Я снова поднял бокал и выпил.

— Великолепно.

— Не правда ли? Теперь у меня достаточно денег, чтобы помочь папе! — заявила она, а глаза у нее светились. — Я всегда мечтала об этом. Я устрою его в клинику в Майами. Буду молить Бога, чтобы его вылечили.

Я украдкой взглянул на нотариуса. Тот печально покачнул головой.

— Я предупредил Пегги, — сказал он. — Никакой надежды. Бедняга Боб!

— Нет, я не верю. Уж очень это было бы несправедливо! Он все равно поедет в клинику. Для чего тогда эти деньги, если я не в силах помочь дорогому мне человеку?

— А отель? — спросил я. — Его вы тоже намереваетесь продать?

Она покачала головой.

— Больше нет. Я передумала. Папа просит, чтобы отель продолжал работать. С теми деньгами, которые я получила за фабрику, я хочу его модернизировать. Мистер Поллак считает, что-я права.

Пегги злорадно усмехнулась.

— К тому же местные кумушки перестанут злословить на мой счет. Тут деньги в почете…

— Что произошло на дознании по поводу смерти Везерспуна? — спросил я у нотариуса.

— Все закончилось очень быстро: несчастный случай.

Я усмехнулся. Доктор Стид действительно был необычайно лоялен к своему старому другу-пьянице.

— Ну что ж, Пегги, еще раз поздравляю. Желаю вам большого настоящего счастья.

Расставшись с ними, я поднялся к себе в комнату. Улегшись на постель, поскольку я еще не полностью оправился от шока, в который уже раз стал подводить итоги.

Практически я собрал необходимые материалы для разоблачения преступной банды торговцев наркотиками, но не с таким заданием я сюда прибыл. Поэтому, следуя совету отца вернуться назад к исходному моменту и постараться обнаружить что-то, незамеченное ранее, если ты оказываешься в тупике, я стал обдумывать свою деятельность в Сирле под новым углом.

Я отбросил преступную группу по наркотикам, Рейза, Стобарта и Стеллу, они являлись отклонением, и сосредоточил внимание на Волли Воткинсе, добрейшем старичке, который выращивал розы. Я ясно представил себе растерянную физиономию в тот момент, когда я спросил у него, не видел ли он недавно Джонни Джексона. Он заколебался, прежде чем мне ответить: честные люди не любят говорить заведомую ложь.

Сбросив ноги с постели, я взглянул на часы. 19.30. Мне захотелось есть, я спустился в ресторан, поздоровался с собравшимися там людьми и заказал натуральный бифштекс с гарниром.

Поев, я сел в машину и отправился к дому Воткинса.

Солнце закатилось, тени удлинились.

Я поставил машину ярдах в двухстах от дома Воткинса и прошел пешком остальную часть пути. Повернув за угол, я увидел малюсенький коттедж. Свет горел в гостиной. Занавески были опущены. Сильно пахли розы.

Пробираясь совершенно бесшумно по саду, обошел дом с другой стороны. Спальни были во мраке. Я захватил с собой фонарик. Остановившись, я прислушался. До меня доносился лишь шум грузовиков, проезжающих по шоссе.

Я нашел маленькую калитку, которая привела меня в задний садик, прошел по тропинке мимо роз с длинными стеблями, тех самых, которые были срезаны на могилу Фреда Джексона, и добрался до дома. Окна спальни выходили в маленький садик. Одно из них было широко раскрыто. Я осветил фонариком внутренность комнаты. Это, конечно, была спальня Волли Воткинса: двуспальная кровать, стенные шкафы, никаких безделушек. Я прошел к следующему окну и направил луч фонарика на это помещение. Оно было значительно меньше. Типичная девичья комната с односпальной кроватью. На туалетном столике находились флаконы и баночки со всякими вещами, которые так необходимы женщине. Все мое внимание привлек парик светлых волос на ночном столике. Его локоны были тщательно уложены и ниспадали почти до самого пола.

Я подергал окно. Оно было заперто, и мне пришлось вернуться к соседнему, неслышно забраться в спальню Волли и направиться в темный коридорчик.

Волли слушал новости, передавали что-то о землетрясении. Я прокрался ко второй двери, приоткрыл ее и очутился в женском царстве. Закрыв дверь, я обшарил его лучом фонарика. Никакого сомнения: это была комната девушки. На полках вдоль стены были расставлены куклы. На кресле лежал сильно потертый коричневый медвежонок. Но, пожалуй, больше всего меня поразила деревянная рамочка над изголовьем кровати.

Я шагнул вперед. В рамке под стеклом поблескивала медаль. Медаль Почета. Медаль Митча Джексона, которая, как я был уверен, раньше висела над кроватью Фреда Джексона. Над чьей же кроватью она висела теперь? Джонни Джексона? Неужели его гомосексуальные наклонности зашли так далеко, что он носил женский парик, а в комнате были куклы и лохматый медвежонок?

Возможно конечно, но я сомневался.

