— Да, — сказал Ларри, — я не пролил ни слезинки, когда Эрно отправился в ад.

На стойке подле него лежала утренняя газета. Под сгибом была фотография Коллинза и других, вкатывающих гроб Эрно в катафалк. Ларри накануне потребовалось все самообладание, чтобы не отправиться к собору Святой Марии с плакатом «Туда тебе и дорога».

— Мне этот сукин сын тоже не нравился, — сказал Айк. — Из-за того, почему его не взяли в полицию. Знаешь, будто мать держала его дома, когда остальные ребята шли играть. Я думал, у него создалось ложное представление о жизни. Сейчас говорить легко. Правда, — добавил Айк с улыбкой, — Эрно был не совсем уж плохим. Просаживал здесь много денег на пиво.

Айк походил на старого битника. На темени волосы у него вылезли, но с висков спадали на воротник серебристые пряди. Еще он носил козлиную бородку. Длинный фартук, казалось, не мыли целый месяц. Глаз, ослепший после ранения, был совершенно белым и время от времени непроизвольно двигался.

— Был ты здесь, когда он стрелял в того парня? — спросил Ларри.

— Здесь? Конечно. Но занимался тем же, что и сейчас. Ничего не замечал, пока не унюхал пороховой дым. Надо же, а? От выстрела небось штукатурка со стен осыпалась, но первое, что помню, — это запах. — Айк оглядел зал. — Вон сидит Гейдж, он стоял примерно в трех футах от обоих. И все видел.

Взяв пиво, Ларри пошел в ту сторону. Майк Гейдж служил в группе расследования имущественных преступлений в шестом участке. Считался образцом хорошего полицейского. Пробор в волосах у него, как у многих негров, казался прорубленным зубилом. Был тихим, ходил по воскресеньям в церковь, растил шестерых детей. Ларри считал, что тихие добиваются в работе наилучших успехов. Сам он, особенно когда был помоложе, слишком легко приходил в волнение. Майк всегда бывал спокойным. Многие полицейские озлоблялись. Служба в полиции редко оказывалась такой романтичной, как рисовалось воображению. Даже твои дети понимали, что легендарной личностью стать тебе не удалось. На твою долю выпали писанина и скука. Тебя обходили по службе те, у кого есть связи. Ты получал гораздо меньше денег, чем половина подонков, которых ловил. А когда тебе все надоедало, зарабатывать каким-то иным способом было почти невозможно. Но Майк был таким же, как Ларри, и по утрам с радостью надевал полицейский значок. Он до сих пор считал, что помогать людям быть хорошими, а не плохими — великое дело.

Майк сидел с группой полицейских из шестого участка, но потеснился, освобождая место рядом с собой. Один из членов компании, Мэл Родригес, протянул через стол сжатый кулак. Ларри ударил по нему в духе бейсболистов, вновь празднующих одержанную на прошлой неделе победу. Было шумно — из динамиков неслась громкая музыка, — и Ларри пришлось придвинуться вплотную к Майку, чтобы им слышать друг друга. С минуту они говорили о том, каким странным оказался Эрно.

— Айк говорит, ты был рядом, когда Эрно ранил того типа, Фаро Коула?

— Ларри, я давно уж на службе, как и ты, и честно скажу — пуля ни разу не пролетала от меня так близко. — Майк улыбнулся, глядя в кружку с пивом. — Этот дурачок Фаро, которого ранил Эрно, развопился, будто арабка. Сначала-то Эрно вырвал пистолет у него из руки и вытолкал его наружу, потом вдруг оба вернулись — и выстрел. Примерно в трех футах от меня.

Майк указал в сторону боковой двери, возле которой тогда сидел.

Ларри задал один из вопросов, которые долгое время не давали ему покоя: почему против Фаро не выдвинули обвинения за угрозу Эрно?

— Мы все сочли, что это дело прошлое. Да и Эрно не хотел никаких обвинений. Как только мы отняли пистолет, Эрно начал орать над лежащим.

— По-моему, Эрно говорил, что то была самозащита.

— Да. Но он твердил, чтобы мы оставили парня в покое.

— Что-то не очень логично.

— Ты из группы расследования убийств, тебе виднее, только не думаю, что в таких делах есть смысл искать логику.

