1943 III ПОСЛЕ ВОЙНЫ Я вас хочу предостеречь От громких слов, от шумных встреч, Солдатам этого не надо. Они поймут без слов, со взгляда, — Снимать ли им котомку с плеч… «Вы мне напомнили о том…»
Вы мне напомнили о том, Что человеку нужен дом, В котором ждут. Я сто дорог исколесил. Я молод был. И я спросил: — Быть может, тут?.. Не поднимая головы, — Быть может, тут, — сказали вы, — Смеяться грех… Война… И тяжкий ратный труд. И кровь… Но дом, в котором ждут, Он был у всех. Я, как и все, в пути продрог. Он полон был таких тревог, Он так был крут… Стою с котомкой под окном. Открой мне двери, милый дом, В котором ждут. 1955 КОГДА-НИБУДЬ В воскресный день К воротам подъезжает Вместительный лазоревый автобус, Похожий на прогулочную яхту. Такие ходят лишь по воскресеньям… В него садятся женщины В косынках Из легкого, как ветер, крепдешина, Мужчины в пиджаках и белых брюках, Девчонки, голенастые как цапли, И хорошо умытые подростки, Солидные, с платочками в карманах… Свершается воскресная прогулка К местам боев. Езды не больше часа. Летят столбы, И загородный гравий Под шинами хрустит на поворотах… Меня сегодня тоже приглашали. Я отказался — Вежливо и твердо. Во мне укоренилось убежденье: Места боев — не место для прогулок. Пусть я не прав, — Я не хочу увидеть В траншее, где погиб комбат Поболин, Консервный нож, пустую поллитровку И этикетку «Беломорканала». Пусть я не прав, Но я сочту кощунством Девичий смех в разрушенной землянке, Где веером поставленные бревна О многом говорят глазам солдата… Я знаю, что со мною на прогулке Здесь были бы трудящиеся люди, Хлебнувшие в войну немало горя, Товарищи, сограждане мои. Но мне не нужно камерной певицы, Воркующей с пластинки патефона, И разговор о солнечной погоде Я не смогу достойно поддержать… Когда-нибудь я снова буду здесь. Не через год, Не через десять лет, А лишь почуяв приближенье смерти. Ни поезд, Ни лазоревый автобус Под Колпино меня не привезут. Приду пешком В метельный серый день И на пути, ни разу не присяду. Приду один. Как некогда. В блокаду. И дорогим могилам поклонюсь. 1952 БЫЛ ДО ВОЙНЫ У НАС АКТЕР Был до войны у нас актер, Играл на выходах. Таких немало до сих пор В различных городах. Не всем же Щепкиными быть И потрясать сердца. Кому-то надо дверь открыть, Письмо подать, На стол накрыть, Изобразить гонца. Он был талантом не богат, Звезд с неба не хватал. Он сам пришел в военкомат, Повестки он не ждал. Войны Железный реквизит И угловат и тверд. Военный люд. Военный быт. Массовка — первый сорт! Под деревушкой Красный Бор Фашисты бьют в упор. Был до войны у нас актер (Фашисты бьют в упор…), Хоть не хватал он с неба звезд (Фашисты бьют в упор…), Но встал он первым в полный рост (Фашисты бьют в упор…). Таланты — это капитал, Их отправляют в тыл, А он героев не играл, — Что ж делать, — он им был. 1958 ПОГИБШЕМУ ДРУГУ Прости меня за то, что я живу. Я тоже мог остаться в этом рву. Я тоже был от смерти на вершок. Тому свидетель — рваный мой мешок. Прости меня за то, что я хожу. Прости меня за то, что я гляжу. За то, что ты лежишь, а я дышу, Я у тебя прощения прошу… О дружбе тысяч говорим мы вслух, Но в дружбе тысяч есть и дружба двух. Не мудрено, что в горький тот денек И среди тысяч был я одинок. Тайком я снял с твоей винтовки штык, К моей винтовке он уже привык. И верю я, что там, в далеком рву, Меня простят за то, что я живу. 1946 «Мне солдатские снились котомки…» |
