— Ты всегда была очаровательной, — сказал Артур.

— Никогда не чувствовала себя очаровательной.

— О, там ты бывала царственной. Право же. Я обожал тебя.

Артур чувствовал себя словно школьник, стоящий возле стола учительницы, но его смущение лишь вызвало у Джиллиан беглую улыбку. Разумеется, «обожал» было не то слово. Увлечения Артура редко бывали столь невинны. Фантазии его были пылкими, страстными, снедающими. Большую часть жизни с тринадцати лет он примерно каждые полгода влюблялся в прекрасную, недосягаемую женщину, заполнявшую его сознание, словно мираж. Джиллиан Салливан, королева здания суда, обладавшая поразительной внешностью и отпугивающим умом, как нельзя лучше подходила для этой роли. Артур увлекся ею вскоре после того, как был назначен в ее зал. На заседаниях и совещаниях, находясь близко к судье, всегда утонченно одетой и сильно надушенной, он часто бывал вынужден класть блокнот так, чтобы скрыть начинающуюся эрекцию. Вряд ли он был единственным обвинителем, остро ощущавшим плотскую притягательность Джиллиан. Мик Гойя, как-то подпив в таверне у здания суда, наблюдал, как Джиллиан проходит мимо, холодная и изящная, как пальма. «Я бы стал трахать стену, — сказал он, — если б думал, что за стеной эта женщина».

Джиллиан даже после падения со своей вершины еще долго волновала Артура. Из-за своих неприятностей она сильно похудела, но выглядела гораздо лучше, чем несколько лет назад, когда Артур видел ее побледневшей, с испитым лицом. И теперь он был радостно взволнован ее появлением.

Вошла Памела и очень холодно, даже не улыбнувшись, пожала ей руку. Уже того, что эта женщина приговорила Ромми к смерти, было достаточно, чтобы Памела считала ее своим врагом. А когда Артур объяснил ей положение Джиллиан, она ужаснулась. Судья, бравшая взятки! Наблюдая за ледяными манерами Памелы, Артур понял, что Джиллиан должна часто вызывать такую реакцию, особенно появляясь в святилищах закона. То, что она приехала, было мужественным поступком.

Все трое сидели у торца гранитного стола, куда падали медно-красные лучи заходящего солнца. Артур сказал Памеле, что, видимо, их встреча десять дней назад заставила судью Салливан вспомнить какие-то подробности. Но Джиллиан открыла застежку сумочки.

— Думаю, вам следует это прочесть.

Она выложила на стол белый конверт. И еще до того, как придвинула его Артуру, он увидел в верхнем левом углу отпечатанный адрес редьярдской тюрьмы, а внизу написанный от руки номер камеры заключенного.

В конверте лежало письмо, датированное мартом этого года, написанное аккуратным почерком на двух желтых листах. Артур стал читать, Памела встала за его плечом.

Уважаемая судья!

Меня зовут Эрно Эрдаи. Я заключенный в корпусе строгой изоляции редьярдской тюрьмы, отбываю десятилетний срок за причинение тяжких телесных повреждений, выстрел в человека в состоянии самозащиты. Срок кончается в апреле 2002 года, но я вряд ли доживу, потому что у меня рак и вообще скверное здоровье. Может, вы не помните, но я был заместителем начальника службы безопасности авиалинии «Транснэшнл эйр», главным в аэропорту Дюсабль, и несколько раз бывал у вас в судебном зале, когда мы подавали жалобы на происшествия в аэропорту, в основном на нарушающих правила пассажиров. Но я не собираюсь предаваться воспоминаниям, хотя, если вам интересно, времени для этого у меня полно. (Шутка.)

Пишу я вам потому, что располагаю некоторыми сведениями относительно одного дела, которое вы слушали и приговорили подсудимого к высшей мере. Он сидит в камере смертников и первый в списке на исполнение приговора, поэтому дело срочное, так как, думаю, то, что я должен сказать, будет иметь большое значение для судьбы этого человека.

