— Неделю назад ты перстень за карточный долг получил: вернуть надо, он ворованный.
— Я здесь при чем: спрашивай с того, кто воровал.
— Спросил. Нужен перстень.
— Неси деньги: отдам! — засмеялся Шкет. — Не понимаю, почему соучастием в краже не пугаешь или в камеру не сажаешь? Или, как сплетничают, вправду из милиции ушел?!
— Это роли не играет, — поморщился Вилкин. — Перстень ты неизвестно где держишь, а меня только он интересует. Понимаю, что даром не отдашь, поэтому предлагаю сыграть в очко: кто выиграет, тот и получит.
— Со мной? В очко/ — Шкет явно был ошарашен. — В своем ли ты уме, капитан?!
— В своем. Или испугался?!
— На понт не бери. Не понимаю, в чем твой интерес?
— Я перстень пообещал вернуть. А слово свое держу.
— Теперь понятно. Хорошо: встречаемся завтра в семь вечера. Очко, тридцать две карты, новая колода, три выигрыша для победы. Туз — одиннадцать, фигуры — десять очков, остальные карты — по номиналу. Я ставлю перстень, а ты?
— Два золотых обручальных кольца.
— Не маловато ли? Кольцо с драгоценным камнем.
— Перстень еврейского происхождения, кто его купит?
— Да — а? Если докажешь, что жидовское, то согласен.
— Завтра докажу.
Встав, Вилкин направился к выходу; с интересом следившая за беседой Лазейкина быстро открыла перед ним дверь.
— Может, это не мое дело, — негромко произнесла она, выводя Вилкина на улицу, — но карты для Шкета — не забава, а профессия. Вы что: всерьез на выигрыш рассчитываете? Или другое надумали?
— Завтра узнаете! — улыбнулся Вилкин и, попрощавшись, отправился домой.
Вечер и следующий день Вилкин занимался подготовкой к карточному поединку. План игры был составлен заранее: пришлось пришивать специальные карманы к подкладке пиджака и в рукаве, снять наждаком часть кожи на подушечках пальцев, — чтобы чувствовались вдавленные точки на крапе, изучать вольты и приемы раздачи карт. Вилкин понимал, что имеет дело с шулером, но человеческая психология такова, что профессиональный обманщик обычно не учитывает, что к нему могут быть применены его же приемы.
В семь часов вечера Вилкин заходил в квартиру Лазейкиной.
— Показывай свою ставку, — велел Шкет, когда Вилкин уселся напротив него за столом.
Вынув из кармана взятые у матери обручальные кольца, Вилкин пододвинул их Шкету. Осмотрев их, Шкет пожал плечами:
— Вроде бы не туфта!
Достав из — за пазухи перстень, протянул его Вилкину.
— Видишь надпись на древнееврейском? — Вилкин повернул камень на перстне лицом к Шкету. — Она переводится: «Симха, сын почтенного рабби Иосифа, да будет благословенна его память».
— Откуда знаешь?
— В книге прочитал. Надписи подобного рода на Востоке — обычное дело.
— Ладно, играем! — решил Шкет. — Вот пять запечатанных колод: выбирай!
Вилкин ткнул пальцем в одну из колод. Отодвинув остальные на угол стола, Шкет небрежно распечатал пачку и, перетасовав карты, протянул Вилкину для снятия, после чего бросил по одной карте картинкой вверх себе и сыщику. У Вилкина оказалась восьмерка, у Шкета — валет. Следующая, закрытая карта была девятка и Вилкин понял, что проиграл: любая карта Шкета — кроме семерки — давала сумму большую, чем его семнадцать очков.
— Показываю! — сказал он, открывая карты.
— Не повезло тебе, капитан! — ухмыльнулся Шкет, бросая на стол валет и десятку. — У меня двадцать.
— Ты, случайно, не мухлюешь? — недоверчиво спросил Вилкин.
— Что ты, капитан?! — заулыбался Шкет, тасуя карты — Невинен, как младенец.
Вилкин понимал, что в первой игре Шкет проверял, не приготовил ли сыщик какие — либо сюрпризы. Убедившись в их отсутствии, теперь по правилам шулерской психологии этот кон Шкет должен отдать Вилкину: и действительно сышик получил натураль при переборе очков у Шкета.
— Везунчик ты, капитан! — покачал головой Шкет. — Точно без перстня останусь!
— Смена сдающего при новой колоде! — потребовал Вилкин по праву победителя кона.
