— Не могим, дескать, братцы-сестрицы, повысить ставки, потому — убыточно. Не бейте, Христа ради, нас.
Члены говорят:
— Бить мы вас не станем. Неохота нам рук марать. А вопрос решим большинством голосов. Кто за увеличение ставок — поднимайте руки. Кто против — держите руки в карманах. Пущай все будет по закону.
Хозяйственники, натурально, лепечут в три голоса:
— Мол, братцы-сестрицы, рук-то у нас маловато. Всего три руки. А вас множество. Не переплюнуть же вас.
Председатель говорит:
— Ладно. Там разберем. Кто за?
Тут враз 75 рук поднялось. Только трое и были против. И то были хозяйственники. Председатель подсчитал руки и говорит:
— Ага, Бог правду видит…
Ну, тут же сразу на совещании и решили и постановили, чего хотели.
И все форменно по закону вышло.
Прямо не собрание, а дышло — как повернул, так и вышло.
С повышением ставок, граждане! С вас приходится.
Зеленый ужас
Такие дела, граждане, бывают на свете, что надо не менее трех бутылок пива подряд выкушать, прежде чем понять, что к чему и почему.
Да и то много ли поймешь после трех бутылок, раз башка, сами понимаете, крутится и вертится? Так ни черта и не поймешь.
Одна надежда, — может, какой-нибудь башковитый читатель подвернется и поймет все союзные тонкости.
Дело это случилось в Киеве. Был там такой безработный товарищ, Ваня Шевелев. Два года искал он работишки, тыкался на биржу — ни черта. Наконец посредбюро осчастливило Ваню Шевелева. Предложили ему место управдома в арендованном доме.
Сильно обрадовался Ваня Шевелев. Приступил к работе и, как честный, сознательный товарищ о союзе вспомнил.
«Надо, думает, в союз записаться. Вот-то там, поди, радуются».
Пошел Ваня Шевелев в союз.
— Будьте, говорит, любезны принять в члены. Потому как я выбыл в двадцать первом году по безработице.
В союзе говорят:
— Нету, говорят, принять не можем, как вы есть теперь администратор у частного лица.
Ваня Шевелев говорит:
— Здравствуйте! Какой я администратор, раз у меня под командой всего один дворник, и тот чуть по роже меня не бьет?
В союзе говорят:
— Не знаем. Подайте в крайнем случае заявление. Подумаем.
Проходит что-то неделя. И получается вдруг бумага из райкома домрабочих. Пишут арендатору:
Немедленно снять с работы т. Шевелева как не члена союза и заменить его членом профсоюза.
Побежал бедняга Шевелев поскорей в союз. А там ему говорят:
— Раз вы уволены, то и дело ваше не рассматривалось. Катитесь себе колбаской.
Охнул Ваня Шевелев и покатился. Прикатился домой, попрощался с арендатором и с квартирантами, нагрузил тележку своим барахлом и отбыл неизвестно куда.
Но это, дорогие, любезные товарищи, не все.
Ежели бы это было бы все, то мы и бумаги марать бы не стали. А нарисовали бы на этом месте какую-нибудь потешную рожу или вообще карикатуру на текущие события. Оно бы и смешней даже вышло.
Но тут дело оказалось важней какой-нибудь рожи.
Давайте вот мысленно представим себе, что получилось в арендованном доме.
Скажем, заявился на место уволенного голубчика Шевелева какой-нибудь товарищ из союза.
Служит он, например, месяц. После ему бумажка из союза: раз, мол, вы, собачий пес, теперь администратор у частного лица, то из союза вы увольняетесь.
Через неделю ему опять бумажка: раз вы, каналья, в союзе не состоите, то снимайтесь к черту с работы, не ваше, мол, место, мы лучше настоящего союзного парня поставим.
Ну, и поставят на его место настоящего парня, который в союзе состоит.
Послужит союзный парень неделю. После ему бумажка: раз, мол, вы, каналья и собачий пес, являетесь теперь администратором у частного лица, то из союза выпираетесь.
Выпрут из союза, а после ужаснутся, что несоюзный парень небо коптит, и снова погонят его с должности.
И так до двадцати раз.
