Дровяной вор человек отчаянный. И враз его никогда на учет не возьмешь.
А поймали мы вора случайно.
Дрова были во дворе складены. И стали те общественные дрова пропадать. Каждый день три-четыре полена недочет.
А с четвертого номера Серега Пестриков наибольше колбасится.
— Караулить, — говорит, — братишки, требуется. Иначе, говорит, никаким каком вора не возьмешь.
Согласился народ. Стали караулить. Караулим по очереди, а дрова пропадают.
И проходит месяц. И заявляется ко мне племянник мой, Мишка Власов.
— Я, — говорит, — дядя, как вам известно, состою в союзе химиков. И могу вам на родственных началах по пустяковой цене динамитный патрон всучить. А вы, говорит, заложите патрон в полено и ждите. Мы, говорит, петрозаводские, у себя дома завсегда так делаем, и воры оттого пужаются и красть остерегаются. Средство, говорит, богатое.
— Неси, — говорю, — курицын сын. Сегодня заложим.
Приносит.
Выдолбил я лодочку в полене, заложил патрон. Замуровал. И небрежно кинул полешко на дрова. И жду: что будет.
Вечером произошел в доме взрыв.
Народ смертельно испугался — думает черт знает что, а я-то знаю и племянник Мишка знает, в чем тут запятая. А запятая — патрон взорвал в четвертом номере, в печке у Сереги Пестрикова.
Ничего я на это Сереге Пестрикову не сказал, только с грустью посмотрел на его подлое лицо и на расстроенную квартиру, и на груды кирпича заместо печи, и на сломанные двери — и молча вышел.
Жертв была одна. Серегин жилец — инвалид Гусев — помер с испугу. Его кирпичом по балде звездануло.
А сам Серега Пестриков и его преподобная мамаша и сейчас живут на развалинах. И всей семейкой с нового году предстанут перед судом за кражу и дров пропажу.
И только одно обидно и досадно, что теперича Мишка Власов приписывает, сукин сын, себе все лавры.
Но я на суде скажу, какие же, скажу, его лавры, если я и полено долбил и патрон закладывал?
Пущай суд распределит лавры.
Новое в искусстве
Есть такая пьеса «Кто виноват?» Не знаете? Ну, так вот, очень любопытная пьеса. Советую посмотреть.
В одном акте там шайка грабителей купца грабит. Очень натурально выходит. Купец кричит, ногами отбивается. Жуткая пьеса. Обязательно посмотрите!
Эта пьеса шла, между прочим, в Астрахани. Любители-водники ставили в клубе имени Демьяна Бедного.
А один артист, Чесалкин (может, знаете? Он в астраханском техникуме учится. Хороший такой парнишка), — так Чесалкин этот играл роль купца.
Так вот, играет он роль купца — кричит, значит, ногами отбивается и чувствует, будто ктой-то из любителей действительно в боковой карман к нему лезет.
Запахнул Чесалкин пиджачок свой.
«Игра, — думает, — игрой, а зачем же по карманам шарить?»
И сам, конечно, в сторону от артистов, которые грабителей играют. А те наседают. Вынули бумажник с деньгами (18 червонцев) и к часам прутся.
Ну, конечно, Чесалкин закричал тут не своим голосом. Караул, дескать, всерьез грабят.
От этого полный натурализм получился. Публика в совершенном восторге в ладоши жарит. А купцу не до публики.
— Последние, — кричит, — сбережения всерьез сперли. Честью прошу отдать!
Ну, которые спецы — видят — неладно. Не по пьесе слова. Суфлер тут из будки вылезает.
— Кажись, — говорит, — на самом деле бумажник у купца свистнули.
Дали занавес. Отпоили купца водой. Допросили.
— Да, — говорит, — какой-то из любителей по ходу пьесы бумажник вынул.
Немедленно устроили обыск у любителей. Однако денег не нашли. А пустой бумажник кто-то подкинул в кулисы.
Доиграл Чесалкин пьесу совершенно расстроенный и с пустым бумажником ушел домой.
Это истинное происшествие из мира искусства произошло 4-го января 1925 года.