— Хорошо! — согласился Шкет и подмигнул Лазейкиной, сидевшей в стороне и с любопытством наблюдавшей за игрой.
Взяв перстень в левую руку, Вилкин пододвинул запечатанные колоды и начал по очереди их рассматривать, поднося поближе к глазам. Внезапно перстень выпал и запрыгал по столу: пользуясь тем, что Шкет и Лазейкина перевели взгляды на перстень, Вилкин отпустил колоду, упавшую вглубь пиджачного рукава и, тряхнув кистью, высвободил из карманчика рукава ткнувшуюся ему в ладонь «свою» карточную колоду.
— Эти беру! — Вилкин бросил запечатанные карты на середину стола. — А остальные, чтоб не перепутать, на тумбочку отнесу.
Переложив карты на стоявшую у окна тумбочку, — и незаметно закрепив «провалившуюся» колоду в карманчике рукава, — Вилкин вернулся на место. Он старался вести себя суетливо, создавая видимость человека, взявшегося не за свое дело и теперь жалеющего об этом. Он не сомневался, что Шкет мысленно над ним потешается: карты во всех запечатанных колодах были помечены и шансы победить у сыщика равнялись нулю. Шулер не подозревал, что его действия происходили в соответствие с намеченным Вилкиным планом, и когда Шкет проигнорировал обязательную жеребьевку на первого сдающего, то Вилкин позволил ему это только для того, чтобы на волне превосходства Шкет отдал ему один кон.
Распечатав карты и перетасовав их отрепетированными движениями, Вилкин протянул колоду для снятия: когда Шкет, отыскивая свою срезанную клином карту, протянул руку, Вилкин отодвинулся и мягко сказал:
— Пальчиком, сэр!
Удивленно посмотрев на Вилкина, шулер нехотя указательным пальцем сдвинул карты. Перенеся верхнюю часть карт в низ колоды, Вилкин оставил боковой сдвиг параллельно длинному краю карт, скрывая его ладонью левой руки, и, двигая карты к краю стола, согнул колоду вогнутой стороной к себе и резко отпустил колоду из правой руки, с легким щелчком прыгнувшей в ушедшую под стол левую руку. В этот краткий, длящийся не более двух секунд, момент Вилкин вернул сдвинутую часть карт в первоначальное положение и, аккуратно положив колоду на стол, начал раздачу. Взяв выпавшую ему десятку, Шкет бросил взгляд на крап и покраснел от злости, поняв, что колода подменена.
— Головка заболела? — участливо спросил Вилкин, пододвигая Шкету вторую карту. — Послать за доктором Айболитом?
— Ничего, пройдет! — хрипло ответил Шкет, протянув руку за картой: Вилкин знал, что это девятка.
Сдав себе еще две карты, Вилкин развернул их картинками вверх и бросил на стол:
— Три семерки: тройной выигрыш!
— Но не у сдающего! — возразил пришедший в себя и что— то обдумывавший Шкет. — У нас русское, а не американское очко. Так что счет два — один. Новая колода и моя очередь выбирать.
Лазейкина, с интересом поглядывая на Вилкина, перенесла карты с тумбочки на стол: Шкет быстро выбрал одну из своих запечатанных колод, велев вернуть остальные на тумбочку; Вилкин с сожалением проводил глазами ту, что принесла ему выигрыш.
— Не всегда коту масленица! — ухмыльнулся Шкет, поймав взгляд Вилкина, и, распечатав колоду, передал сыщику:
— Тасуй!
Быстро перетасовав карты, Вилкин протянул их Шкету, сделав вид, что не заметил, как Шкет перед снятием сдавил колоду двумя пальцами, нащупывая карту с подрезкой. Подровняв колоду, Вилкин взял левой рукой верхнюю карту и кинул Шкету: скользнув по столу, карта — это была десятка — едва не упала на пол. В ту секунду, когда Шкет смотрел на свою карту, Вилкин, опустив правую руку с колодой ниже уровня стола, уронил ее в пришитый вчера специальный карман на подкладке пиджака, вытащив одновременно двумя пальцами находившиеся в кармане свои карты. Возвращая левую руку к груди, взял верхнюю карту и положил перед собой картинкой вверх. Шкет озадаченно посмотрел на Вилкинскую семерку — вероятно, там намечалась другая карта, — потом открыл вторую карту, брошенную ему Вилкиным, и ошеломленно застыл. Вилкин знал, что у Шкета восемнадцать очков, тогда как у него вновь были три семерки.