Я не хочу вести об этом речь с кем попало и, честно говоря, никак не могу привлечь внимание тех, кого нужно. Два года назад я написал детективу, который расследовал это дело, Ларри Старчеку, но теперь я интереса для пего не представляю, потому что не могу принести ему никакой пользы. Писал и в Службу государственных защитников, но эти люди не отвечают на письма своих клиентов, тем более заключенного, о котором даже не слышали. Может, причина в том, что много лет был наполовину полицейским, но я ни разу не встречал адвоката, которому бы симпатизировал или доверял полностью. Возможно, в этом смысле вам больше повезло. Но я отклонился от темы.

Не будь у вас своей проблемы, я, наверное, написал бы вам уже давно. Слышал, вы уже освободились, и мне теперь проще обращаться к вам. Заключенные не судят. Надеюсь, вы возьмете на себя труд исправить то, о чем в свое время не имели верных сведений. Письма, которые я отправляю отсюда, проверяются — вы и сами, наверное, знаете это, — так что, пожалуй, больше ничего сообщать не буду. Неизвестно, как в здешней администрации среагируют на такие вещи. Путь не близкий, но вам следует приехать сюда и выслушать все в личной беседе. Если посмотрите мне в глаза, то поймете, что я не обманываю.

Искренне Ваш

Эрно Эрдаи.

Памела сжала плечо Артура, видимо, когда дошла до того, что сведения, которыми располагает этот заключенный, будут иметь большое значение для того, состоится ли очередная казнь. Он подумал, что нужно снова напомнить ей об осторожности. Ромми даже не упоминался в письме. И каких только розыгрышей не устраивали заключенные, буквально худшие люди на свете.

Джиллиан ждала их реакции. Артур спросил, вспоминается ли ей хоть как-то Эрно Эрдаи, но она покачала головой.

— И почему ты уверена, что он ведет речь о моем клиенте?

— Артур, я вынесла всего два смертных приговора, другого осужденного, Маккессона Уинго, казнили в Техасе много лет назад. К тому же его дело расследовал не Старчек.

Артур повернулся к Памеле, ожидая ликования, но она разглядывала конверт, в котором пришло письмо Эрдаи, сосредоточась, видимо, на почтовом штемпеле.

— Значит, вы получили его в марте? — Она смотрела Джиллиан в лицо. — И два месяца ничего не предпринимали?

Ее вызывающий тон удивил Артура. Памела обычно держалась в присущей ее поколению манере, со сдержанным дружелюбием. Это означало — ничто в жизни не стоит нервотрепок.

— Теперь все мы здесь, — мягко сказал Артур. Однако Памела определенно была права. Джиллиан слишком долго решала, что делать с этим письмом.

— Я восприняла его всерьез после нашей встречи, — сказала Джиллиан Артуру.

Памелу это не удовлетворило.

— Но так и не съездили туда повидать этого человека?

Джиллиан нахмурилась.

— Это не мое дело, мисс.

— А смотреть, как казнят невиновного, — ваше?

— Перестань, ради Бога!

Артур сделал Памеле останавливающий жест, словно уличный регулировщик. Она умолкла, но все-таки бросила злобный взгляд в сторону бывшей судьи. Артур спросил Джиллиан, можно ли Памеле сделать копию письма, та, прикрывая лицо тонкой веснушчатой рукой, кивнула. Когда Памела схватила листы, Артур был уверен, что Джиллиан Салливан недоумевает, с какой стати взяла на себя труд приехать.

В то время, когда Джиллиан была обвинителем, а затем судьей, у нее существовало твердое правило: всегда сохранять спокойствие. Какими бы ни были подлыми подсудимый или адвокат, она не доставляла им удовольствия эмоциональной реакцией. Когда молодая помощница Артура выходила широким шагом из зала, первым побуждением Джиллиан было дать ей совет: будьте сдержаннее.

— Что она у тебя такая необузданная? — спросила Джиллиан после того, как громко хлопнула дверь.

— Хочет стать знаменитым адвокатом, — ответил Рейвен. Судя по тону, это была не совсем похвала.

— Артур, я до сих пор постоянно получаю письма от заключенных. Даже не знаю, как они находят меня. И в них сплошная бессмыслица.

В письмах были, как и следовало ожидать, сексуальные фантазии, вызванные памятью о красивой, облеченной властью женщине. Несколько обращений, отправленных в тщетной надежде, что теперь, зная, каково в заключении, она может пересмотреть некоторые обстоятельства дела и смягчить приговор.