– Вахид, тебе-то меньше всего надо опасаться, твоих хрустов кот наплакал.

– Вот только нэ надо так говорить, дарагой. И нэ надо делить – меньше, больше. Я рискую больше Бени, ты это должен помнить.

– А на казни вчера присутствовал?

– Конечно! Сделал такие снимки, закачаешься! Мой редактор сказал, несколько подобных репортажей, он простит половину моего долга! – воскликнул я.

– Тебе надо меньше за бабами ухлестывать, и не торчать в казино, тогда не будешь создавать долги, – пробурчал мой собеседник.

– Алекс, ну ты ворчишь, как старая перечница? Бабы, казино. А чем другим заняться в этом занюханном местечке? Скоро горожане совсем перестанут читать, а для подтирания задницы наша газетёнка слишком дорогая. Я же не ною по этому поводу.

Мы сидели в маленьком уютном баре и мирно беседовали. Звучала приятная музыка, вызывавшая сильный приступ ностальгии, что-то блюзовое, тридцатых-сороковых годов прошлого века. К нам подошла миниатюрная брюнетка в очень коротком красном платье. Круглое личико с кричащим вульгарным макияжем обрамляли жёстко завитые локоны, обесцвеченные перекисью.

– Молодой человек, не угостите даму сигареткой, – проронила она манерно, сделав попытку приземлиться рядом.

Я галантно вытащил пачку сигарет и зажигалку, но Алекс грубо спихнув деваху с табурета, злобно прошипел:

– Пошла вон, сука. Чтобы я тебя не видел здесь.

Особа лишь хмыкнула и направилась к выходу из бара, покачивая широкими бёдрами, которые еле-еле прикрывала короткая юбчонка.

– Ты чего, Алекс, ничего бабёнка, – с деланным огорчением произнёс я.

– Крис, я предупреждал, чтобы ты портовыми шлюхами не пользовался. Хочешь, предоставлю нормальный товар.

Я вздрогнул от резкого воя сирены, но не растерялся, поскольку знал отлично, что делать. Резво перемахнув через прилавок бара, вытащил припрятанный заранее дробовик. Мой собеседник оказался рядом и тоже схватил в руки оружие – оптическую винтовку. Через пару минут в бар ворвалось несколько чумазых мужиков в грязных, порванных костюмах с иссиня-красными лицами, искажёнными безумием. Они громко вопили, размахивая гаечными ключами и обрезками труб. Быстро перезаряжая дробовик, я выскакивал из укрытия, делал пару выстрелов и вновь прятался. Одного из уродов я подпустил совсем близко, выпрямился и съездил ему прикладом по морде, он закачался и рухнул вниз, как мешок с картошкой. Спустя четверть часа поток нападавших иссяк, а весь пол был завален трупами. Условными, конечно. Я знал, что пулевое отверстие образуется так называемыми «закладками», которые делают пиротехники для имитации взрыва при попадании.

Когда мы вылезли из-под прилавка, Алекс махнул рукой и его персонал начал оттаскивать «трупы» в служебное помещение.

Вновь уселись за столик и продолжили разговор, как ни в чем, ни бывало.

– Да, казнь, это круто, – проговорил я с довольной улыбкой. – Впрочем, для этих ублюдков я не стал бы тратить верёвку, можно всех забесплатно топить в океане.

– Смотри, как бы ты сам не оказался на их месте, – проворчал Алекс.

– Господи, ну я-то тут при чем? Я – добропорядочный гражданин, ничего не нарушаю, контрабандой не торгую. Убиваю только при самообороне.

– Они тоже были добропорядочными, пока не попали в руки копов, – угрюмо пробурчал Алекс. – И те показания не выбили.

Я сделал вид, что задумался. Весь диалог мы придумали экспромтом, поскольку могли импровизировать, как нашей душе угодно, но в рамках сюжета. Я изображал прожжённого репортёра, он – владельца маленького бара. Я получал удовольствие от того, что находился в этом странном месте. Меня, наконец, пустили в святая святых – павильоны, которые всегда были закрыты металлическими щитами.

Утром позвонил Лифшиц и быстро проговорил:

– Олег, в твоём контракте прописано участие в съёмках, помимо фильма с Дмитрием Сергеевичем. Ты не имеешь права отказываться.

Он решил, что я буду возражать! Идиот! Я ждал этого приглашения с нетерпением. Можно сказать, жаждал принять участие в той работе, о которой всё время говорил Розенштейн. За мной как обычно пригнали синий фургончик, привезли в таинственный павильон. Лифшиц встретил меня, завёл в комнатку.