Ларри ненадолго задумался. Здравый смысл подсказывал ему остановиться на этом, но даже в пятьдесят четыре года он не научился прислушиваться к голосу осторожности.

— Майк, тут вот какое дело. Мне начинают сниться дурные сны. И нужна помощь в одном деле. Смог бы ты узнать этого типа? Фаро?

— Четыре года, Ларри. Может, Мэл смог бы. Голова Фаро лежала у него на коленях четверть часа, пока мы ждали «скорую».

— Пойдемте к стойке, угощу обоих пивом.

Айк убрал сегодняшнюю «Трибюн», но быстро нашел ее.

— Вот этот парень, — сказал Ларри, показывая первую полосу Гейджу и Родригесу. — Скажите, он не похож на парня, в которого стрелял Эрно?

Родригес опустил взгляд раньше Гейджа, но на лицах обоих было одинаковое выражение. Ларри показывал Коллинза на фотографии с похорон Эрно.

— Черт, — произнес Ларри. Однако в голове вертелись прежние мысли. Фаро был агентом бюро путешествий, Коллинз тоже. Рост, возраст, раса совпадали. У Фаро, как и у Коллинза, адвокатом был Джексон Эйрз. «Фаро Коул» звучало как перевернутое «Коллинз Фаруэлл», обычное дело с псевдонимами. И для преступника, только что вышедшего из тюрьмы, как Коллинз в девяносто седьмом году, было естественно взять вымышленное имя, чтобы сбить с толку полицейских и инспекторов по надзору, если на чем-то попадется. Но больше всего беспокоило Ларри воспоминание, пришедшее в голову, пока он работал шкуркой: слова Коллинза о том, что Иисус вошел в его жизнь вместе с пулей в спину.

Родригес попытался утешить его.

— Не нужно доверять глазам по прошествии четырех лет, даже если это глаза полицейского.

Ларри вышел наружу позвонить по сотовому телефону. Тучи, темневшие высоко в небе, напоминали гневно вставшего на дыбы жеребца. Ночью могла разразиться гроза. Потом он вернулся к настоящему и скрипнул зубами.

Проклятое дело.

— Не пора ли покинуть кабинет?

После окончания рабочего дня Мюриэл при каждом звонке поспешно хватала телефонную трубку. Ларри не назвал ее по имени, не поздоровался, но голос его звучал уютно, привычно. Она ждала его звонка несколько дней, и у нее тут же упало настроение, когда он добавил:

— Здесь люди, с которыми тебе нужно поговорить.

Мюриэл не удалось подавить досады в голосе, когда она наконец спросила, где он, черт возьми. Оказалось, в баре.

— У нас есть проблема? — спросила она.

— Куча неприятностей, — ответил Ларри. — Нет. Гора.

Проблема у них была.

— И если тебя не затруднит, — добавил Ларри, — прихвати старое досье Коллинза, которое мы собрали, когда ездили к нему в тюрьму.

Он сказал ей, где лежит папка.

Полчаса спустя, войдя в старую дубовую дверь бара, Мюриэл ощутила в зале какую-то наэлектризованность. В полиции округа Киндл существовало два направления мыслей о ней: одни относились к ней хорошо, другие ее ненавидели. Вторые на работе сдерживали свои чувства, но в свободное время не считали нужным их скрывать. Они помнили дела, которые она отклоняла, жесткие линии, которые проводила и нередко навязывала их работе. Их мир был слишком уж мужским, чтобы спокойно сносить наказания — или инициативу, — исходящие от женщины. Она могла согласиться с ними, что зачастую бывала упрямой, даже несносной, но в глубине души знала, что главная причина их упорных взглядов сводилась к мысленному раздеванию.

Ларри сидел у стойки. Комбинезон его выглядел так, словно он валялся в муке. Волосы были белыми от пыли.

— Позволь мне догадаться. Ты собираешься быть обсахаренным пончиком в канун Дня всех святых.

Ларри как будто не понимал шутки, пока не взглянул в зеркало над стойкой, да и тут не особенно развеселился. Объяснил, что весь день тер стены наждачной шкуркой, но беспокоил его явно не внешний вид.

— Что стряслось? — спросила Мюриэл.

Он неторопливо рассказал ей все по порядку. Когда закончил, она села рядом с ним, чтобы не приходилось кричать.

— Ты считаешь, что Эрно Эрдаи стрелял в своего племянника?