– Какой ты меркантильный, расчётливый, – с притворным осуждением воскликнула Милана. – Я не знала, что ты на мои деньги заришься.
– Да нет, на самом деле, я был и раньше влюблён в тебя.
– Только не говори, что с детства! – перебила она меня с притворным ужасом. – Я не настолько старая!
Я незаметно улыбнулся, вспомнив, о недовольстве Гурченко, когда к ней подходили древние старушки и надтреснутым голосом признавались: «Я люблю вас с детства».
– Ну, мне лет пятнадцать было, когда я увидел тебя в фильме «Золотые струны». Ты играла певицу, твоя первая главная роль. Безумно влюбился. В тебя, твой потрясающий голос. Решил, буду режиссёром, чтобы только тебя снимать. А потом ты вышла замуж за Верхоланцева. Но все равно осталось это чувство. Я на эти съёмки согласился в основном из-за тебя.
– А говорил, денег хочешь заработать, – напомнила она. – Врунишка.
– Ну, это само собой. Только я сейчас так выматываюсь, что не рад ставке, которую твой муж выбил.
– Господи, какие вы мужики ленивые, – проворчала она. – Ты и снимаешься-то не каждый день, а уже устал. А как актёрам приходится по шестнадцать-восемнадцать часов, в пустыне, в степи сниматься? Да каждый день. Три часа на сон, час на еду.
– Милана, я не только у Верхоланцева играю, но ещё в реалити-шоу участвую, – объяснил я спокойно. – Там попроще, конечно. Без репетиций, дублей, просто прихожу и что-то изображаю. Но все равно, зверски не высыпаюсь.
Милана нахмурилась, присела рядом.
– А где это происходит?
– Да, там же, где мы снимаемся в павильонах, рядом. Целый город выстроен – с парками, казино, магазинами, кафе, театрами. Все по-настоящему. Я там изображаю репортёра, бегаю с древней фотокамерой и делаю снимки. Иногда приходится от всяких уродов отбиваться. В общем, интересно, но тяжеловато на два фронта работать. Тем более, мою роль у Верхоланцева увеличили. А Северцев тоже в этом реалити-шоу участвовал?
Милана не ответила, но напряглась и отвела глаза.
– Ты что-то скрываешь от меня? – я попытался растрясти её.
– Я не скрываю, Олег. Я почти ничего не знаю об этом. Только то, что Гриша был сильно не доволен. Он не рассказывал подробно, но пару раз признался, что это неприятная работа. Он согласился на неё из-за денег.
– Из-за того, что попал в кабалу к Розенштейну?
– Да, Розенштейн имел над Гришей власть. Я не знаю, каким образом это произошло, у них были отвратительные отношения, но Гриша не мог ничего сделать. Поэтому я тебе и говорила раньше: Давид никак не мог убить Гришу, поскольку нуждался в нем, получал за его участие огромные деньги.
– Откуда ты знаешь, какие деньги он получал? – встрепенулся я.
Милана вздрогнула, будто я поймал её на чем-то постыдном, прикусила губу.
– Милана, я так понимаю, ты знаешь, кто убил Северцева?
– Нет-нет, Олег, не знаю, – выдохнула она. – Только могу сказать, кого из списка потенциальных убийц можно исключить. Но кто убил – не знаю. Прошу тебя, перестань заниматься этим делом, – вдруг взмолилась она. – Я боюсь за тебя.
– Ну, уж нет, я подобрался слишком близко. И потом Кастильский сказал, раз я согласился на роль Северцева, значит и его карму принял на себя. И должен раскрутить этот клубок.
– Кастильский? Кто это?
– Местный колдун, экстрасенс, ясновидец. Я к нему несколько раз ходил. После сеанса в каком-то …э-э-э паноптикуме мне стал являться призрак Северцева.
– Паноптикуме? Психомантиуме?
– Да точно. Не могу запомнить это дурацкое название.
– Господи, Олежек, с каких это пор ты стал верить колдунам? – усмехнулась Милана, взлохматив мне волосы. – Ты же скептик, лихо всех разоблачаешь. Я помню цикл твоих статей о Мессинге. После этого у меня никаких сомнений не осталось, что Мессинг был шарлатаном.
– Не шарлатаном, а просто неплохим мистификатором и фокусником. Но не суть. Я действительно не верил в колдунов и ясновидцев. И Кастильский явно замешен в неблаговидных делах, но впервые ощутил, что у него есть дар, особенная энергетика. Он ведёт себя иначе, чем те колдуны, с которыми я имел дело. Я верю ему.