– Олег, эти съёмки проходят в режиме реального времени.

– Реалити-шоу, – резюмировал я со знанием дела.

– Да. Тебе ничего особенного делать не придётся, будешь себя как обычно. Выбери персонажа по вкусу.

Он подал тонкую папку, в которой лежало несколько листков с коротким описанием каждого персонажа – жителя некоего города. Ничтоже сумняшеся, я выбрал репортёра по имени Кристофер Стэнли. Мне выдали пару старомодных костюмов и допотопную фотокамеру, похожую на ту, которую дед привёз с фронта, в память о его погибшем друге, военном корреспонденте. Эта камера Contax III делала вполне приличные снимки, на плёнку, в ней стоял хороший объектив, которому позавидовали бы и современные зеркалки. И я сумел ощутить себя настоящим репортёром, вспомнив с ноющей в сердце болью о том, как дед обучал меня «стрельбе по мишеням» с помощью подобной камеры. Он сам неплохо фотографировал. Долгими ночами мы проявляли плёнки, печатали фотографии при красном свете. Незабываемое время.

– Олег, ты должен вести себя так, словно давно живёшь в этом городе, – начал объяснять задачу Лифшиц. – Если начнёшь ошибаться, оговариваться, не страшно. Съёмки будут продолжаться пару часов. Иногда будут связаны с определённым риском. Не бойся, опасности для жизни никакой. Все предусмотрено.

«Определённый риск» был связан исключительно с нападением так называемых мутантов. В какой бы части «города» я не находился, перед их появлением срабатывала сигнализация – громкая сирена или светильники, встроенные в стены, начинали загораться и гаснуть ярко-красным светом. «Город» состоял из нескольких уровней, на которых находились магазинчики, жилые помещения, театр, парк, казино. Они сообщались между собой лифтами, похожими на батисферы. Когда я впервые вошёл в павильон, дух захватило от великолепия, раскинувшегося за огромными окнами – поднимающиеся со дна океана высокие башни. Все выглядело удивительно реалистичным: длинные ленты водорослей, ярко-оранжевые кораллы и стайки переливающихся серебром рыбок, быстро сновавших перед толстым стеклом. Я познакомился с некоторыми актёрами, в том числе с Владом Самариным, который изображал владельца бара, и по совместительству лидером повстанческой группировки, Алекса Робинсона.

– Ну ладно, – сказал я. – Пойду, меня редактор ждёт.

Это был условный знак окончания моей работы. Я вышел из бара, свернул к незаметной двери, за которой начинался коридор в служебное помещение, переоделся в гардеробной и пошёл искать Лифшица.

– А, Олег, уже закончили, – услышал я голос второго режиссёра. – Идемте, сейчас будет снимать сцену с Миланой.

Сразу испортилось настроение. Я не знал, как вести себя с Миланой. Сделать вид, что ничего не знаю, принимать её знаки внимания, как обычно. Или сразу расставить все точки над ё, выяснить отношения и разорвать эту связь навсегда? Я уговаривал себя до тех пор, пока Лифшиц вёл меня по коридору. Но как только я вошёл, увидел Милану, все приготовленные заранее слова вылетели из головы. А циничные откровения Верхоланцева перестали казаться ужасными. Милана улыбнулась, очаровав ямочками на нежных щёчках, тёплая волна залила душу, и я решил отложить неприятный разговор.

– Олег, как я рада видеть тебя! – она протянула ко мне руки. – Нам с тобой предстоит очень тяжёлая работа, – добавила она, лукаво подмигнув.

– Кирпичи таскать? – предположил я, целуя ей пальчики.

– Да, что-то в этом роде. Эротическая сцена, – она махнула ручкой в сторону огромной кровати в стиле Людовика XIV, стоявшей у стены на паласе с выцветшим восточным орнаментом.

Я присвистнул от удивления, медленно подошёл ближе, обошёл вокруг. Такую мебель я видел только в музее – широкая кровать со спинками резного дерева, отделанного позолотой, и огромным живописным полотном в изголовье. Рядом суетились техники, проверяя камеру, освещение. Кирилл, поднимая длинные ноги, как цапля, медленно обходил комнату по периметру, осматривая закреплённые осветительные приборы. Стало неуютно, на глазах целой кучи людей мы будем изображать любовь?