Я подошел к стенному шкафу и заглянул в него. Там висело несколько женских платьев, все для молодой девушки. Дешевенькие, которые можно купить в любом магазине. Кожаная куртка, две пары джинсов «Левис». На полке я нашел два бюстгальтера и три пары белых трусиков.

Посмотрев еще раз на медаль, я снова прошел через комнату Воткинса, выскользнул из окна и обошел вокруг дома, чтобы попасть в него нормальным путем.

Подойдя к входной двери, я нажал на звонок. Мне было слышно, как перестал работать телевизор, в доме воцарилась тишина. Я обождал несколько минут, потом снова позвонил. После довольно продолжительного ожидания дверь открылась и Воткинс посмотрел на меня.

— Хэлло, мистер Воткинс, — сказал я, — Дирк Уоллес.

— Да, — сказал он, загораживая собой вход. — Боюсь, мистер Уоллес, ваш визит неудобен. Может быть, завтра?

— Очень сожалею, но не завтра. Я должен поговорить с вами о вашем сыне.

Я увидел, что он окаменел. Дверная лампа не горела, так что его лицо оставалось в тени.

— Мистер Уоллес, — заговорил он нерешительно, — помнится, я говорил вам, что мой сын больше меня не интересует. Если вы собираетесь мне что-то сообщить, с этим можно подождать и до завтра. Вы должны меня извинить.

Он начал закрывать дверь. Я шагнул вперед.

— К сожалению, мистер Воткинс, это полицейское дело. Вполне возможно, что вы тоже будете вовлечены Нам лучше поговорить.

— Полицейское дело?

Он отодвинулся в сторону, я вошел в коридор и закрыл дверь.

— Совершенно верно. Мне действительно очень жаль, но мы должны поговорить.

Он определенно колебался, потом покорно кивнул головой и распахнул дверь в гостиную.

— В таком случае вам лучше войти, мистер Уоллес.

Я вошел в удобную, очень уютную гостиную. Стол был сервирован для обеда двух человек.

— Надеюсь, это не займет много времени, мистер Уоллес, я собирался обедать.

Ему очень не хотелось, но старомодное гостеприимство заставило его вежливо осведомиться:

— Может быть, хотите выпить?

— Спасибо, нет.

Я подошел к шезлонгу и сел.

— К сожалению, я должен сообщить вам, что у вашего сына серьезные неприятности. Он возглавлял банду торговцев наркотиками прямо здесь, в Сирле. Точнее сказать: возглавляет.

Я внимательно наблюдал за его лицом и увидел, как оно вздрогнуло.

— Мой сын? Здесь?

Он подошел к стулу и тяжело опустился на него.

— Ничего не понимаю. Сид здесь?

— Не в Сирле. Он проживает в Парадиз-Сити под именем Герберта Стобарта. У него дом стоимостью в полмиллиона долларов и несколько машин. Вместе с Гарри Везерспуном они организовали весьма доходное «кольцо» по сбыту наркотиков. За год они зарабатывали порядка трех миллионов.

— Гарри Везерспун?

Старик окончательно растерялся.

— Разрешите внести ясность в дело, мистер Воткинс. Большая часть того, что я собираюсь вам сказать, основана на догадке, но у меня есть доказательства правильности моих предположений. Все началось во Вьеттнаме. Везерспун был там агентом по наркотикам, работающим в армии. Положение в армии было скверное. Везерспун узнал, кто поставляет наркотики солдатам. Такой толкач должен был иметь контакты с кем-то, достающим эти наркотики. Везерспун обнаружил, что таким лицом был ваш сын. До того, как успели арестовать толкача, коим был Митч Джексон, тот пал в бою. Везерспун, должно быть, вспомнил, какие огромные деньги можно заработать. Он был жадным до денег человеком, поэтому он связался с вашим сыном, и они быстро нашли общий язык. Когда их демобилизовали, они уже обмозговали план использования банок с консервированными лягушками для того, чтобы снабжать героином богатых дегенератов. Наркотик находился в маленьком мешочке, который якобы содержал порошкообразный соус особого состава, с которым едят лягушек. Идея была великолепная, главным образом безопасная. Ваш сын постепенно собрал внушительный список лиц, желающих по почте получать такого рода «консервы». Таким способом раз в месяц они получали наркотик. Везерспун занимался изготовлением «консервов». Ваш сын — клиентурой и получением героина. Потом что-то случилось. Что именно — сказать не могу, но только Везерспун решил выйти из игры. Он заработал, как теперь стало известно, около полумиллиона и подумал, что с него довольно. Возможно, он поссорился с вашим сыном. Не знаю. Да это и не имеет значения. Как большинство других торговцев, пожелавших отказаться от рэкета, он умер. Его фабрику только что приобрел мексиканец, Эдмундо Рейз, которого финансировал ваш сын. Эта пара воображает, что смогут продолжать дело, но у меня достаточно доказательств для того, чтобы упрятать их за решетку на пятнадцать лет.