А так, на остальном культурно-просветительном фронте все обстоит благополучно. Дела идут, контора пишет.
Отдайте, черти, бумажник! Не срамите!
Спичка
Выступил у нас с докладом один докладчик. Или он от союза деревообделочников, или он от спичечного треста. Неизвестно это. На лице у него не написано.
Длинную такую, хорошую речь произнес. Много чего сказал теплого и хорошего. И производительность, говорит, улучшается. И производство, говорит, сильно вперед прет. И качество, говорит, товара становится замечательным. Сам бы, говорит, покупал, да деньги нужны.
Бодрые вещи говорил. Раз двадцать его народ перебивал и хлопал ему. Потому всем же приятно, когда производительность повышается. Сами понимаете.
А после докладчик стал цифры приводить. Для наглядности сказанного.
Привел две цифры и чтой-то осип в голосе. Взял стакан воды, глотнул. А после говорит:
— Устал, говорит, я чтой-то, братцы. Сейчас, говорит, закурю и буду опять продолжать цифры.
И стал он закуривать. Чиркнул спичку. А спичечная головка, будь она проклята, как зашипит, как жиганет в глаз докладчику.
А докладчик схватился рукой за глаз, завыл в голос и упал на пол. И спичками колотит по полу. От боли, что ли.
После ему глаз промыли и платком завязали.
И снова его на кафедру вывели.
Вышел он на кафедру и говорит:
— Чего, говорит, цифры зря приводить и себя подвергать опасности. И так все ясно и понятно. Считаю собрание закрытым.
Ну, народ, конечно, похлопал докладчику и по домам пошел, рассуждая между собой — к чему, мол, этими цифрами мозги засорять, когда и так все видно.
Самодеятели
Самодеятельность, граждане, слово модное. Бывают такие, например, театры самодеятельные, кружки бывают, клубы…
В столицах это явление заурядное. Обычное явление. А вот в провинции это только что внедряется.
И веришь ли, читатель, слезы умиления на глазах появляются, когда узнаешь про провинциальную самодеятельность.
Скажем, Баку. Городишко не так уж чересчур большой. А тоже, поглядите, самодеятельность развивается. Газета «Бакинский рабочий» пишет:
Не так давно в Белогородском клубе им. Шаумяна по инициативе кружка друзей клуба проведен был вечер самодеятельности…
Далее газета сконфуженно продолжает:
Большинство членов кружка были пьяны. Между прочим, один из кружковцев до того договорился, что стал рассказывать анекдоты о евреях…
Ей-богу, слезы на глазах появляются. Кулаки сами собой сжимаются. Так бы вот взял этого самодеятельного еврейского анекдотиста, да в темном углу по мордасам, по мордасам.
Заметку свою газета заканчивает с легкой грустью:
На вечере за два часа выпито было 10 ведер пива.
Слезы на глазах появляются. В зубах легкий скрип. Кулаки сами собой сжимаются. Так бы вот взял эти 10 ведер, выпил бы, а после пустым ведром по головам этих самодеятелей.
Ах, ей-право, до чего в провинции эта самая, как ее, черт ее побери, ну, самодеятельность, что ли, внедряется!..
А так все остальное ужасно хорошо и благополучно. И дела идут, контора пишет.
Ключи на комоде.
Дорвались
Ух и накрутим же мы сейчас хвост ждановским мужикам!
Дайте, братцы, только отдышаться. Дайте только дух перевести. Очень уж мы, знаете, сердимся на этих ждановцев.
Сейчас объясним все по порядку: что, к чему и почему. Ну держись, ребята!
А есть, знаете, такое село Ждановка. И было в этом селе четыре трактора. Четыре новешеньких коммунальных трактора.
И пущай теперь ждановские мужики ответят, куда они, между прочим, щучьи дети, позадевали эти тракторы? Ась?
Ага, небось молчат. Корежатся от совести. Вот мы им еще пару поддадим. Хватай их за бороденки!
Так вот, между прочим, насчет этих тракторов.
Первый трактор у них, видите ли, сломался.
А отчего он, позвольте узнать, сломался? Не почесавшись, ведь и чирий не вскочит.