– Он просто сдирает с тебя деньги, как все остальные. Вот и все.
– Деньги я плачу небольшие. Практически ничего. А советы он даёт полезные. К примеру, сказал, что тебе угрожает опасность, и это выполняется.
– Это случайности. Один раз несчастный случай, потом я сама…
– Нет, малыш. Рядом с тобой находится человек, который хочет завладеть твоей душой. Впрочем, как я понял, душой Верхоланцева тоже. Это не мудрено, он талантливый человек, этого не отнять, особой силой обладает.
Милана рассмеялась, запрокинув голову.
– Господи, Олежек, ну что ты говоришь?! Это так смешно выглядит. Ты скептик, циник. И вдруг – «завладеть душой». Ну не обижайся, зайчик, пожалуйста, – она ласково провела по моей щеке. – Но ты же взрослый человек, как ты можешь верить в подобные глупости?
Я понял, что рассказывать Милане о призраке, которого увидел рядом с Мельгуновым, совершенно бессмысленно.
– Дорогой, ты не обиделся? – она обвила меня за шею.
– Разве я могу обижаться на тебя? – я улыбнулся.
Я уложил её на спину, наклонился, покрывая нежными лёгкими поцелуями грудь, шею.
Внезапно послышался странный шум, будто кто-то ломился по лесу, не разбирая дороги.
Я с неудовольствием оторвался от приятного занятия. Из леса вылетел невысокий парень в лохмотьях, лицо представляло собой единое иссиня-красное месиво. Но я все равно узнал его. Он остановился на краю леса, задыхаясь. Увидев меня, бросился со всех ног, спотыкаясь и падая.
– Помоги, кореш, пожалуйста! – прохрипел он, добравшись до меня на четвереньках.
– Что с тобой, Колян? Кто за тобой гонится?!
– Помнишь, я тебе говорил. Они меня убьют, как остальных!
Он упал мне под ноги, я помог ему встать и потащил к катеру.
– Там, такое, ты не представляешь. Я с трудом сбежал. Всех остальных порешили, – бормотал он. – Жуткая бойня. Если поймают, мне конец. Я единственный, кто сумел сбежать.
Милана в ужасе взглянула на нас, но подала руку, чтобы помочь взобраться в катер.
Сухой резкий звук, будто удар плетью. Колян обмяк и кулём свалился мне под ноги.
Около дерева, метрах в ста от нас, стоял высокий сухопарый мужчина в тёмном костюме. Скорее это походило на форму. Он перезарядил винтовку, прицелился. Быстро взглянув на неподвижно лежащего Коляна, я крикнул:
– Милана, быстро на дно!
Пуля чиркнула по моей щеке, но я с силой толкнул катер в воду, впрыгнул и завёл мотор. На берег высыпало несколько человек в такой же форме, с винтовками.
Мы летели по водной глади под свист пуль, выскочили из лагуны и понеслись к лодочной станции.
– Жива? – спросил я Милану, которая по-прежнему лежала на дне.
Она привстала, села на скамейку и провела рукой по взмокшему лбу.
– Вроде бы, – пролепетала она. – Что это было, Олег?
Я почесал в затылке, кажется, я знал ответ, но решил пока не делать выводов.
Осмотрел катер: в нескольких местах в бортах торчали гильзы. Если бы они пробили мотор, мы бы точно пошли ко дну. Мы причалили к пристани, я помог Милане выйти, прижал к себе.
– Успокоилась, малыш?
Вытащил из-под скамейки пиджак, набросил ей на плечи.
– Отвези меня назад, – тихо попросила она. – Ты же знаешь, я сбежала.
Мы вернулись в больницу, прокрались в палату, она юркнула в кровать и закрылась одеялом до подбородка.
– Молодой человек, что вы тут делаете?! – услышал я вопль дежурной медсестры. – Немедленно уходите! Или охрану вызову!
Я помахал Милане рукой, послал воздушный поцелуй, и вышел в коридор. Прислонившись к стене, глубоко задумался. Охрана палаты точно бы не помешала, те люди, которые пытались нас убить, захотят убрать свидетелей. Наверняка, они нас запомнили. Но к кому обратиться? Верхоланцев в больнице со сломанной ногой, Розенштейн сам завязан в этом деле, а Лифшиц – пешка.
Странное дело, я совершенно не ощущал страха, наоборот рвался вернуться на тот остров, обыскать его, найти разгадку гибели Коляна. Но в первую очередь я боялся за Милану.