Гаврила полагает, что на двадцать первом разе эта система не выдержит. Потому найдется же какой-нибудь уволенный парень, который сгоряча стукнет кого-нибудь, или в воздух выстрелит, или повесится на дверях союза. Тогда эту мрачную систему пересмотрят.
Ну а если такого парня не найдется, то придется Киев объявить на осадном положении. Иначе в короткое время по этой системе кучу союзного народа перепортят. Жалко же.
Стихийное бедствие
Поход против неграмотности, граждане, начинает принимать размеры стихийного бедствия. Вроде землетрясения.
Потому некоторые товарищи на местах наш дорогой лозунг «Долой неграмотность!» поняли несколько в буквальном смысле.
Раз, мол, «долой», то чего там, в самом деле, стесняться: крой, братва, до полной победы.
А в Новоузенске так даже наш дорогой лозунг на свой лад переделали:
БЕЗГРАМОТНЫЙ недостоин быть членом профсоюза.
Этак, говорят, мягче звучит и смысл конкретный получается: мол, обходи, братишка, стороной, пока кости целы!
А алтайские железнодорожники, те деловые ребята, совсем без лозунгов обошлись: зачем, говорят, драгоценные слова на ветер бросать! Академия наук 200-летие отпраздновала, а у нас неграмотными олухами хоть пруд пруди. Неловко как-то.
И вынесли алтайцы постановление:
Не принимать в члены союза неграмотных рабочих.
Но самые ужасные размеры все же это стихийное бедствие приняло в Енисейской губернии. Насчитывается даже пятьдесят две человеческих жертвы. Отчет Енисейского губотдела нарпита за второй квартал так и говорит:
С 1-го января ликвидировано 52 неграмотных.
Что же это, граждане-товарищи, получается? Новое бедствие на нас надвигается. Небось, иностранные капиталисты, акулы разные, уже ручки от удовольствия потирают: «Вот, мол, теперь крышка: сами себя ликвидируют».
Только шалишь! Не таков человек Гаврила, чтобы сидеть сложа руки.
Для начала он экстренно учреждает «Общество помощи пострадавшим от ликвидации неграмотности».
Вступайте, граждане! Общество строго добровольное, членских взносов не надо.
Вместо членских взносов присылайте лучше сводки, как у вас проходит стихийное бедствие и кто из «ликвидаторов» особенно отличается. Мы таких в «Бузотере» на красной доске черным печатать будем.
Дорогу таким Ломоносовым! Попутного ветру!
Опасная пьеска
Нынче все пьют помаленьку. Ну, и артисты тоже, конечно, не брезгают.
Артистам, может, сам Госспирт велел выпить.
Вот они и пьют.
Во многих местах пьют. А на Ср. Урале в особицу.
Там руководители драмкружка маленько зашибают. Это которые при Апаевском рабочем клубе.
Эти руководители, как спектакль, так обязательно даже по тридцать бутылок трехгорного требуют. В рассуждении жажды.
Ну а раз дорвались эти артисты до настоящей пьесы. Там по пьесе требуется подача вина.
Обрадовались, конечно, артисты.
— Наконец-то, — говорят, — настоящая художественная пьеса современного репертуара!
Потребовали артисты у клуба сорок рублей.
— Потому, — говорят, — неохота перед публикой воду хлебать. И вообще для натуральности надо обязательно покрепче воды.
Выдал клуб от чистого сердца двадцать целковых. Артисты говорят:
— Мало. Для наглядности не менее как на сорок требуется.
И приперлись эти артисты на спектакль со своими запасами.
Которые горькую принесли, которые — пиво. А некоторые и самогону раздобыли.
Вот спектакль и начался.
Мы-то на этом спектакле не были. И потому не можем описать в подробностях. Но один знакомый парнишка из зрителей сообщает нам с явным восхищением и завистью:
— По ходу пьесы спиртные напитки подавались в таком огромном изобилии, что к концу второго действия все артисты были пьяны вдребезги.
И еще спасибо, благородные артисты оказались. Другие бы, наклюкавшись, стали блевать в публику или, например, декорациями кидаться. А эти — ничего. Эти тихо и благородно, без лишних криков и драки опустили занавес и попросили публику разойтись от греха.
