Лондоне было всего два таких здания. Это позволяло Максвеллу добираться из дома в Хедингтон-Хилл-Холле в Оксфорде на работу и обратно, минуя пробки на дорогах.
Такой оригинальный способ появления на работе казался мне очень крутым, пока я не очутился поблизости в первый раз. Теплым весенним днем через распахнутые окна я услышал бодрое стаккато приближающегося вертолета. Звук становился все громче и громче. К тому времени, как вертолет оказался прямо над нашими головами, по всему офису уже летали бумаги, а телефонные разговоры прекратились из-за шума. Работа возобновилась только после того, как вертолет благополучно сел и заглушил двигатель. Эта феерия длилась четыре минуты.
В первый день работы мне сказали взять копию трудового договора у секретарши Максвелла. Я поднялся на десятый этаж и ждал в приемной, листая годовой отчет компании, пока та освободится и выдаст мне нужный документ, когда на пороге кабинета внезапно возник сам Максвелл. Лицо его было красным, а на рубашке проступили темные следы от пота под мышками.
— Почему ты до сих пор не соединила меня с сэром Джоном Морганом? — заорал он на свою помощницу, невозмутимую блондинку в темной юбке. Ее эта вспышка не удивила и не оскорбила.
— Вы не сказали мне, что хотите поговорить с ним, сэр, — спокойно ответила она, глядя поверх очков.
— Послушай, девочка, — рявкнул Максвелл, — нет у меня времени всё тебе говорить. Если не научишься проявлять инициативу, мы с тобой не сработаемся.
Я слился со стулом, на котором сидел. Максвелл исчез у себя в кабинете так же внезапно, как появился. Закончив свои дела, секретарша вручила мне конверт и многозначительно на меня посмотрела. Я взял документ и вернулся на восьмой этаж.
Позже я упомянул об этом случае одной из сотрудниц.
— Это еще цветочки, — фыркнула та. — Пару недель назад он так разнес кого-то в своей венгерской газете, что у бедняги случился сердечный приступ.
Я вернулся на свое место. Контракт в руке словно потяжелел. Вечером того же дня, как только послышалось «врум-врум» лопастей вертолета, забиравшего начальника домой, офис разразился ликованием. Все это будто подтверждало реноме босса в глазах сотрудников. Я начал задумываться: не совершил ли большую ошибку, устроившись сюда на работу?
В понедельник второй недели моей работы в фирме Максвелла я зашел в кабинет и увидел за свободным столом нового сотрудника — светловолосого англичанина на несколько лет старше меня. Увидев меня, он встал из-за стола и протянул руку:
— Привет, я Джордж. Джордж Айрленд. Будем работать вместе.
У него был такой ярко выраженный аристократический английский акцент, что поначалу я подумал, что он фальшивый. Джордж носил темный костюм-тройку, на его столе лежал свежий выпуск газеты «Дейли Телеграф», а к шкафу был прислонен туго свернутый черный зонтик. Он показался мне забавной карикатурой на настоящего английского джентльмена. Впоследствии я узнал, что раньше Джордж работал личным секретарем у Максвелла, но, в отличие от остальных, ушел сам, не дожидаясь увольнения. Он был другом детства и соседом по комнате в Оксфордском университете сына Максвелла, Кевина, так что ему подыскали другое место. Как бы ни унижал Максвелл подчиненных, он на удивление высоко ценил семейные узы, которые в какой-то степени распространялись и на Джорджа.
